По Л. Н. Толстому, После бала

Когда нас подводили к ней и она не угадывала моего качества, она, подавая руку не мне, пожимала худыми плечами и, в знак сожаления и утешения, улыбалась мне. Когда делали фигуры мазурки вальсом, я подолгу вальсировал с нею, и она, часто дыша, улыбалась и говорила мне: «Encore». И я вальсировал еще и еще и не чувствовал своего тела. Это было поистине восхитительно. Моя любовь к ней витала в воздухе, и каждый мог её вдохнуть, но, в то же время, она принадлежала только мне одному, находясь в заключении моего сознания. Сердце моё не могло перестать полыхать от безграничных чувств к Вареньке. У меня всё не выходило унять свой трепет, эту лёгкую, но уверенную (оттого, что разум мой подпитывал сие состояние) дрожь в руках, этот устремлённый лишь на неё взгляд, эти медленные окрылённые счастьем движения. Но, честно сказать, я и не был уверен, что стоит их унимать. Разум пытается отяготить моё сознание мыслями о завтрашнем дне и попытками разузнать и понять своё душевное состояние, но то, как мне кажется, в ответ лишь улетает в беспечность этого мига, этого момента радости и беззаботности, момента не передаваемых чувств.