Обреченная. Наперекор судьбе. Роддом

Всего полчаса назад в родильном зале раздавались громкие голоса акушерок. Они решали судьбу Марины и ее ребенка. Не стесняясь в выражениях, акушерки ругались и советовались друг с другом. Все шло гораздо сложнее, чем представлялось вначале. Малыш был обвит пуповиной, и выходил тазом, а не головкой.

– Докрутился! – подумала Марина.

Она уже ничего не чувствовала, кроме боли, раздирающей внутренности на огромные, кровавые куски плоти. Ей казалось, что вся она давно уже разорвалась и вдоль, и поперек, и от нее самой уже ничего не осталось – только безумная боль и этот комочек внутри, желающий поскорее убить свою мать.

Акушерки тоже устали, они орали громко и злобно:

– Тужься сильней, дура, а то ребенка задушишь!

– Хоть бы задохнулся … – промелькнула гадкая мысль сквозь пелену тумана, застилающего мозг.

Марина была неимоверно измучена – и морально, и физически. Двадцать четыре часа она уже провела в родильном зале, с того момента, как схватки стали становиться все сильнее и сильнее. Двадцать четыре часа беспрерывной, только усиливающейся и взрывающей мозг немыслимой боли. Ведь обещали сначала кесарево сделать – почему передумали? Эскулапы чертовы!

– Господи, неужели это никогда не закончится? – обратилась Марина к невидимому Богу, надеясь, что он поможет.

– Я буду вести себя хорошо, я стану правильной и самой лучшей, я сделаю все, что ты хочешь, только помоги мне! Господи, прошу тебя, помоги!

Внезапно боль отпустила ее. Санитарки шлепнули чужое, мокрое и скользкое существо ей на живот. Сейчас она просто ненавидела его лютой ненавистью.

– Волосатый какой! Мальчик! – обрадовались акушерки, – здоровенький, и весит четыре килограмма, не меньше! Настоящий богатырь! Как у такой худышки с узким тазом мог родиться такой крупный ребенок?

– Кто ж ты такой, мальчик-несчастье? – поприветствовала мать сына.

Она была не в силах даже взглянуть на него. Санитарки приложили ребенка к ее груди. Она вздрогнула от острой и резкой боли, когда он неожиданно и внезапно присосался к соску.

Через несколько минут, показавшихся вечностью, Марину отвезли на каталке в коридор, а маленького уродца с карими глазами, покрытого длинной пушистой шерстью, куда-то унесли.

– Вот и сбылась твоя самая заветная мечта, – с горечью сказала себе Марина. – Почему ты не радуешься? Ты должна сейчас плакать от счастья, мамочка.

Она успела прикрыть глаза и замерзнуть, как ее опять куда-то повезли, и медленно, осторожно переложили на нормальную, покрытую белой простыней, койку, а не на ставшую уже привычной за последние сутки жесткую медицинскую кушетку.

– Наконец-то, хоть одеялом накроют, – обрадовалась Марина. У нее сейчас не было других желаний, кроме как поспать хотя бы десять минут.

– Все-то тебе не так, принцесса на горошине! – вздохнула санитарка, когда Марина попросила поправить одеяло.

Не успела она немного отдохнуть, как маленького монстра принесли кормить – он снова впился в ее набухший сосок, причиняя неимоверную боль.

– Как волчонок, – подумала Марина, – у него вроде и зубов-то не должно еще быть. Чем же можно так больно кусаться?

Подозвали к телефону – звонил супруг.

– Ну, как ты там, малыш? – срывающимся от волнения голосом произнес муж, которого теперь, конечно, она потеряет навсегда. Но у него был такой любимый, родной, заставляющий забыть все тревоги, голос:

– Мы уже все знаем, что мальчик – три восемьсот и пятьдесят четыре сантиметра. Я неимоверно счастлив! Покажешь в окошко?

– Конечно! – невольно заулыбалась Марина, – приходи после ужина, его пока унесли. Я тоже очень-очень счастлива!

Положив трубку, она разразилась рыданиями. Даже боль от прошедших родов не была такой сильной и мучительной, как всепоглощающая душевная боль, которую она сейчас испытывала.

Ей казалось, что весь мир внезапно стал злым и враждебным, а этот ребенок появился на свет, чтобы принести ей одни несчастья.

– Ну, ладно, – опять сказала она себе, – жизнь продолжается. Ребенок ни в чем не виноват.

– Главное – что не негр, – мысленно усмехнулась она, вспомнив слова умудренной опытом докторши.

Вечером умытая и немного отдохнувшая Марина держала на руках маленький комочек, завернутый в кучу пеленок и больничное одеяло. Горячо любимый муж стоял внизу и махал руками. Он прыгал от радости, даже не собираясь скрывать, насколько счастлив.

Теперь нужно было научиться любить этого ребенка, и навсегда забыть о том, кто его отец. В ней всё еще роились сомнения насчет отцовства, и оставшееся время пребывания в роддоме Марина засыпала с надеждой проснуться утром и увидеть в сыне черты обожаемого и боготворимого мужа.

– Может быть, вовсе не такой уж он и черный? – успокаивала она себя, пристально глядя на малыша.

– Может быть, это сейчас глаза у него карие, а чуть-чуть подрастет, и они станут голубыми, как у мужа? Все младенцы рождаются с темными глазами.

В глубине души она знала, что ничего не поменяется, волосики из цвета воронова крыла никогда не станут русыми, а глаза никогда не изменят свой цвет. У чьего-то другого сына, может быть, и поменялись бы, но не у ее ребенка.

– Не с моим счастьем, – подумала Марина, и вспомнила слова Ленки.

– Мы – сироты, и никому на свете не нужны.

Они не нужны, а что говорить о маленьком ребенке?

Только с Мариной могла произойти такая нелепая, жуткая и трагическая случайность. Случайности в ее жизни никогда не предвещали ничего хорошего. Хоть бы одна случайность была не гадкой, не подлой, а радостной.

На выписку муж пришел с огромным букетом роз, и все не мог от нее и от сына оторваться, беспрерывно обнимая и нежно целуя их обоих.

Подруга тоже была здесь – неизменная Ленка, которую, видимо, сам Дьявол подослал в ее жизнь. Вместе с Маратом.