Взрослые и живые с точки зрения детского психолога

  Это небольшой литобзор, центральным событием которого является книга Сергея Кузнецова "Взрослые и живые".  Я ждала эту книгу давно. Конечно, не именно ее, а ТАКУЮ книгу, одно название которой уже вызвало желание с ней познакомиться. Такую, название которой не обмануло, которая стала еще одной из самых важных. Но в статье речь пойдет не только об одной этой книге. Если речь пойдет о Фоме, тут же вспомнишь о Ереме.

  В первой части трилогии легко узнаваемо описание доперестроечной жизни советской страны -  скромной, небогатой, мирной, вроде, вполне счастливой. Это одна половина известного мира, мир живых. И есть Заграничье, мир мертвых, в который уходят из мира живых.
  Не все так просто в мире мертвых. Внешне он очень привлекателен для многих, особенно молодых, обитателей мира живых. Там шикарные вещи и масса технических приспособлений. Там есть гаджеты и компутеры у каждого, а не только в классе информатики. Неформалы «смертники», разновидность готов, романтизируют смерть и стремятся к ней. Дети вызывают привидение и получают мертвого мальчика. Мама одного из главных персонажей, Гоши, уходит в экспедицию и пропадает, возможно, оставшись в Заграничье или затерявшись в промежуточных мирах.  Гоша с друзьями, Левой, Мариной и Никой, отправляются спасать ее.
 
  По ходу повествования сплетается интрига вокруг этой отважной четверки, злой гений из мертвого мира пытается, используя детей, узурпировать власть над обоими мирами, насылает на них зомби, упырей и прочую опасную нечисть. Подростки не могут доверять никому из взрослых, т.к. взрослые -  «они слишком напуганы». Напуганы запретом на обсуждение мира мертвых, пропагандой ценностей живого мира. Эти же ценности вызывают все большее сомнение у подростков, которые, как и во все времена, не хотят жить в клетке, Ника хочет открыть Границы, чтобы мир стал единым, Открытым.
  Их ценности формируются и меняются по ходу повествования. Они сумели дружбу поставить выше эгоистических мотивов, в них зарождается первая робкая и застенчивая любовь, они хотят понять, как дальше жить, если взрослые не всегда правы. А, главное, как не забыть, став взрослыми, что они хотели изменить мир, как не перестать быть живыми...
 
  Возможно, квинтэссенция этой проблематики обнаружится в содержании разговора мамы Гоши с сыном и его друзьями, в котором она описывает суть мира живых:

  «Мы живем в зеленом городе, где всем хватает места. Вокруг наших домов растут деревья и кусты, зеленеют газоны, всего лишь несколько машин стоят у подъезда.
В магазинах продаются живые вещи, настоящие, наши вещи. Их всем хватает. Да, конечно, мертвые вещи красивей, нарядней – но ведь и их можно достать, правда?
   Не всем достается – ну и ладно. Мы-то сами – живые, зачем нам столько мертвых вещей?
   
   И мира мертвых...
   "Ты говоришь: Открытый мир, мир без Границы.
   Я там побывала. Я видела этот мир.
   В этом мире заправляют мертвые. Мертвых намного больше, чем живых. Они заполонили наши скверы, наши парки и бульвары, наши улицы и площади. Они привезли с собой мертвые машины – быстрые, красивые, убивающие все живое. Во дворе, где раньше играли дети, где гуляли матери с малышами, – там парковка мертвых машин. На улице, где раньше проезжала одна-две машины, мертвые автомобили стоят сплошной чередой, днем и ночью... Они завесили окна наших домов своими мертвыми рекламными плакатами. Хуже того – они снесли наши старые дома, они построили на их месте новые, мертвые. Построили, чтобы мы в них работали. За эту работу они платят нам мертвые деньги – а, чтобы нам было на что их тратить, на наших площадях они построили свои магазины и там за свои мертвые деньги продают нам свои мертвые вещи.
  Вместо пяти живых высоток они возвели десятки мертвых зданий, огромных, до  самого неба. Живые люди не могут жить в таких домах. Это – дома для мертвых. Наш город – это город мертвых.
  Где были живые уютные дворы – там мертвые здания.
  Где были просторные площади – там мертвые магазины.
  Где были широкие, свободные проспекты – там стойбище мертвых машин, неподвижных, ночью и днем.
  Где были кусты и деревья – там только газ и гарь.
  Мы боимся ходить по нашим улицам.
  Мы боимся заходить в наши подъезды.
  Мы боимся отпускать из дому наших детей.
  Если бы ты жил в этом Открытом мире, я бы не позволила тебе одному даже идти в школу. Потому что мертвые ходят по городу – такие, как Орлок. Они ищут себе поживу, ищут жертву, жаждут крови, живой плоти.
   Я не отпустила бы тебя на улицу, сынок.
   Я бы сказала: сиди дома, читай книги.
   Но они отняли у нас и наши книги. Вместо них они дали нам миллионы мертвых книг.
  ...Они вошли в каждый дом: с экрана телевизора,со страниц газет, с вращающихся дисков интердвижков.
  Мертвые отняли все, что у нас было: наши книги, наши фильмы, наши улицы. Нашу работу. Наши дома. Наш город. Нашу жизнь».

  Гошина мама продолжает: «Они захватили все. Открытый мир, девочка? Мир без Границы? Ты не захочешь жить в этом мире, поверь мне».
 
  Я читаю речь женщины, побывавшей в обоих мирах и понимаю, что это наш нынешний мир во всех его подробностях она описывает, историю вытеснения детворы из зеленых дворов и улиц армадами машин в дикость резерваций виртуального мира, который пытаются сейчас запрещать или хотя бы контролировать.

  А дети выросли в клетке, стали подростками и больше на клетку не согласны, и Ника почти кричит в ответ Гошиной маме:
– Но вы же ничего не изменили... вы только увидели что-то! Вы даже не знаете –  что это было! Вы, вы… просто испугались!

  «Она меня не убедила, думает Ника. Она просто сломалась. А я – не сломаюсь. Я – сильная, я ничего не боюсь».
  Такая наивная и бескомпромиссная сила внутреннего убеждения бывает только в юности, она входит в конфронтацию с конформизмом взрослых, мотивированных отчасти заботой о детях, отчасти — о собственном комфорте.
  Мы увидим в книге, куда заведет детей сила их убеждения и крепко задумаемся над тем, что могли сделать взрослые, чтобы дети не оказались в такой опасности.

  Опасностью становится почти беззащитная игра со смертью, заигрывание с миром мертвых. Автор обозначает тему притягательности смерти и суицида. Лёля-Аннабель — неформалка-смертница в черно-серебряной одежде режет себе руки и втягивает в эту игру четверых друзей, математичка Зиночка становится уязвимой в ситуации любовной драмы и перестает хотеть жить. Так думают дети. Возможно, они ошибаются. Зиночка выскочила перед зомби с криком «ведь это же дети!», прикрывая собой Марину, и мотив нежелания жить трагически совпал с необходимостью этого подвига.

  «Ника слушает, как плачет Зиночкина мать, и повторяет про себя: самоубийство – самая большая глупость, которую может сделать человек. Почему-то она вспоминает, как тогда, летней ночью на Белом море, сидела, обнявшись, с Зиночкой и вдруг увидела настоящий мир без границ – единый мир, связывающий всех ушедших и всех живых, мир, в котором жизнь бесконечной лентой вьется через смерти и рождения, мир, где смерть – только запятая в нескончаемой цепи причин и следствий».
  Так, через размышления Ники, автор сумел выразить свое отношение к ценности продолжения и смысла жизни. Что, надеюсь, не даст минобровским запретителям повода сделать с книгой то же, что с японским анимэ и одноименной мангой «Тетрадь смерти».

  В книге отражена сильнейшая борьба мотивов изменения — стагнации, по сути дела, гегелевских законов диалектики, которые никто не отменял: единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные... Автор не дает нам готового ответа: кто из спорящих прав, а кто — не прав. Нам самим предстоит ответить на этот и многие другие вопросы. Потому что это не руководство по выращиванию цыплят-бройлеров, а художественное произведение, призванное будоражить наше сознание, сдирать струпы с наших гнойных душевных ран, открывая их живительному кислороду и чистой воде повествования.

  «Но я больше не хочу менять мир, – говорит Марина. – Если менять мир, слишком много людей зря пропадут. Как Алурин, как Зиночка.
– Да ладно тебе, – отвечает Ника, – на самом деле ты тоже хочешь изменить мир. Мы бы все хотели его изменить, но боимся, что у нас не хватит сил. Потому что мы – только дети. Так давайте, когда вырастем, не забудем, что мы хотели: изменить этот мир».

   В мертвом мире жизнь, ее тонкие нюансы и неспешный фототропизм, убиваются скоростью, яркостью, интенсивностью. Восприятие предельно упрощается  - психология проститутки из «Ямы» Куприна: «что сладко, то вкусно, что красно, то красиво».
  А детский мозг генетически запрограммирован на естественный и неспешный темп развития, это случилось десятки тысяч лет назад,  другой генетики у нас просто нет... В мире не вполне живых матерей и отцов жизнь, развитие ребенка, его стремление к свету и теплу постепенно заменяется шумной и нарядной движухой (айфон с мультиками, платье принцессы в пол, день рождения с аниматором в развлекательном центре), нежность маминой руки — бутылкой водки, мягкая и добрая сила ее голоса — солью в вену...

  У детского психолога кроме пафосных и эмоционально насыщенных рассуждений есть еще инструменты измерения для формирования доказательной базы.
  Исследования Л.А. Ясюковой из Петербурга о понятийном мышлении, как предтечи социального интеллекта, того самого, который помогает нам понимать друг друга и сосуществовать друг с другом, заботиться о своих потребностях и не забывать о чужих правах, основаны на предшествующих работах Л.С. Выготского. Лев Семеныч утверждал, что только 20% взрослого населения обладает сформированным понятийным мышлением, живым мышлением, способным устанавливать верные причинно-следственные отношения в мире и иерархию в системе объектов и ценностей.
   А Людмила Аполлоновна много лет спустя, в прошедшие нулевые, с большим огорчением отмечала с каждым годом все ухудшающееся состояние этого мышления у студентов ВУЗов и людей с высшим образованием. Теперь эти 20% остались только среди людей высоко образованных, а в общей массе это даст очень узкий сектор на диаграмме.
  И это подтверждение описанного Кузнецовым Открытого мира, в котором доминируют мертвые ценности.

   Для иллюстрации проведем два простых эксперимента.
   Первый: на картинке четыре объекта — самолет, гвоздь, оса и вентилятор. Вопрос: какие три из них можно объединить в группу с общим признаком, и какой станет лишним в этой компании? Каждый может обдумать свой вариант или даже варианты, во втором случае нужно сделать выбор в пользу одной из версий, как более верной.
   Второй: это методика незаконченной сказки (автор Луиза Дюсс). Представьте, что мальчику (или девочке, в зависимости от того, кто вы) однажды подарили слоненка (любая ваша фантазия или даже две). Мальчик потом какое-то время находился в отлучке, а когда вернулся, обнаружил, что слоненок изменился. Как изменился слоненок? И другая сказка о птичьей семейке: в лесу на дереве есть гнездо, в нем живет птичья семейка — папа, мама и птенчик. Погода портится, налетает ветер и ломает ветку с гнездышком. Что будет с птенчиком?

   Через некоторое время мы вернемся к обсуждению возможных результатов.

   А пока приведу цитату из предсмертной записки 15-летней девочки своим родителям. Потом она выбросилась из окна и погибла, умница, отличница, активистка, звездочка, гордость школы...  «Я знаю, что вы любите свою дочь, но не того человека, которым она становится». Страшные слова, потому что родители несомненно на свой лад любят своего ребенка, такого, каким они его могут принять.

   Принятие, вот ключевое слово для того процесса, который должен произойти, чтобы ребенок вполне почувствовал свое право на место в этом мире других живых людей. Или, при его отсутствии, отвержении его бунтарского духа и желания изменять мир, безнадежно уйти в мир мертвых, где, по крайней мере, уже никто не докопается. Или можно просто стать таким же мертвым, как родители, которые перестали думать, мечтать о чем-то, кроме удачной карьеры для своего ребенка, его идеальной включенности в механику отлаженного движения по жизни.

  Теперь, как было обещано, перехожу от Фомы к Ерёме. Не могу обойтись без аллюзии на детскую книжку В. Драгунского «Денискины рассказы». Как хотите, считаю ее великой книгой хотя бы из-за одного рассказа, второго по счету «Он живой и светится». Вот самый конец рассказа о том, как Мишка выменял у Дениски новенький самосвал на светлячка в коробке:
  «И мама погасила свет, и в комнате стало темно, и мы стали вдвоем смотреть на бледно-зеленую звездочку.
  Потом мама зажгла свет.
  -Да, - сказала она, - это волшебство! Но все-таки как ты решился отдать самосвал за этого червячка?
  - Я так долго ждал тебя, - сказал я, - и мне было так скучно, а светлячок, он оказался лучше любого самосвала на свете.
  Мама пристально посмотрела на меня и спросила:
  - А чем же, чем же именно он лучше?
  Я сказал:
  - Да как ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!..»

   После этой цитаты уже можно вернуться к нашим экспериментам и обсудить их результаты. Эксперименты были проведены с детьми разных возрастов и их родителями, целыми классами, с 5-х по 11-е, пациентами наркологического диспансера, в котором я работаю больше четырех лет. Последняя группа представлена для сравнения, как склонная к пассивному суициду. Доказано, что систематическое употребление алкоголя и наркотиков отражает отказ человека вступать с жизнью в реальные отношения, он становится ушельцем от нее.
   
  Итак, весь наш диспансер, за единичными исключениями, дружно выбирает гвоздь, как первый вариант. Объяснение чаще всего следующее: они, т.е. остальные (самолет, оса и вентилятор) движут воздух, а гвоздь не делает этого. Единичные испытуемые диспансера и почти все дети старшего дошкольного и младшего школьного возраста уверенно исключили осу. Не поверите, потому что оса живая, а все остальные это вещи, неодушевленные. Получается, одни люди (они сами еще в основном живые с сточки зрения на их способность к внутренней эволюции) опираются на признаки живое-неживое, а другие — на признак движухи, имитации жизни. И внутренняя эволюция не является их основной движущей силой. Многие наркоманы, приглашая соупотребителя на очередной сеанс, так и говорят, что идут на движуху. Которая дает вместо радости веселье или покой или очарованность.

  Я называю такое состояние когнитивного искажения, такого нарушения понятийного мышления синдромом бесприданницы, по названию пьесы Островского, более известной широкой публике в виде фильма Эльдара Рязанова «Жестокий романс». Лариса ищет только любви, любит сама, и думает, что любима. Она не выдерживает удара судьбы, когда понимает, что любимый с ней просто поиграл и оставил. Ее система ценностей рухнула, теперь она принимает новую реальность, что она вещь, но вещь дорогая. В этой реальности много денег, драгоценностей, роскоши, суеты, веселья, но больше нет любви, да и жизни тоже нет... Как не стало ее у Ларисы.

  Чем старше дети, тем чаще появляется выбор гвоздя среди прочих носителей движухи. Когда мама с ребенком на приеме, я обоим даю это задание и иногда с большим огорчением вижу, что ребенок еще выбирает осу, еще отличает живое от неживого, и добро от зла. А мама... выбирает гвоздь и жалуется, что ребенок ее не слышит, не слушает, своевольничает. Я еще не придумала, как лучше сказать маме, что он просто жить еще хочет, быть живым, а не послушным, своей живой собакой, а не маминым мертвым львом.
  Иногда мама с удивлением и растроганно смотрит на своего ребенка и соглашается с его версией, расстроившись, что сама не догадалась. И это просто прекрасно для их отношений и жизни в целом.
  Выбор гвоздя означает прекращение развития, как важнейшей части жизни, застывание в качестве детальки общественной машины, бездушной и смертоносной.
 
  Сказка про слоненка так же расскажет нам о внутренней программе развития человека. Вот сравните две версии. Первая: слоненок запылился или у него оторвались уши, хобот. Авторы поясняют, что это игрушка. Вторая: вырос! Потому что он живой. Все остальные версии это бесчисленные варианты дилеммы живого и неживого.
  Мама приводит на прием дочь 9 лет, со страхами. Обе сочиняют истории. У дочки слоненок очень сильно вырос (как и сама девочка), а у мамы стал грязным и поистаскался (игрушка). Оказалось, что у самой мамы, жуть, какие страхи, а дочь унаследовала ее богатое воображение, но еще не отказалась бороться за свое право быть живой.

  Все эти результаты способствовали тому, что выстроилась картина постепенного накопления искажений мышления в психике взрослеющих детей. Не просто стать взрослым и при этом остаться живым, продолжающимся развиваться и радоваться всякой новизне мира.
  А что до традиционных технологий взросления — инициации подростков во взрослых членов племени (об этом много написано в трудах В. Проппа, Дж. Фрезера и М. Мид), то она представляет собой символическую смерть ребенка и появление нового взрослого с новым именем, нередко забывшим свое прежнее. Это было необходимо для успешного выживания племени в суровых условиях первобытного мира. Вряд ли мы когда-нибудь сможем ответить на вопрос, в каком соотношении должно привносить в воспитание детей символику жизни и смерти. Как стать ответственным, нужным и удобным человеком и не стать при этом безгласным винтиком системы...
      
  Продолжим знакомство с итогами эксперимента. Дети (дошкольного возраста) часто сочиняют сказку про птенца так: папа и мама своими клювиками схватят птенца и поднимут его на веточку. Этим они отражают свою потребность присутствия в жизни обоих своих родителей. И что тут скажешь, ребенок наполовину из папы и наполовину из мамы слит. И только в этом слиянии может нормально развиваться.
  Не всегда отец физически присутствует в жизни ребенка, но, если у матери найдется парочка теплых слов о нем для ребенка, то в голове, там где зарождаются и живут сюжеты, по которым мы живем, папа и мама будут вместе. И настоящая трагедия, если ребенок оказался отвергнутым, брошенным своим негодным отцом, если мать сама точно не знает, кто отец, если она использовала его, как бесплатного донора спермы...

  Но и в этом случае добрая и мудрая мать сможет оживить тот сюжет, по которому придется жить ее ребенку. Кем бы ни стал отец, когда-то он был маленьким мальчиком, который хотел, чтобы его любили, жалели, радовались ему. Все люди были когда-то такими детьми. А потом с ними происходит беда, их так или иначе целует смерть, с ними жестоко обращаются, ими пренебрегают. Да, это история Кая из «Снежной Королевы».
 
  Да, малыш, твой отец был когда-то чудесным ребенком, таким, как ты, но он пострадал, был сломлен, я не знаю, насколько и за что его можно винить... Ты просто всегда помни о том, что в нем когда-то была та же искра, которая сейчас теплится в тебе. Я хочу ее сберечь, и ты — береги...
   Желаю каждому малышу историю не хуже этой.

   Обзор литературы продолжается. В «Детском мире» Андрея Столярова в маленьком провинциальном городке пропадают дети, школьники, и даже учителя. Подросток Дрюня сидит дома в то самое время, в которое раньше его было не загнать с улицы, и мастерит своего «заместителя», куклу, которая примет первый удар Тьмы. Тьма полезла в город из уродливого здания с вывеской «Детский мир». Взрослое население занято просмотром нового сериала, и только отец Дрюни, Сергей, учитель биологии, заподозрил что-то неладное. Он не просто учитель, он воспитатель, человек, не забывший ребенка в себе. Отец с сыном и девочка Муся принимают вызов Тьмы и отважно спасают тех, кого Тьма еще не растворила и не поглотила. Ветка, мать Дрюни, что-то чувствует и просто страшно боится за сына.
 
  В финале есть сцена, в которой и есть главный для меня посыл: «Сергей чувствовал, что они составляют как бы небольшую общину: мальчик, девочка, взрослый человек и собака. Не хватает лишь Ветки, но она незримо присутствует. Можно жить и можно себя защищать. Вероятно, одно из положительных следствий всех этих событий — то, что некая общность людей в самом деле возникла. И она еще пригодится в просторе будущих лет... Темнота существовала всегда, и всегда пыталась заполнить дневную реальность, то рождая чудовищ, то превращая в монстров людей. Борьба еще продолжается...»
 
  Вот такой общности людей пока не возникло в первой книге трилогии С. Кузнецова, и это вовсе не упрек. Это другая история, в которой подростки остались предоставлены самим себе. В книге нет фигуры воспитателя, бдительно присутствующего в жизни своих подопечных. Взрослые оказываются слишком слабыми и сломленными. Гошина мама впадает в ступор после пребывания в промежуточном мире мытарств, Зиночка погибает, скорее всего, не пережив своей несчастной любви, Павел Васильевич оказывается на больничкой койке и больше не сможет преподавать.  Поэтому риск для детей чрезвычайно велик и Повелитель Мух у них за спиной. И такая картина вполне отражает нынешнюю ситуацию в нашем обществе, в котором дворы и улицы принадлежат мертвым машинам, а дети вытеснены в дикие и беспощадные резервации интернета.

  Как хрупко в человеке все человеческое, живое — любовь, дружба, нежность, вера, надежда... - слова живых. Как легко пропустить точку невозврата, а, может, и нет ее, этой точки невозврата. Может, любой из нас может в состоянии сердца сокрушенного выйти из тьмы заблуждений и ошибок разума, как вышел из нее Родион Раскольников рука об руку с падшей Сонечкой Мармеладовой. Каждый может тревожно спросить свое сердце, а есть ли в нем место для твоего ребенка, не пухлого, улыбчивого и ясноглазого малыша на твоих руках, а неприятного и неизвестного тебе гостя из неизвестного будущего? Может быть, каждая мама может тихонько позвать: сынок... доченька..., и из-под удивленно отброшенной немытой челки на нее растерянно взглянет ее родной малыш, все еще живущий в незнакомце, и только спросит: «Мам, ну ты чё? Да ты не волнуйся, я в порядке.» И снова уйдет вглубь чужака, подменыша, гадкого утенка, закулится и загуглится, пока не созреет внутри любимый и принятый матерью, а, значит, добрый и справедливый, новый человек.

  Еще 20-30 лет назад у родителей было гораздо больше времени на попытки найти общий язык с подростком, теперь почти нет. Прежние советы психологов почти не работают, потому что ход времени предельно ускорился, возможно, мы прошли или проходим пресловутую сингулярность, точку невозврата, в которой будущее становится совершенно непредсказуемым и прежние правила — не работают. Я вижу только одну настоящую надежду, смотрю на образ Богородицы с семью стрелами, пронзившими ее сердце, когда она узнала о предрешенной судьбе ее сына. Только сокрушенное и смиренное сердце матери способно вместить в себя новую вселенную ее ребенка. Как в еще одной замечательной истории, сказке Сельмы Лагерлеф «Подменыш».

  Не могу не привести краткое содержание и цитату из нее. Тролли выкрали у крестьян их сына и подложили своего тролленка, крестьянка, охваченная горем, все же жалеет троллево отродье и кормит его тем, что он ест — пауками и лягушками. Окружающие, даже любящий муж, отворачиваются от нее, она остается наедине с кошмарным троленком, который все же ребенок... В это время к ней возвращается ее родной сын, встреченный сначала отцом:
 
- Когда матушка пожертвовала тем, что было для неё дороже жизни, тролли уже потеряли власть надо мной и отпустили меня, — произнёс мальчик.
— Разве она пожертвовала тем, что для неё было дороже жизни? — спросил крестьянин.
— Да, верно, так оно и было, когда она позволила вам уйти ради того, чтобы сохранить тролленка, — ответил мальчик.

  Жена крестьянина по-прежнему сидела у колодца. Она словно окаменела. Не в силах пошевельнуться, она не слышала и не видела ничего, что творилось вокруг. Казалось, она омертвела. И вдруг она услыхала, как вдали кричит её муж; он звал её, и сердце её забилось вновь. К ней опять вернулась жизнь. Она открыла глаза и огляделась вокруг, словно человек, только что пробудившийся ото сна. Стоял ясный день, светило солнце, выводил трели жаворонок, и казалось совершенно немыслимым, что и в этот чудесный день ей придётся тащить на плечах свою беду. Но она увидела обуглившиеся бревна, которые валялись вокруг, и толпы людей с чёрными закопчёнными руками и разгорячёнными лицами. И подумала, что возродилась к ещё более горестной жизни, чем прежде. Но все-таки в ней поселилось ощущение того, что страдания её подошли к концу. Она оглянулась: где же подменыш.
  Он не лежал больше у неё на коленях, и нигде поблизости его не было. Будь по-прежнему, она бы вскочила и начала его искать, но теперь она как-то непостижимо почувствовала, что это не нужно.

  Она услыхала вновь, как со стороны леса зовёт её муж. Он спускался вниз к усадьбе но узкой тропинке, и люди, что помогали гасить пожар, устремились к нему навстречу. Они окружили его тесным кольцом, и она его не видела, слышала только, как он все снова и снова звал её им имени, словно ей тоже надо было поспешить ему навстречу, ей, как и всем остальным.
  И в голосе его звучала огромная радость, но она все равно продолжала сидеть, тихо и молчаливо. Она боялась шевельнуться. Наконец огромная толпа людей окружила её, и муж, отделившись от остальных, подошёл к ней, держа за руку прекраснейшего ребёнка.
— Вот наш сын. Он вернулся к нам, — сказал он, — и спасла его только ты, и никто иной.

  На этой чистой ноте и нужно бы завершить литобзор с точки зрения детского  психолога. С большим интересом продолжаю читать «Взрослые и живые», с сожалением понимая, что большинству подростков не по зубам такая литература. Вот если бы художники перевели книгу на язык манги и отсняли анимэ или хотя бы сделали хорошую экранизацию, думаю, книга пошла бы на ура. Однако, если ее прочитают родители и учителя, уже будет хорошо, возможно, они вспомнят, каково быть ребенком и подростком, терзаться одиночеством и неразделенностью своих страхов, как необходимо быть просто участливо выслушанным, а не истерично обруганным.
 
  Трудно стать взрослым и остаться живым, правда, очень трудно...