Ковидные заметки

С приходом короновируса наш мир серьёзно изменился. Это коснулось экономики, внутренней и внешней политики почти всех стран, а также личной жизни людей на всех континентах.

В газетах, по радио, телевидению и в интернете на первых местах новости про пандемию ковида.

Большинство людей не ожидало такого поворота в их жизни, и не все одинаково отнеслись к этому.

Кто-то тихо смирился с бедой и терпеливо отсиживал срок на самоизоляции.
Кто-то выступал против антикороновирусных мер, считая их нарушающими права гражданина.

Мне было интересно узнать мнение человека, оказавшегося в ковидном госпитале и изнутри видевшим то, что фактически недоступно остальным людям. Я не беру в счёт благостные сюжеты из таких госпиталей, передаваемых по радио и телевидению.

Записки составлены после бесед с одним из моих давних знакомых Юрой, длинными зимними вечерами.

Он переболел коронавирусом и меня интересовала тема лечения от ещё неизведанной болезни, поразившей миллионы людей и непосредственные переживания больного ковидом.

Юра работает в коммерческой фирме на ответственной должности руководителя проекта (по-старому – начальник отдела).

Но по характеру он холерик – весельчак и балагур. У него две замечательные дочери и прекрасная жена.

Перенесённая им болезнь несколько изменила его. Он стал более рассудительным, его юмор теперь с долей грусти. 

Юра разрешил мне читать его записную книжку куда он вносил свои впечатления во время болезни.

Они, и составленные по его устным рассказам репортажи, он прочитал и просил меня изменить его имя.

Это я сделал.

Карандашом он исчиркал несколько листов, уточняя и даже не соглашался с некоторыми изложениями отдельных эпизодов.

Мне пришлось отстаивать свое право автора на художественное изложение событий, в которых сам я не участвовал. Делаю это я не в ущерб истине, не искажая саму суть событий.

В предлагаемых читателю «репортажных записках» замечания и пожелания Юры мною учтены.

Изложение идёт от первого лица – Юры.

***

В совершенно обычный день еду домой после работы. По спине пробежала лёгкая дрожь. Что это? Вспоминаю все свои предыдущие дни – нет, нигде не простужался, на сквозняках не был. Если это ОРВИ, то две недели (они же четырнадцать дней) будет насморк, может быть кашель, как при бронхите. Может быть снова бронхит, но всё равно скоро пройдёт.
Вечером дома просил жену приготовить, для профилактики, горячее молоко с мёдом, посмотрели фильм по телевизору. Озноб не проявил себя, и я спокойно лёг спать.

На другой день снова поехал на работу. В метро или на трамвае я не езжу, у меня машина, хотя и не новая, но хлопот с ней нет. В толчее людской я не бываю, шанс заболеть ковидом вне дома минимальный. В офисе, на работе, никто не болеет.
Лёгкие явления простудного характера совсем не отвлекали, их просто не замечал. День прошёл как обычно.

На третий день озноб стал заметнее, измерил температуру, уже 37,5 градусов, немного, но это уже не норма, поэтому на четвёртый день на работу не пошёл, вызывал врача на дом.

Пришёл молоденький врач, похожий на юношу, сказал, что он временно на нашем участке.
Он слушал дыхание, задал ряд стандартных вопросов. Его диагноз таков – воспаления лёгких нет, скорее всего это ОРВИ, принимать надо витамин С, то есть аскорбиновую кислоту. Выписал больничный, обязав явкой в поликлинику через неделю, и тут же ушёл. Вызовов у него много, надо ко всем успеть.

Позднее я узнал, что он недавно приехал в город из другой области и буквально через неделю после визита ко мне уволился и вновь уехал в свою область, откуда приехал. Странно, конечно.

Вспомнил книгу незабвенного Поля Брегга «Лечебное голодание» и его учение, смысл которого заключается в следующем: во время заболевания не надо организм нагружать едой. Она мешает телу бороться с болезнью, поскольку отвлекает силы в борьбе с болезнью, так как требуются усилия на усвоение пищи. Перешёл на водную диету, съедая минимум еды.

Позвонил на работу, сначала в свой отдел, потом – в отдел кадров и сказал, что неделю пробуду на больничном. Инфекцию на работу не занесу, а это в интересах фирмы.

***

Следующий, четвёртый день, принёс мне лихорадочное состояние, повышение температуры до 38,8 градусов Цельсия. Кашля и насморка не было. Пропали осязание и обоняние.

К концу дня решил вызвать «Скорую помощь». Ребята приехали вечером, лишь через несколько часов после вызова, сказали, что вызовов очень много, да ещё вечные пробки по городу.
Осмотрев меня заявили, что имеется подозрение на ковид, предлагается госпитализация.

Рассуждаю так. Если у меня не ковид, а ОРВИ, то в больнице, среди заболевших ковидом возможность заразится этим недугом возрастает многократно. Надо ли рисковать?

От бригады «Скорой» получил рекомендации принимать жаропонижающие средства лишь при температуре выше 38 градусов, до этого порога организм сам борется с болезнью, в том числе и с повышенной температурой. Ещё требуется обильное питье до 3-5 литров в сутки.

Ещё через день, после бессонной ночи, с ознобом и температурой, которую снизить ниже 38 не удавалось, снова вызвал «Скорую».

На этот раз от госпитализации не отказался и меня отвезли в одну из городских больниц, несколько отделений которой в спешном порядке перепрофилированы под ковидные, инфекционные.

***
Не первом этаже, прямо возле входных дверей, в ряд поставлены несколько столов, за которыми одетые в защитные костюмы люди оформляют прибывших больных. С потоком прибывающих справляются лихо. Берут мазки по методу ПЦР, рядом берут кровь из вены для анализа. Здесь же – КТ (компьютерный томограф), но заключения не озвучивают. Объясняют, всё будет на отделении.

В коридоре сидят больные в ожидании отправки на инфекционное отделение.

Весь персонал ходит в шуршащих защитных костюмах, масках, бахилах и перчатках, у некоторых на головах ещё и защитные экраны.

Достаточно быстро назвали и мою фамилию, меня сопровождал молодой человек, как я подумал-волонтёр, может быть и студент.

Некоторое время прошло и в ожидании у поста размещения в палату. Называют номер и предлагают занять любую свободную кровать. Выбора не было, свободной оказалась одна койка.

Палата большая, разместили семь коек, два больших окна и высокие потолки. Соседи по моей койке оказались неразговорчивыми, контакта с ними наладить не удалось. Казалось, каждый из них закрылся в своей раковине, как раки или черепахи в свои панцири.

Поскольку я прибыл во второй половине дня, то мне сказали – врач будет Вас осматривать завтра. Обед мне не положен, но обещали принести ужин. Все назначения, а также лечение также начнётся завтра.

У меня с собой были таблетки парацетамола, дважды приняв их, лёг спать. Уснуть сразу не смог. Решил найти дежурного врача, объяснил ему – высокая температура у меня не снижается, лихорадка не проходит, примите, пожалуйста, меры, помогите.

Врач объясняет, что действенных препаратов сейчас нет, лекарств против короновируса ещё пока нет, единственное, чем можно помочь, то это ввести физраствор посредством капельницы. Лежать следует на животе большую часть времени, лежать на спине совсем нельзя.

***

Ночью просыпаюсь от лихорадки. Она бьёт по телу как град по барабану. Снова принимаю парацетамол понимая, что срок его действия очень маленький. Остаток ночи провёл без сна, в какой-то полудрёме. В противоположном углу больной с диабетом начал отчаянно кашлять, потом стал громко кричать и ругаться, под эти звуки встретил утро.

Утром соседи по палате стали дружно возмущаться задержкой в доставке завтрака. Питаться в столовой инфекционного отделения запрещено, еду приносили прямо в палату трижды в день, примерно в одно и то же время.

На фоне не снижающейся у меня температуры и лихорадочного состояния аппетит отсутствовал, недовольство больных-соседей вызывало по крайней мере, удивление.

К тому же пища сама по себе не могла стимулировать аппетит и желание есть.
В коридоре я слышал, как две бабушки-больные громко говорили о том, что повара себе и своим близким такую еде готовить бы не стали, а то что приносят в палату, впору скармливать домашнему скоту.
Грубовато, конечно, они выражались, но отчасти они были правы. Даже внешний вид блюд удивлял непритязательностью, подробности можно опустить.

Соседу по койке справа я предложил мою порцию еды, он принял этот дар, аппетит у него был хороший, и температуры не было.

***
И вот идёт врачебный обход.
В палату с ритмичным шуршанием противоковидных костюмов, сразу заходят человек восемь и лишь по их взаимному расположению можно догадаться, кто главнее, ведь все в одинаковой защитной одежде и масках, у некоторых ещё и прозрачные щитки на лице.

Но у всех есть общее. Это достаточно молодые люди, у них одинаковые пластмассовые папки с белыми листами бумаги. Когда они стали задавать одинаковые вопросы больным, то подумалось, - текст вопросов у всех тоже одинаковый.

Когда они разговаривали с соседом по койке справа, стоящий позади участников обхода врач повернулся ко мне и я, воспользовавшись моментом спросил: «Каков результат проведённого мне КТ?». Он отогнул листы своей папки и сказал: «Меньше 20 процентов поражения лёгких, ничего страшного». ПЦР на коронавирус у Вас положительный.

Меня как холодной водой окатило. Надежда на то, что всё же нет у меня этой болезни, рухнула. Придётся лечиться, но как?

Врачи и сёстры коллективного обхода повернулись ко мне лицами. Стандартные вопросы и мои ответы: температуру не сбить, лихорадка мучает, кашля и насморка нет, как нет и осязания вкуса и обоняния, жду излечения. По поводу КТ – процент поражения составляет 80. Это стандартно, в реанимацию не надо отправлять.
Кому верить и насколько на самом деле поражен массив лёгких?

Мне говорят – все необходимые назначения будут выписаны. Вот Ваш лечащий врач, указали на одну из фигур в защитном костюме, таком же, как и на всех других. Теперь следующий больной.

Следующим был сосед по койке слева. Вечером дежурный врач приходил к нему и из разговора стало понятно, что жена больного неоднократно звонила в больницу и узнавала перечень медикаментов, используемых для лечения мужа. Врач надиктовал моему соседу перечень препаратов, используемых для его лечения для передачи его жене.

Сегодня соседу предложили идти домой, то есть выписаться, поскольку показатели проведённых исследований и анализов являются положительными, говорящими о его излечении. Больной категорически отказался от выписки и заявил, что чувствует себя плохо и ему необходимо продолжить лечение.

Участвующие в обходе лишь пожали плечами и заявили - о своём решении они скажут позже. Без сомнения, это личное дело больного, но, по моему мнению, на больного он не был похож. Температуры у него нет, взгляд весёлый, бодрая походка в палате и коридоре, хороший аппетит и т.д. Пусть лечится дальше на здоровье.

Неожиданно стал замечать, что сознание становится каким-то вязким, не всегда могу сосредоточиться на чём-то одном. Мысли начинают путаться. В голову словно вошёл туман. Полагаю, это пройдёт вместе с температурой.

С температурой тела у других больных дела обстоят так.

Измеряют её бесконтактно два раза в день – утром и вечером. У всех больных утром одна и та же температура тела – 36,2 С, а вечером почему-то 36,4 С, также у всех. Мои сомнения по поводу общей температуры легко развеялись, правда не без труда.

На посту отделения я просил выдать мне ртутный термометр.
Медицинская сестра отказала. Стал разыскивать лечащего врача. В ординаторской комнате сказали, что она скоро будет. Заглянул к заведующему отделением. С некоторым удивлением по поводу такого обращения, но заведующий дал распоряжение об этом. Очень я обрадовался другому градуснику, ведь лицо у меня совсем не бледное и дрожь во всём теле.

Результат – у меня не 36,2 С, а 38,8 С. Но этот факт никого не заинтересовал и вносить какие-либо изменения в записи никто не стал. Так прошёл второй день в инфекционном отделении больницы.

Моя жена и дети спрашивали, как и что мне передать в больницу, я отказывался от таких передач, скоро вернусь домой, беспокоиться не надо.

***

На третий день мне стало хуже, лихорадка совсем обнаглела и отказывалась успокоиться. При
этом я практически ночь не спал. Появился сипловатый кашель. Обращаюсь к лечащему врачу и спрашиваю, какое же лечение у меня сейчас, кроме таблеток парацетамола и капельницы с физраствором.

У Вас сейчас нет никакого лечения, объясняет он. Идёт динамическое наблюдение, а там будет видно, меня заменит другой лечащий врач и тот Вам всё расскажет.

Этому обстоятельству я очень обрадовался. Буду наблюдаться динамически, смотришь, там и нужные препараты подвезут, если успеют, конечно. Мне становилось всё хуже и хуже.

Неожиданно позвонил Борис Моисеевич, зам гендиректора компании, где я работаю, спросил, когда выйду на работу, объяснил - на следующей неделе будет очень важное совещание с инвесторами. Поинтересовался, надо ли мне что-нибудь передать. Говорю, что скоро выйду, поэтому мне ничего не надо, всё необходимое есть.

Все врачи стараются сделать для больных максимально возможное, это все больные, лежащие на отделении, видят. При обращении к ним всегда тебя выслушают, всё что нужно выяснят и в той помощи, которую могут оказать, не отказывают, помогают.

Видно, что они не инфекционисты, а прошли краткий курс переподготовки, иногда некоторые вопросы их ставят в тупик. Но свою работу они делают добросовестно.

Некоторые медсёстры, те что в солидном возрасте, надо отметить, иногда чересчур суровы с больными. Сказывается их многолетний опыт работы в хирургическом отделении, на базе которого развёрнуто инфекционное.

Санитарки проводили уборку в палате даже не каждый день. В туалете, одном на всё отделение, почему-то всегда было, мягко говоря, не убрано.

В коридоре отделения стал невольным очевидцем передачи смены в отделении медсёстрами и санитарками.

Одно из указаний: в коридоре у окна каталки для больных, которых возят лежачими.
Те каталки, что с синими ручками, отвозите в реанимацию, а те, что с чёрными ручками – в морг.  Всё очень просто и понятно.

По своей наивности полагал, что успокоить лихорадку можно плотно накрывшись чем-то тёплым. Упросил санитарку дать мне второе одеяло, накрылся ими обоими, но это, конечно, не помогло.


***

Время нахождения в больнице считаю сутками, поскольку что день, что ночь стали одинаковыми, и имелись своего года реперы: измерение температуры, доставление завтрака, обед, ужин. Врачебный обход и посещение лечащего врача являлись необязательными по времени реперами. Может быть до обеда, а может быть и в любое другое время.

Невозможно привыкнуть к отсутствию обоняния и вкусовых ощущений. Окружающий мир стал безвкусным и ничем не пахнущим. Это другой мир, которого раньше не знал, но такой мир мне не нужен.

Ковидное отделение является весьма своеобразным небольшим миром. Несколько десятков больных, почти столько же персонала, включая врачей, медсестёр, санитаров и санитарок. Контингент больных представляет собой некий срез городского общества.

Здесь мужчины и женщины, молодые и достаточно пожилые люди. У некоторых явно проявляется интеллигентность, но их очень мало. Все остальные, можно сказать обычные люди, хотя некоторые из них ведут себя так, словно они не в больнице, а на улице или у себя дома, в коммунальной квартире.

Им можно поздно ночью громко разговаривать по телефону в палате или в коридоре, когда этот разговор могут слышать много других больных.
Или они могут вступать в громкую полемику с персоналом, и с врачами, и с санитарками. Или с достаточным вызовом объяснять кому-то из больных, что следует всё время носить маску на лице для целей нераспространения ковида, хотя находящиеся здесь уже заразились им ранее и сейчас ждут выздоровления от этой заразы.

Странно было находиться в этом маленьком обществе, где все без исключения люди являются больными и у всех - воспаление лёгких, то есть одна и та же болезнь, которой они не могут заразить друг друга. Они заразились при других обстоятельствах до помещения их в больницу.

Я действительно находился в странном мире. Весь этаж больничного корпуса заполнили больные, над которыми велось динамическое наблюдение, поскольку средств лечения ковида нет, врачи всеми средствами боролись с последствиями ковида – воспалениями лёгких.
При всём этом больные являлись для окружающих, прежде всего, персонала, опасными людьми, поскольку они были источниками инфекции.

***

Совсем неожиданным для меня стал телефонный звонок зам гендиректора компании Бориса Моисеевича. Оказалось, он запросто позвонил главврачу больницы и узнал о динамическом наблюдении за течением ковида в моём случае.
Тут же безапелляционно, действительно в приказном порядке, он мне заявил – ни в коем случае не отказывайся от перевода в другую больницу. Это в твоих интересах и в интересах компании.

Снова принимаю парацетамол, неожиданно начинаю потеть. Хорошо, что на батарее отопления (надо назвать его радиатор) была запасная футболка, мокрую снял, высохшую тёплую надел, полотенцем вытер голову.
Резко наступило забытьё, пограничное состояние между сном и бодрствованием.

Снова принесли еду, состоялся врачебный обход, но я уже больше вставал с кровати.

В палату вошли медсестра, спросила мою фамилию и положила на кровать два пакета. Один был от жены, другой – от Бориса Моисеевича, они оказались для меня действительно нежданными. Фрукты, мёд, соки, печенье и даже коробка с роллами по-японски.
В палате с ковидными больными это выглядело экзотически.

Поел печенье, запил соком и опять впал в забытьё.

Меня тормошат за руку. Открыв глаза, вижу двух медсестёр. Они заставляют меня одеться, забрать вещи и идти с ними. Предстоит переезд в другую больницу.

Выходим с ними в коридор, они быстро уходят, мне их не догнать, начинаю задыхаться, что никогда со мной не было. Медсёстры ждут меня у лифта, в руки передают бумаги, с которыми я должен ехать дальше.

В санитарной машине я стал единственным пассажиром. Выезжаем с территории больницы ставшей для меня первой по счёту. Вечернее время, в городе повсюду заторы, что обычно зовут пробками. Стоим-едем, как и все остальные, мигалок в этой машине нет.

***
Приехали. Перед нами длинный забор.
Возле каких-то ворот охранник в форменной одежде спросил документы. Отдаю переводной эпикриз (так это называется), с ним охранник уходит в свою будку и долго звонит кому-то. Наконец он выходит и объясняет водителю, как следует проехать по территории больницы.

Вхожу в приёмное отделение, оно разделено на секции. Пришедшая медсестра забирает документы и быстро уходит. Остаюсь один.
Корпус новый, судя по свежей штукатурке и новой, ещё не истёртой мебели. В этой секции одна дверь ведёт, по всей видимости, во внутренний коридор, вторая выходит в тамбур и далее-во двор.

Ждал врача четверть часа. В пандемии у врачей много работы, я это понимаю. Когда пришла врач, то я сразу заметил громадную разницу с теми врачами, что были в первой больницы. Я далёк от медицины, но краткий осмотр меня врачом и заданные вопросы показали истинный профессионализм этого врача. Рассказал о динамическом наблюдении в первой больнице, спросил о дальнейших действиях во второй больнице, получил ответ о немедленном начале лечения.

Сразу после осмотра врачом в приёмную секцию прибыл гастарбайтер с коляской и мне предложили отправиться в лечебный корпус.

Вот это да! Полная неожиданность. Теперь я знаю, что это отделение называется «боксированным».

Не многоместные, со старыми деревянными дверьми палаты, а совершенно современные небольшие боксы, для двоих больных, в которых есть отдельный блок с душем, раковиной, унитазом, сушилкой. В самом боксе есть стол, стулья, телевизор, холодильник.

Там две двери. Одна ведёт на внешнюю галерею, опоясывающую весь корпус.
Другая выходит в тамбур, за которым находится внутренний коридор. Из этого тамбура в бокс вделан выдвижной ящик для передачи пищи, имеющий открывающееся оконце. Санитарка, тем самым, передаёт еду больным, не входя в бокс. Посуда возвращается ей в обратном порядке.

Что-то похожее, судя по фильмам, есть в тюрьмах.
Пожалуй, главное в боксе – кислородные краны с регуляторами, чего совсем не было в первой больнице.

Соседом по боксу оказался немолодой по возрасту врач, зовут Алексей, работающий в медицинском учреждении, имеющим статус лечебно-исследовательского центра. Он здесь уже две недели и сейчас готовится к выписке. Двое суток он был в реанимационном отделении, избежал ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких), перенёс болезнь в средней степени тяжести, и тогда она отступила.

Во время нашего разговора вошли врач и медсестра с набором медикаментов. Сразу мне поставили капельницу, уколы произвели через трубку капельницы.

Достаточно быстро впал в забытьё, заснул. Проснулся ночью, странные ощущения: головная боль и продолжение лихорадки и стеснённость дыхания. Встал с кровати, ноги не слушаются, сильное головокружение. Вызвал медсестру и просил у неё таблетки чтобы остановить лихорадку.

Она вернулась с дежурным врачом, которая стала слушать дыхание, измерять температуру и уровень кислорода, считать пульс, измерять артериальное давление.

Затем в приказном порядке объявила, что меня сейчас увезут в реанимационное отделение, надо купировать развитие процесса. Пришёл ещё один врач, которому дежурная стала объяснять моё состояние.

Сосед по боксу Алексей сказал, что надо соглашаться, в реанимации долго не держат, но там мне станет легче.

Меня раздели, привезли в большую комнату (или небольшой зал) и сразу же поставили в вену катетер и через него - капельницу, прикрепили пластырем на тело датчики, на палец надели зажим, затем на руку надели манжету. Сразу сделали две инъекции, одну в живот, другую в ягодицу. Лежать надо на животе. Это страшно неудобно, но необходимо для лечения.

На лицо одели маску, из которой раздавалось шипение. Надо мной склонился врач и сказал, что будут меня наблюдать постоянно. Мне следует делать руками знаки дежурящему персоналу, но не снимать маску и кричать на всё отделение.
Подойдут и помогут. Вставать с кровати нельзя, подадут судно вместо посещения туалета. Снова впадаю в забытьё.

За моей головой висит монитор, справа от кровати, почти за моей головой стоит тумба с тихо пощелкивающим аппаратом. К нему идут датчики от моего тела. Если повернуться вправо и назад, то видны цифры и бегущую синусоиду. Это данные о кровяном давлении и сердечном пульсе. Кроме меня никто их не видит, в эту сторону никто не смотрит.

Открываю глаза, за окном светит солнце. У двери напротив моей кровати трое человек в шуршащих костюмах, закрывающих их с ног до головы, что-то напряжённо обсуждают.

В другом углу вздохами работает насос ИВЛ (аппарат искусственной вентиляции лёгких), подключённый к лежащему возле него седого полного мужчины. Гофрированная труба заканчивается маской на его лице. Чем-то мы с ним похожи, по крайней мере, масками.

Делаю знаки персоналу, но никакой реакции с их стороны нет. Хотелось бы узнать который час, но часов на стенах нет.

По-прежнему никто не реагирует на мои сигналы, значит надо снять маску и звать их.
Зову, но почему-то никто не отозвался и все трое дружно вышли из отделения. Вот так. Про себя думаю: какое же это постоянное наблюдение?

Но вот слышу шум и голоса за дверью. К моему удивлению заходят несколько человек и на пластмассовых разносах несут еду и питьё. Приподнимаюсь и осматриваюсь. Кроме меня и полного мужчины в отделении ещё двое больных, но не разглядеть-мужчины или женщины, все в масках и накрытые простынями, впрочем, как и я.

Оказывается, это обед, а завтрак, значит, я проспал. Хорошенькое дело, но у меня нет аппетита, просто долго спал и не слышал, что происходит вокруг меня.

Возле кровати слева стоит тумбочка с выдвижной полкой, на которую поставили принесённый обед вместе с ложкой и хлебом.

У меня нет ощущения вкуса и запаха (обоняния и осязания), но даже внешний еды вид разительно отличается от того обеда, что приносили в первой больнице. К обеду на десерт были фрукты.

По итогу первого дня в реанимации я понял, что звать персонал знаками, то есть размахивать руками (или ногами) бесполезно. Либо надо спокойно лежать с маской на лице, либо голосить, призывая оказать помощь.
Решил без нужды не кричать. Исключения могут составить такие случаи, когда заканчивается капельница, либо отсутствует более место в судне – заместителе туалета.

Через ужин в сон я не смог перекатиться. Впереди были вторые сутки в отделении реанимации.

Пожилая санитарка в отделении была вчера вечером, протирала полы, сменила мне судно, поправила одеяло, сползающее на пол. Утром она сдала дежурство, но до этого протирала тумбочки и поверхности аппаратов. С ней можно спокойно разговаривать на больничные темы, в том числе и о том, который сейчас час.

Не спеша, спокойно она рассказала, что стало это место просто гиблым. Позавчера умерла дама, которая трое суток была на ИВЛ. Вот тот мужчина, который сейчас на ИВЛ, ну уж совсем плох, наверное, долго не протянет.

С потолка вокруг льётся много света, продолжаются щелчки заголовного аппарата, вздохи ИВЛ…

Никакого сна нет и причина этого в том, что я стал бояться умереть во сне по причине остановки моего затруднённого дыхания. Например, не успею надеть кислородную маску, если во сне она свалится с лица, а я не успел проснуться...

Боязнь чего-либо есть фобия. По-научному так эта боязнь называется. Бывают боязни высоты (акрофобия), тесного пространства (клаустрофобия), собак (кинофобия). Как назвать её в моём случае? Боязнь заснуть – это гипнофобия, боязнь смерти – танатофобия. Страх умереть от ковида во сне, как назвать?

На врачебном обходе сказали, что мои дела немного лучше и пока нет необходимости в интубации. А это что такое? Это способ использования ИВЛ, когда трубку от аппарата вводят в нос или трахею. Брр… не хотелось бы этого совсем. Ну просто не хочу я этого…

Из реплик во время обхода я понял, что важное значение имеют показатели крови и уровень сатурации – количество кислорода в крови. Возможно, от этих показателей зависит время пребывания в отделении реанимации.

По-прежнему вздыхает в другом углу ИВЛ, пощёлкивает аппарат за моей головой, лежу без времени, впадая в забытьё.

Неизвестная пока медицине фобия по-прежнему не отпускает меня. За стенами отделения идёт жизнь, сейчас мне не доступная.

Почему-то записали кардиограмму принесённым медсестрой аппаратом, другая сестра взяла кровь из вены и по её указанию санитарка заменила судно.

Время нахождения в отделении реанимации отличается от времени в палате.
Здесь нельзя вставать с кровати, на тебе нет одежды, ты облеплен датчиками с проводами и трубками капельницы, здесь нет телефонов, радио и телевизора, и конечно, свежих газет.

За тобой непрерывно наблюдают прищёлкивающий аппарат и изредка - медсестра с санитаркой, но что происходит вне стен отделения тебе неизвестно, на эту тему врачи и сёстры не разговаривают.
***

Сутки здесь делятся на несколько частей.

Утром санитарка обтирает тебя влажным полотенцем, руки опрыскивает санитарным раствором. Затем следует завтрак. Смена капельницы, уколы, утренний обход и снова щелчки заголовного аппарата и вздохи ИВЛа.
Обед. Таблетки и уколы. Дрёма.
Ужин. Снова уколы и таблетки. Дежурный врач. Ночь.

Пытаюсь настроить себя на оптимистический лад, ведь температура заметно снизилась и скоро будет нормальной. Ура, лихорадка отступает.

Мысли в голове путаются. Что-то неосознанное мешает сосредоточится и ясно изложить фразу при общении с врачами и сёстрами.

К тому же довольно низкое давление крови, измерение идёт непрерывно посредством одетой на руку манжеты, внутренностями аппарата за моей головой.

Третий утренний врачебный обход. Настроение было невесёлым. Сколько ещё придётся пробыть здесь и чем это закончится?
Неожиданно речь зашла о переводе меня в прежний бокс отсюда, из реанимационного отделения, но нужны какие-то формальности.

Мне снова объясняют: Вам всё скажут, задерживаются лишь результаты исследований, без которых окончательное решение не принимается.

Привозят обед. В это самое время медсестра объявляет – меня переводят в бокс! Тут же принимается решение увезти меня после принятия пищи, куда же её девать?

***

Каталка с белыми (не синими и не чёрными) ручками (таких в первой больнице не было), сияющие чистотой коридоры и лифты, снова бокс, что лучше любой палаты. Я вернулся!

Перевалиться из каталки на кровать оказалось трудной задачей. Руки и ноги не слушались, меня охватила сильная слабость, снова возникло головокружение. Списал это на низкое артериальное давление. И всё это на фоне ощутимой одышки.

Алексей, мой сосед по боксу, поздравил с возвращением из реанимации и сразу поинтересовался: была ли интубация, применялся ли ИВЛ? Получив отрицательный ответ, он ещё раз поздравил меня, и добавил следующее. Больные после применения ИВЛ чаще умирают, чем все остальные, интубация к которым не применялась. Это наблюдения нескольких врачей и это обязательно отразится в медицинской статистике.

Его самого через день выписывают, ему очень надо быть на работе. Общее состояние и результаты обследований позволяют ему выйти из больницы.

Вошла врач, как и все в защитном костюме с головы до ног и достаточно безапелляционно заявила, что у меня продолжается строгий постельный режим с кислородной маской на лице. Лежать желательно только на животе. Говорю, что это очень неудобно. Врач возражает: за выздоровление надо бороться и выполнять все рекомендации. Пожалуй, это верно. Она уходит.

После неё входит медсестра с набором бутылок для капельницы и шприцев для инъекций. Лечение действительно непрерывное. И лежать надо на животе с маской.

Повернулся набок, вместе с Алексеем смотрим по телевизору городские новости, а потом кино про индейцев.

Подают ужин. Поскольку вход в бокс разносчикам еды закрыт, они открывают оконце и голосом извещают о принесённой еде. Ужин оказался в ящике на подносах, внутреннее оконце закрыто. Алексей принёс ужин мне на тумбочку. По окончании ужина подносы ставятся через внешнее оконце в ящик, закрывают оконце. С той стороны подносы с приборами забирают.

Даже внешний вид еды разительно отличается от той, что подавали в первой больнице. Хотя ко мне не вернулось ощущение вкуса, как не вернулся и аппетит, но смотреть на ужин было гораздо приятнее, чем в той больнице.
Алексей, у которого вкус возвратился, отметил отличный вкус всей еды.

Снова о еде. Вечером принесли весы и попросили, сняв маску, подняться с кровати и встать на весы. Результат меня удивил. Минус восемь килограммов по отношению к тому весу, что был до больницы.
Причиной тому была не столько болезнь, сколько недельное голодание, которого я придерживался с учётом теории Поля Брегга.
***

Засыпал плохо, новая фобия не выходит из головы. Неожиданно в мозг вплыло ощущение того, что дыхание стало неровным. Сел на кровать, потом встал ногами на пол. Заснуть могу лишь неожиданно для самого себя, впереди новая бессонная ночь.

Следующим утром пришла заведующая отделением и достаточно твёрдо заявила о необходимости хорошего питания на фоне переносимого мною заболевания.
При этом надо обязательно есть мясо, сливочное масло и другую калорийную пищу, а также овощи и фрукты. Во всяком случае, съедать всё, что приносят через ящик в бокс. Без этого вытащить из болезни невозможно.

Всё дело в том, что COVID-19 никто не лечит, поскольку лекарств от него просто нет и не было. Он проходит сам, но у всех людей по-разному. Сейчас проводится лечение от последствий этой ковидной инфекции, прежде всего от двустороннего воспаления лёгких. Одновременно с этим наблюдаются и другие возможные последствия.

Когда принесли обед, принялся поедать всё поданное на сегодня. Хотя не было ощущения вкуса и запахов, но съел всю пищу без остатка. После этого сразу захотелось спать, перегрузка в животе.

Потекли однообразные дни, в которых всё было подчинено строгому режиму: обход, инъекции, капельницы, изъятия крови для исследования, поездка на КТ, обильный прием пищи и проч.

Алексея выписали из больницы на амбулаторное лечение, и я остался в боксе один.

Понемногу стал вставать с кровати и даже по стеночке дошёл до туалета. Здесь произошло небольшое приключение, неожиданно озадачившее меня.

Не оказалось у меня сил встать с унитаза, пришлось сползти на четвереньки и так доползти по кровати. Возле неё был стул, с помощью которого удалось обратно забраться на кровать. Всё происходило на фоне весьма явной одышки.

Вот к чему привели болезнь и недельное голодание. Надо быстрее возвращаться в нормальное состояние. Лишь бы фобия смерти во сне не мешала выздоровлению.

На обходах спрашивают, как моё самочувствие. Отвечаю всегда бодро одним словом «удовлетворительно». Но всё-таки отважился сказать врачу о своей фобии. Ответ был простым: она назначит мне консультацию невролога и психотерапевта.

На следующий день по очереди приходили невролог и психотерапевт, оба мужчины средних лет, очень серьёзные.
По результатам длительных бесед с ними для себя твёрдо усвоил-мою фобия я сам могу победить, в этом помогут препараты, которые надо принимать курсом, то есть месяц. Самое главное в этом-настрой на выздоровление от последствий ковида и избавление от фобии.
То есть, как она вошла в меня, так и должна выйти.
Настраиваю себя на медитацию: дыхание у меня ровное, как днём, так и ночью. С каждым дыханием, с каждым часом и днём одышка уходит, поэтому во сне дыхание никогда не остановится, аминь.

На исходе третьей недели пребывания в этой, второй больнице, заведующая отделением сказала, что мне снова сделают КТ и будут готовить к реабилитации, но в условиях другого стационара. Какая это будет больница, они скажут мне позднее, надо дождаться свободного места.

А на третий день после этого объявления вошедшая сестра сказала, что через час прибудет машина за мной, надо собрать вещи, меня отправляют в другую, третье по счёту больницу.

Какие могут быть сборы у больного на втором месяце лечения? Подпоясался и пошёл.

***

Во двор больницы отвезли на коляске, меня ждала автомашина «Скорой помощи», в которой я был не единственным пассажиром, там были два санитара-сопровождающие меня.  Им действительно пришлось сопровождать меня, поскольку ноги меня не слушались, сильно болели их мышцы и сам идти почти не смог.

Снова едем из одного конца города в другой. За окнами машины город продолжал жить своей жизнью, шли люди по своим делам, машины двигались под управлением людей, которым надо было куда-то попасть. Надо ли?

В третьей больнице меня встретили радушно. Парни-санитары подогнали к дверям машины «Скорой помощи» коляску и лихо отвезли её с содержимым в приёмное отделение. Там, лишь взглянув на документы, сразу отправили в палату специализированного, восстановительного отделения. Здесь оно называется отделение клинической реабилитации.

Оно находится в новом корпусе, палаты двухместные, с кислородом, кровати с электроприводом, также есть холодильник и телевизор. На окнах – пластмассовые жалюзи. Сразу пришла врач, подробно расспросила меня и сказала, что потребуется длительное лечение. Оно началось с инъекций и капельницы.

Соседом по палате оказался инженер одного из заводов нашего города. Он также, как и я, был в инфекционной больнице, отлежал там свой срок в реанимации. И уже неделю здесь.
У нас общие симптомы болезни, общие темы, несмотря на разницу в возрасте.

***

В первый же день нахождения в третьей больнице меня снова сильно беспокоили сильные боли в ногах. Обратился к врачу, которая популярно объяснила, что в данном случае это является результатом как перенесённой инфекции - ковида, так и применёнными медицинскими препаратами.
Корректирующее лечение будет назначено, с применением других лекарств. То есть, чтобы это устранить эти явления следует принимать другие препараты. Замкнутый круг получается.

Решил для себя, что несмотря на боли в ногах, надо чаще ходить по коридорам нашего отделения и даже пробовать заходить в соседние отделения.

Учитывая всё ещё моё действительно истощённое состояние, врач назначила мне лечебное питание. Оно представляло собой фабричные пластмассовые упаковки, в которых находилась жидкая субстанция. Судя по надписям на этих пакетах, в них было много микроэлементов и витаминов. Открыв интернет в телефоне узнал, что такое питание используют спортсмены в период интенсивных тренировок.

Начались суровые будни больничной реабилитации.

Утром, сразу после измерения температуры и артериального давления, инъекции и капельницы. Завтрак, затем ежедневная лечебная физкультура.
До обеда можно попасть в соляную пещеру. Также ежедневно надо крутить педали велотренажёра. После обеда процедур практически нет, за исключением тех, на которые ты не попадаешь до обеда.

***

Ковид оказался хитрым и коварным.

По результатам проведённого здесь планового обследования у меня уменьшился жизненный объём лёгких. Но это не ощущается, лишь сохраняется одышка при ходьбе и подъёме по лестнице.

Хуже было то, что пропали тактильные ощущения в пальцах рук и в ступнях ног. Словно они заморозились и ничего не чувствовали. Затем осип голос, и я стал пришепётывать, вместо того, чтобы говорить. Ну просто ужас какой-то.

Мне оперативно назначили исследования. Следует сказать, что они проводились на компьютеризированных аппаратах, результаты сразу распечатывались и их можно было получить на руки для передачи лечащему врачу.

Неотложно назначили лечение - новые капельницы, физиотерапевтические процедуры. Через две недели голос стал возвращаться. Но вот «замерзшие» ступни и пальцы на руках не оттаяли. Так долго находиться с этими отклонениями совсем неприятно. Но ничего не поделаешь.

От жены принесли передачу: большой пакет с разной едой и таблетками, которые посоветовала принимать врач. Там была колбаса, печенье, соки и фрукты. По моей просьбе она вложила в этот пакет по томику Бунина и Гюго. Перечитывать классику в обычной жизни просто некогда.

Новая процедура – гипербарическая оксигенация (ГБО). Барокамера, в которой проходит ГБО, установлена в другом корпусе больницы, пройти в который из нашего отделения можно по переходу, имеющему вид галереи. ГБО есть метод лечения, в том числе последствий воспаления лёгких, путём нахождения больного в камере при повышенном давлении кислорода. Правила процедуры просты. Одежда больного не должна содержать металла и синтетики. Поэтому предлагают переодеться в хлопковый халат. Не рекомендованы часы, цепочки, браслеты из металла.

В барокамере огромные боковые окна, через которые можно смотреть на приборы, установленные на верхней панели камеры. Главным табло можно считать часы, да ещё манометр. Первые сеансы продолжались полчаса, после четвёртой время увеличили до одного часа. Максимальное давление две атмосферы.
Моё самочувствие после шести сеансов практически не изменилось, видимо положительный результат процедуры скажется позднее.

Ещё одна назначенная мне и соседу по палате процедура – соляная пещера. Секрет лечения, называемого галотерапией, заключается в атмосфере этой комнаты, возвышенно называемой «пещерой». Специально подготовленный газ (солевой аэрозоль) подаётся в эту комнату вентилятором и все больные дружно вдыхают такую газовую смесь в течение получаса, насыщая организм полезными веществами посредством своих лёгких. Как мне удалось узнать, воздух соляной пещеры якобы укрепляет иммунитет и даже повышает уровень гемоглобина в крови.
Во многих вещах, окружающих меня, я привык сомневаться. Отношу это и к пещере.

В этой третьей больнице пищу, вместе со столовыми приборами, приносили прямо в палату. Вкусовые ощущения и обоняние ко мне не вернулись, но я оценил бы местную кухню как занимающую промежуточное положение между второй и первой больницами. Лучше, чем в первой, но уступающую второй по разнообразию. Общее в меню обеих больниц – ежедневные фрукты и кефир.
***

Собирал свою волю что называется, в кулак. Для осуществления своей цели – избавления от фобии умереть во сне, настраиваю сам себя на победу как над последствиями болезни, так и над своими страхами.
Лечащий врач, прочитав выписной эпикриз из второй больницы, снова вызвала мне психотерапевта, который после беседы с таким сложным больным, отметил положительный прогресс моего состояния. Следует сохранять положительный настрой и продолжать принимать назначенные ране препараты.

Через неделю я отважно принял душ, несмотря на оставшуюся слабость, достаточно низкие показатели моего артериального давления и рекомендации лечащего врача избегать нагрузок и водных процедур до улучшения общего состояния.

С другой стороны, я исполнил рекомендации психотерапевта оптимистично смотреть на себя и окружающий мир.

Мы с соседом просили сестру-хозяйку расправить перепутавшиеся жалюзи на окне. Мастер пришёл на удивление быстро и за десять минут всё исправил. Отлично, в больнице все хозяйственные службы работают как часы, точно и своевременно.

Ежедневные походы по коридорам и галереям больницы, в сочетании с лекарствами и процедурами создавали хорошее настроение, поскольку не покидало ощущение того, что болезнь теперь позади и надо справиться с её последствиями.

В коридорах появляются новогодние украшения: шарики, электрические гирлянды, а затем и ёлочки разных размеров.

Однако предчувствие предстоящего праздника ко мне не приходило, слишком сильны были воспоминания о бессонных ночах, проведённых в лихорадочном состоянии и бесчисленных таблеток, капельницах, инъекциях в двух предшествующих больницах, о внезапно появившимся страхе умереть во сне.
***

По истечении месячного срока пребывания было объявлено, что меня готовят к выписке. По этому поводу состоялся обстоятельный разговор в кабинете заведующего отделением с участием лечащего врача. Суть его в том, что меня выписывают для продолжения лечения в амбулаторных условиях.
В письменной форме передают рекомендации для последующего, довольно длительного лечения, поскольку сразу купировать, то есть устранить, все последствия перенесённого заболевания невозможно. В том случае, если лечение продолжится ещё полтора месяца, то возможно подать документы для оформления инвалидности.

Последние слова меня просто сразили. Обыкновенный ковид, которым в мире заболели миллионы людей, может привести к инвалидности. Но почему именно у меня? С этим я категорически не согласен. Инвалидность мне не нужна.

Меня спросили: самостоятельно сможешь добраться домой? Ответ лишь один – нет, не смогу.

Невесёлая складывается ситуация: мужчина в полном расцвете сил, с перспективой профессионального роста, с обязанностью вывести в люди своих детей, вдруг станет инвалидом.

Мне объясняют: ты не сможешь справиться с теми нагрузками, которые выносил до болезни. Степень поражения лёгких, изменения в сердце не позволят уже работать так, как ты работал раньше. Да и в повседневной жизни всё будет по-другому, по лестнице не взбежишь на пятый, и даже на третий этаж, как раньше.

Снова соглашаюсь с этими доводами. Но надо жить дальше. И продолжать лечение.

Вместе с соседом-инженером смотрели передачу по телевизору, где было сказано, что существует опасность повторного заболевания ковидом теми, кто уже переболел и выздоровел.
Такие случаи уже зафиксированы в разных странах.

Почувствовал, что это может угрожать и мне. Да ведь это снова фобия, я действительно боюсь, что, выйдя из больницы, снова могу заразиться ковидом. Как избавиться мне от этого ужасного ощущения, от которого озноб пробивает всё тело?
Снова надо идти к неврологу, психотерапевту, слава богу, не к психиатру.

***
На этом записки моего знакомого закончились.

Когда я показал составленные мною «репортажные записки» Юре, он всё ещё продолжал амбулаторное лечение и готовил документы для получения инвалидности.

Из всего того, что я узнал из бесед с Юрой и чтением его репортажных записок, сделал лишь один главный вывод: ковид коварен и опасен. Смертельно опасен.

Все призывы властей соблюдать меры профилактики являются заботой о здоровье людей. К этому следует относиться серьёзно.

Появились вакцины от ковида. Теперь я уверен – вакцинироваться надо всем, кому это не противопоказано.

Люди, будьте осторожны, берегите себя и своих близких!