Искушение

После долгой и изнурительной копки противотанкового рва усталая Мария еле брела в палаточный лагерь, где жила. Шёл сентябрь 1942 года. Вот уже год, как она со своей землячкой Валей работает на трудовом фронте под блокадным Ленинградом. Возвращаться в лагерь ей не хотелось: её тревожила очередная встреча с особистом, который грозился отдать её под трибунал за членовредительство. Мария клялась и божилась, что всё произошло случайно: ни она, ни Валя даже и не думали заниматься членовредительством. Но он и слушать не хотел. Невольно на память пришёл тот злополучный день…

Мария вспомнила, как бригадир Николай привёл бригаду девушек на делянку, где уже были спилены деревья, и сказал:
  - Вот здесь будем копать противотанковый ров, а прежде нам надо выкорчевать оставшиеся пни. Разбираем инструмент и приступаем к работе. Да, вот ещё  что. В полутора километрах отсюда линия фронта, так что повнимательней, мало ли что.
- Это как повнимательней? – спросила Валя, – нам что, то и дело озираться на передовую… или работать?
- Я вас предупредил, а вы сами смотрите, ведь слышите, что оттуда доносятся и выстрелы, и взрывы, – ответил Николай.
Мария подошла к куче инструментов, взяла две лопаты, а Валя - лом и топор. Девушки направились к первому попавшемуся на глаза пню. Сначала окопали его вокруг, и те корни, которые были ближе к поверхности, обрубили. Хуже дело обстояло с корнями, уходившими вглубь. Подрубить их топором было невозможно, не хватало пространства для размаха, да и землю из–под них было тяжело выбирать. Тогда Мария предложила:
- Валь, а давай попробуем пень раскачать, может он чуточку вылезет наверх.
- Давай, – согласилась Валя.
Они встали у пня друг против друга, обхватили его руками и начали раскачивать. Пень поначалу не поддавался, но потихоньку, кое-как, девушки его все-таки раскачали. Внезапно они почувствовали, будто кто–то с силой ударил в пень между их ладонями. Тот даже слегка покачнулся. От неожиданности девчата даже вскрикнули. На их крик подбежал встревоженный Николай и спросил:
- Что случилось?
- Сами не знаем, – растерялась Мария, – такое впечатление, что кто–то по пню долбанул.
- А в какое место, можете показать?
- Вот сюда, – ткнула пальцем Валя.
Николай внимательно осмотрел то место, куда указала Валя.
- Да, – протяжно произнес Николай, – вы в рубашках родились.
- Это почему? – удивилась Мария.
- Да вот, посмотрите, – указал Николай на маленькое отверстие в пне, – это входное отверстие от пули. Не зря я вас предупреждал.
- Да уж, – протянула Валя.
Николай удалился, а девушки принялись и дальше раскачивать пень. Через некоторое время часть корней высвободилась из-под земли.
- Маш, а давай попробуем ломом перерубить корни, – предложила Валя.
- Давай, только не остриём, а лезвием, а то от острого конца корень будет только щепериться.
Валя принялась за работу. Широким концом лома она пыталась разрубить корень, но лезвие попадало не в середину, а в бок корня, и лом соскальзывал.  Когда Валя в очередной раз замахнулась для удара, Мария протянула руку к корню, показывая куда надо бить, но убрать её не успела. Удар лома пришёлся на тыльную сторону ладони. От дикой боли Мария закричала истошным голосом. Обхватила раненую руку и прижала к груди. Валя кинулась к ней.
- Маша, ну-ка покажи.
Мария протянула руку: в середине ладони зияла окровавленная рана. Вокруг девушек собралась толпа. Подбежал Николай.
- Что опять у вас случилось?
- Вот, – показала раненую руку Мария.
- Ё моё, – ужаснулся Николай, разглядывая рану, – идти-то сможешь?
Мария кивнула.
- Бегом с ней в медсанчасть, – приказал Николай, обращаясь к Вале.
Валя оторвала подворот от подола юбки, перевязала им раненую руку и, подхватив Марию под руку, повела её в сторону лагеря.
- Маш, прости ради Бога, – запричитала Валя, – сама не пойму, как это вышло…
- Да ладно, я сама виновата.
В медсанчасти пожилой доктор с седой бородой осмотрел рану и спросил Марию:
- Как же это тебя, девонька, угораздило?
Мария рассказала, как случилось с ней это несчастье.
        - Ну что же, – выслушав Марию, сказал доктор, – будем тебя лечить, но предупреждаю: лечение будет долгим и болеть будет первое время очень сильно. Так что наберись терпения.
        - А куда деваться, буду терпеть.
        - Наташа, – подозвал молодую медсестру доктор, – обработай рану девушке и сделай ей повязку с риванолом, – и, обращаясь к Марии, предупредил, – первое время вам придётся два раза в день приходить сюда на перевязку, утром и вечером, поняли?
Мария кивнула.
Из медсанчасти девушка вернулась в свою палатку. Легла на кровать, руку положила на грудь. Закрыв глаза, попыталась уснуть, но сильная ноющая боль не давала расслабиться. Тогда Мария вытянула раненую руку вдоль тела. Постепенно боль стала утихать, и Мария задремала. Но уснуть ей так и не довелось: прибыл посыльный из штаба и велел явиться в особый отдел к капитану Ведяеву. Придя в штаб, девушка спросила дежурного, как найти спецотдел. Дежурный проводил её до двери кабинета. Мария постучала, из–за двери донесся громкий голос:
- Войдите.
Мария вошла в кабинет, поздоровалась. Перед ней за столом сидел плотного телосложения мужчина, лет тридцати пяти, с неприятной внешностью и угрюмым выражением лица. Он указал ей на стул. Девушка села.
- Фамилия, – буркнул он.
- Конькова Мария Андреевна.
- Так, значит, это ты занимаешься членовредительством?
- Каким членовредительством? – удивилась Мария.
- Рассказывай, как руку повредила?
Мария без утайки поведала, как приключилось с ней это несчастье.
- Так, всё понятно, преступление по предварительному сговору. Договорилась с подругой, чтобы она тебя слегка покалечила, работать не хочешь!?
- Да какой сговор, – чуть не плача, возразила Мария, – я же говорю, что случайно всё вышло. Да я лучше бы две смены подряд отпахала, чем такое испытать. Ещё не известно как заживать будет, а что, если рука загноится, да в гангрену перейдет? То и руку отнять могут. Я что - умалишённая что ли?
- Зато живая, домой поедешь!
- Как Вы такое можете говорить? Мне замуж выходить, детей рожать. Как я ребёнка держать буду?
- Разжалобить хочешь? На меня это не действует. Я ещё с твоей подругой поговорю, посмотрю, что она мне здесь петь будет. Если выясню, что членовредительством занимались, обеих под трибунал отдам.  Ладно, иди к себе. После ещё тебя вызову.
Мария вернулась в палатку сама не своя. Рука ноет, нет силы терпеть, а тут ещё такое. Девушка опустилась на кровать и разрыдалась, уткнувшись в подушку. Немного упокоившись, легла. В голову лезли страшные мысли: «А что, вдруг и вправду посадит»? Так и пролежала она до вечера в горьких раздумьях, пока не возвратились с работы девчата. Но Вали среди них не было. Часа через полтора пришла Валя, принесла две чашки с перловой кашей и пайку хлеба для себя и Марии.
- На, ешь, – протянула она чашку Марии, – ты чего такая смурная? Болит сильно?
- У меня вот тут болит, – приложив руку к сердцу, ответила Мария, смахивая ладонью навернувшуюся слезу, – особист меня вызывал, грозился под трибунал отдать за членовредительство.
- А ты думаешь, чего я так поздно пришла? – спросила Валя, – меня он тоже к себе вызывал, стращал. Ну я ему и ответила: «Чем ты меня пугаешь? Мы и так в самом аду вкалываем. Сегодня вообще могли от шальной пули погибнуть. Не веришь? Спроси у нашего бригадира, он тебе расскажет».
- И чего он тебе ответил? – удивленно спросила испуганная Мария.
- Да он сначала ошалел от такой наглости, потом очухался и как заорет: «Ты с кем так разговариваешь? Да я тебя за можай загоню»! А я ему и говорю: «Не пугай, пуганные. Всех не пересажаешь, кто работать будет? Всё враги мерещатся?! Не там ищешь, а такое, как с нами, с каждым может случиться. В том числе и с тобой». Он как заорет: «Пошла вон»! Ну я и пошла.
- Зря ты так с ним, он, говорят, человек подлый и злопамятный, не простит. Не боишься?
- Мокрый дождя не боится, а когда сними так разговариваешь, они быстрее поверят, что ты правду говоришь.
На следующее утро Мария пришла в медсанчасть. Доктор осмотрел рану, покачал головой, подозвал медсестру.
- Наташа, посмотри, похоже нагноение начинается. Промой рану и повязку с грамицидином сделай, – и, обращаясь к Марии, успокоил, – не отчаивайся, спасём мы твою руку.
- Да я по другому поводу расстраиваюсь. Меня в членовредительстве обвиняют, под трибунал хотят отдать.
- Чушь какая. Это Ведяев что ли пугает? Ладно, я с полковником Гордеевым поговорю, он человек хороший, в обиду не даст
        - Благодарю!
        Через неделю рана стала постепенно затягиваться. Мария уже смогла потихоньку шевелить пальцами. А через две недели её определили помогать на кухне. Воды и продуктов принести, со столов мусор убрать. Через некоторое время девушку выписали на работу. Как–то вечером Мария возвращалась из столовой и по дороге встретила капитана Ведяева, он попросил её задержаться и сказал:
        - Значит так, Конькова, дело твоё не закрыто и, если я дам ему ход, то срок тебе и твоей подруге светит не малый. Сегодня после отбоя приходи ко мне в кабинет, а там, глядишь, и найдём правильное решение твоего вопроса. Поняла?
        - Поняла, – опустив голову, прошептала Мария.
        - Ну вот и хорошо. Жду сегодня вечером, завтра будет поздно, не придёшь - пеняй на себя.
        Еле волоча ноги, словно они ватные, Мария вернулась в палатку. На душе было муторно. Опустилась на кровать и обхватила голову руками. Подошла Валя, села с ней рядом и спросила:
        - Маш, ты что пригорюнилась? Что опять случилось?
        - Особиста встретила, говорит, чтобы я к нему сегодня ночью пришла, а то посадит и меня, и тебя.
        - Ну и что, – встряла в разговор Галя, соседка по койке, – с тебя не убудет, а там, глядишь, и дело закроет.
        -Это с тебя не убудет! – резко оборвала ее Валя, – а мы не так воспитаны, чтобы с каждым встречным-поперечным в койку ложиться. Тоже мне, советчица нашлась. Забыла: «Береги платье с нова, а честь с молода». А ты не бойся, – обратилась она к Марии, – блефует он, нет у него на нас ничего. Если бы было, он не предложил бы. Не вздумай к нему идти.
        Мария легла и так и уснула с этими тревожными мыслями…

        С этими тяжёлыми раздумьями девушка решила подойти к одиноко стоящему домику на краю леса. Возле дома за невысоким забором раскинулся небольшой огород. Мария машинально глянула за забор и увидела на грядке три огромных кочана капусты. «Ох ты, какие большие, вот хотя бы один сорвать. Наелась бы досыта и девчат угостила. А то, если не дай Бог, и вправду посадят, буду потом жалеть, что упустила такую возможность», про себя посетовала она.  «Пойду сорву пока никто не видит». Только хотела закинуть ногу через забор, и вдруг подумала: «А что, если хозяин дома и смотрит в окно, ждёт, когда я в огород залезу. Нет, пойду от греха подальше». Собралась было уходить, да опять передумала: «А если нет никого вообще, капуста всё равно пропадёт или кто–то другой ее сорвет. Была не была, пойду и сорву, а там - будь, что будет». Но что–то в душе мучило и упорно сопротивлялось такому решению… «Нет, не могу…чужое…не мое… надо уходить пока совсем не стемнело». Мария отошла на несколько шагов, оглянулась и решила: «А может дождаться темноты и по тёмному перелезть через забор, быстро сорвать кочан и бегом отсюда». Она повернулась, подошла к большому стволу берёзы и, спрятавшись за него, стала ждать пока стемнеет. Внезапно пронзила мысль: «А что, если бы это была моя капуста, и её кто-ни будь у меня украл… Мне бы понравилось»? Решительно развернувшись, Мария быстрым шагом пошла в лагерь.
        У палатки её встретила Валя.
        - Ты где ходишь? Я тебя обыскалась! Ужин давно закончился, пойдём я тебе поесть принесла.
Они зашли в палатку, Мария опустилась на кровать. Валя подсела к ней, протянула чашку с кашей.
        - Ешь.
        - Что–то ничего не хочется.
        - Что так?
        - А то сама не знаешь? Меня в штаб не вызывали?
        - А некому вызывать.
        - Это как так?
        - Этого злыдня, Ведяева, сегодня арестовали.
        - За что?
        - А нам что доложили? Говорят, приехали четверо на бобике*, среди них майор НКВД, зашли в штаб, а оттуда вывели Ведяева без портупеи и со связанными руками. В бобик затолкали и увезли. Так что кончились твои волнения и страхи.
Мария рывком обняла Валю, прижала свою голову к её груди и разрыдалась.
        - Чего же ты плачешь, дурёха? Радоваться нужно.
        - Так я от радости, – пробормотала Мария.
        - Ну ладно, ешь и спать ложись, а то уже поздно. Завтра рано вставать.
        Мария, доев кашу, отнесла посуду в столовую, вернулась и легла в постель. Впервые за последнее время девушка заснула крепким и безмятежным сном.


        *Бобик – на фронте так называли внедорожник ГАЗ-67Б


Рецензии