Кольцо Саладина. ч2. 24

Я не хотела верить. Думала, бузит, как всегда. Побузит – и вернётся.
Но он не возвращался.
Я ждала долго, задерживала всех за столом. Посадив на автобус Татку с Юрой, который любезно вызвался проводить мою подружку к тётке, бегом вернулась к телефону. Я всё ещё не верила. Сбегала в комнату, навела порядок, опять кинулась звонить. Пусто. Даже звонки не проходили. Так уже было – словно что-то там стряслось с телефоном, словно там не люди, а вселенская пустота... И как быть? Где он? Он же сам сказал: позвони мне…
Вечер шёл своим чередом, уже Татка доехала до тётушки и отзвонилась, а я всё сидела одна, не зная, что делать, и надеясь на чудеса. Надеясь, что вдруг, безо всяких звонков откроется дверь – и он влетит – со своей улыбающейся белозубой рожей, лохматый весенний… любимый…
Сердце замирало от этих картинок – а он не шёл.
Я сновала по комнате туда-сюда, стиснув руки, шептала, глядя в потолок: приди, приди… услышь меня, услышь… Он не шёл, не слышал…
Татка сказала: хватит страдать, поезжай к нему.
Я не могла. Уеду – а он придёт? Увидит, что меня нет, - и всё, только я его и видела. - Записку отставь на вахте, чтобы ждал, - сказала Татка. - Нет, Наташка, нет! Это если нормальные отношения, можно записками, а если вот так всё покорёжено, не будет он записки читать! Развернётся и уйдёт! Зачем только его принесло, Юру этого! Вообще-то люди сначала созваниваются, а потом приходят. – Ну, Юра же сказал, что не дозвонился, вот и пришёл сам…
Да, да, опять никто не был виноват, все всё правильно сделали, одной мне вышло плохо…
И опять я то кидалась к зеркалу поправлять ресницы и локоны, то садилась без сил, тупо глядя в стол, то опять принималась ходить, моля и шепча.
И только утром, когда мутный свет робко начал обводить переплёты окна, я поняла: всё, ждать нечего. Моя прекрасная ночь любви прошла мимо.
Надо было жить дальше.
Ещё какая-то смутная тень надежд грела душу, когда мы втроём стояли у Манежа, и я, кусая губы, вглядывалась в сторону метро, а потом вспоминала, что он и на такси же может примчаться, и начинала крутиться, обшаривая взглядом всё вокруг. Но и эта надежда истаяла.
И тогда я обиделась.
Решила взять и обидеться. Мы вернулась с выставки после захода в «Шоколадницу», и я сказала: еду домой! К чёрту! И кинулась собирать сумку.
- Ты уже один раз обиделась, - сказала Татка, - и месяц не звонила, не выясняла, а потом кусала локти, потому что он пропал и лежал в больнице. Опять хочешь повторения?
- Ну, что же мне делать, ну хорошо, давай в милицию звонить!
- В милиции у тебя заявление не возьмут, - сказала рассудительно Татка. – Молодой мужик пропал в женский день. Всё отделение будет ржать.
Я слабо усмехнулась. Уже было так. На аэродроме. Когда выяснилось, что мы перепутали адреса. Милка вот так же меня вразумляла. Господи, неужели я среди всех своих подруг одна такая дура?!
- Хорошо, пусть не в милицию. Давай звонить в больницы?
- Тебе так легче будет? – спросила Татка.
- Да!
И мы побежали вниз звонить в больницы.
После третьего звонка я поняла, что всё глупо. Хотелось плакать, хотелось стучать в стены кулаками… Мне нужно было что-то делать, я не могла сидеть и ждать. Татка велела одеться, поволокла гулять вокруг общежития. Я вернулась с первого же круга, допытывалась на вахте: не приходил ли вот такой?
Нет. Вот такой не приходил.
Самым лучшим выходом для меня в итоге стал следующий образ жизни: позвонить, потом подняться в комнату, посидеть минут пять и бежать опять вниз к телефону. То есть, жить на лестнице. Татка закатывала глаза, капала мне валерьянку.
Наконец, она сказала: хватит метаться, давай позвоним пол-одиннадцатого, а пока разберёмся с твоими набросками. Давай их приведём в порядок.
И достала из папки чистые листы.
Вид чистых листов волшебно меня перещёлкнул. Отвлёк. Всё-таки, Татка молодец, знает, чем занять мою голову, когда всё рушится.
Мы уселись за стол и занялись моим любимым делом: составлением карточек.
- Когда вы увидитесь – а вы обязательно же увидитесь, - ворковала успокаивающе Татка, - у тебя хоть будет что-то вразумительно ему показать, а не рыскать по блокноту туда-сюда.
И мы целый час переводили из моего уже совсем исчёрканного блокнота на карточки всё, собранное за это время.
Карточки мы разобрали по темам, и тем этих вышло четыре.
Мы положили перед собой четыре чистых листа.
Первая тема была самой туманной и загадочной. Мы условно назвали её «Синяя трава, чёрная луна».
Это был тот странный мир, который мне снился – или мстился – уже несколько раз. Мир, где был Ясень, в которого я была влюблена. Мир этот был абсолютно не соизмерим хоть с какими-то нашими знаниями и представлениями. Больше всего он походил на фантастический роман. Не было в этой теме никакой логики, а была одна сплошная фантасмагория.
Со второй темой было просто. События в ней прекрасно сопоставлялись с реальным историческим периодом, и мы без споров назвали тему «Речь Посполитая». Это был мир, в который князь попал через несуществующий дольмен после нашей ссоры. И где он оказался в роли спасателя важного артефакта – кольца. Кольцо ему передала некая неустановленная женщина, после чего он подвергся преследованию, чуть не погиб, но был вовремя спасён и даже уберёг кольцо.
Несмотря на очевидную ирреальность, всё тут было понятно и разворачивалось вполне логично.
Третья тема тоже не вызывала особенных недоумений. Мы дружно озаглавили её «Война». И, несмотря на мистику и географические диспропорции, она тоже хорошо встраивалась в конкретные исторические события.
Четвёртая тема была самая простая. И самая ужаленная в сердце. Это был наш мир. Наш реальный, вроде бы понятный, в котором все мы жили. Но при ближайшем рассмотрении он категорически переставал быть знакомым, а становился подозрительным и тяжко невнятным. Совпадения, перекрещивания, наложения…
Татка положила перед собой все четыре листа и воззрилась на меня.
- Поехали. Тема первая. Место и время?
Я пожала плечами. Не было там никакого времени. И места тоже не было. Куски какие-то. Куски одного сна.
- Я пишу: «место и время не проявлено», - сказала Татка. – Но ты всё-таки вспоминай. Может, что-то всплывёт, событие или образ, и мы по кусочкам будем идентифицировать. Дальше участники. Пишу тебя и Ясеня. Кто ещё был?
- Сауле.
- Как её обозначить?
- По сути – соперница моя, - усмехнулась я. – Хотя… какие там в пятнадцать лет соперницы… Или сколько мне там было? Четырнадцать. В общем, я была как бы школьницей на наши представления.
- А она?
- Она взрослая и вообще что-то вроде наставницы.
- Ты её видела там, во сне?
- Нет, о ней только говорилось.
- Значит, пока участников двое. Сауле – прибалтийское имя. А Олита?
- Не знаю.
- Ладно, разберёмся. Сейчас главное - артефакт. Кольцо. Я пишу: кольцо, как инструмент. Правильно? Вы же там при помощи этого кольца проводили манипуляции с пространством и временем.
- Да, у меня так и написано: кольцо - ключ, инструмент.
- Отлично!
Татка положила на лист несколько карточек, на которых были коротко описаны события и отложила в сторону.
- Тема номер два, - объявила она. - Речь Посполитая. Время… ну, если учесть последнюю информацию твоего князя, что пояс был всё-таки турецкий, то это было до возникновения мануфактур. То есть, как мы и предполагали сначала, не восемнадцатый, а семнадцатый век. А это значит, самая вероятная версия – 1655год.
- Именно вот так точно?
- Вот, смотри – Татка подхватила из кучи карточку. - Мирский замок, где у нас предположительно проходили действия, взят гетманом Золотаренко и войском царского воеводы Алексея Трубецкого в 1655 году. Значит, наш герой там был до взятия. Иначе он бы хоть как-то увидел результаты захвата - руины, следы пожаров... Точное время штурма мы не нашли, но раз гетмана убили в октябре 1655 года, значит, замок взят чуть раньше. Кстати, там у него точно была осень, а не ранняя весна?
- Не знаю, - сказала я. – Но если и весна, то всё равно это один и тот же год.
- Вот именно, - Татка занесла ручку над листом. – Значит, пишем 1655? Как раз у нас русско-польская война. А Карл - это Карл Десятый Густав, король Швеции. И всё прекрасно складывается, Кристина отреклась в 1654 году, и Густав сразу короновался. То есть, в пятьдесят пятом году он был, как миленький на престоле, да ещё и начал войну с Польшей. Вот тебе и околицы горят, и магнаты присягают…
Татка поставила точку и полюбовалась на даты.
- Красота, - сказала она. – Люблю, когда всё складывается. Так, теперь действующие лица. Действующие лица… – Татка пошевелила губами. – Ну, вот как его назвать? Вряд ли он был князь. Князья сами за кольцами не бегают. Скорее, шляхтич? А имя своё он не называл?
- Не знаю, не помню.
- Тогда пишу:  «предположительно шляхтич». И – некая Юстына, пускай будет шляхтенка. Богатая. Судя по угодьям с павлинами. И - самое главное: артефакт «кольцо». Заметь: на этот раз какая-то прямо сакральная сверхценность.
Татка положила на листок несколько карточек и тоже отложила всё в сторону.
- Люблю работать с тобой, - сказала она и взяла третий лист. – У нас всегда всё получается. Итак, тема номер три. Тут всё ясно. Место – Керченский полуостров, время - 1942 год, предположительно осень-начало зимы, правильно?
- По рассказам Белки, да, - я кивнула. – Она вспоминала, как Керчь освобождали в декабре, а потом, в мае «небо было темно от крестов». Судя по всему, это было начало операции вермахта «Охота на дроф», захват Крыма. 7 мая 1942 года.
- Это по снам твоего князя, - сказала Татка. – А по твоим снам?
- А по моим снам - это самое начало войны, лето 1941. Бомбёжка поезда - один эпизод. Второй – когда я ночевала в музее, тоже, получается сорок первый, конец лета. Музей начали эвакуировать в августе. Я же там беспокоилась об упакованных сокровищах. Хотела посмотреть, цел ли чемодан.
- Хорошо. Я пишу: 1941-42 год. Участники: Нинель Бельченко и… Ясень? – она посмотрела на меня?
- Получается, что Ясень. Но в то же время он называл себя по имени. По своему сегодняшнему имени. И там ещё много людей. Богорада. Турилов, потом этот раненый на обрыве…
- Я всех запишу, не беспокойся. Два эпизода из сорок первого и остальные – сорок второго.
Татка подписала остальных и посмотрела на меня.
- По кольцу ничего?
- В его рассказах вообще ничего, - сказала я. – В моём сне косвенно кольцо могло находиться среди экспонатов музея. Например, в том чемодане.
- Тогда пишу: «кольцо предположительно - среди упакованных сокровищ». Но это ещё надо доказывать, учти.
Татка задумчиво взяла последний лист.
- Наши дни, - сказала она. – Кольцо здесь есть. В том же Керченском музее. Но оно же не могло там лежать всю войну?
- Конечно, нет, – сказала я. - Оно там и не лежало. Кольцо, как я поняла, было найдено недавно во время каких-то раскопок. Я не успела уточнить. Я же занималась историей Белки, а времени у меня было в обрез.
- Значит, посылай запрос, - сказала Татка. – За подписью и печатью. Кстати, где оно сейчас?
- Здесь, в Москве.
- А где именно?
- Не знаю.
- Вот, надо узнать. Куда именно направлены ценности из закрытой экспозиции Керченского музея. Через запрос мы и узнаем.
- Половина одиннадцатого, - сказала я обречённо вздыхая.
- Пошли, - Татка встала.
Телефон молчал, тихо и таинственно треща электрическими разрядами. Ни гудков, ни голосов. Одна безмолвная Вселенная.
В половине двенадцатого ситуация не изменилась. Я послушала Вселенную, положила трубку и поплелась к лестнице, ноги меня уже совсем не держали. И толку от меня было мало.
Я не спала ночь, поэтому безропотно дала себя напоить чаем с остатками праздничного торта и тупым кулём свалилась в постель.