Полицейский замер

Симпатичный светловолосый мужчина лет сорока, среднего роста, с чеканным профилем и редкого цвета зелеными глазами, перебирал на столе тонкие папки с бумагами; иногда вставал из-за стола, и неторопливо, ходил по небольшой комнате, сосредоточенно над чем-то размышляя; во всех его движениях чувствовалась отменная командирская выправка, из-за чего безобидное канцелярское занятие казалось несколько неприемлемым для офицера.
Гауптман Карл Витке13 посмотрел в окно своего кабинета – погода радовала в последнее время. Но скоро придёт конец погожим дням – бургомистр рассказывал: «В наших местах ориентируются по погоде Москвы; какая там, значит, точно такая будет здесь через три дня».
- Странный прогноз, связывающий два города, расположенных в разных широтах, за тысячу километров друг от друга. Тем более бургомистр не знает, что вчера, 7 ноября, в Москве шёл снег, - подумал Карл, вспоминая недавний разговор.
У Витке имелся радиоприемник, поэтому он вечерами слушал новости со своей далёкой Родины. Представил, что будет через пару дней здесь, в  этом донбасском городке, когда завьюжит знаменитая русская зима. От одной только мысли о приближающейся непогоде, его пробил озноб. Он передёрнул плечами, поднялся, взял шинель и, накинув её на плечи, вновь уселся на своё место, снова уткнувшись в техническую документацию, которая могла бы натолкнуть его на мысль – с чего начинать восстановление шахт в этом Богом забытом крае.
Витке прибыл сюда несколько дней тому назад в качестве руководителя административно-хозяйственного управления, в подчинении которого находились шахты и профильные предприятия Дзержинского района вместе с оставшимся имуществом, и рабочими, не сумевшими или не успевшими эвакуироваться. Это военизированное учреждение входило в дирекцион № 9, являющийся одним из бесчисленных разделов «Восточного общества по эксплуатации угольных и металлургических предприятий». Правление общества, само собой разумеется, находилось в областном центре, переименованном в Юзовск. Хорошо спланированное восстановление советского Донбасса не оставляло сомнений – скоро наступит день, когда отдастся приказ, чтобы все рабочие, служащие и прочие работники бывшего треста «Дзержинскуголь» приступили к работе.

Благодаря учёбе на специализированных курсах русского языка, и году, проведенному здесь, в середине 30-хх, в рамках военно-технического сотрудничества Германии и России, Карл может сносно объясняться на местном диалекте. Этот фактор оказался решающим при определении его дальнейшей судьбы, забросившей в тыл Восточного фронта.
Участвуя в боевых действиях во Франции в 1940 году, он получил ранение: пуля прошла навылет, не задев жизненно важные органы. После лечения и отпуска, возвратившемуся в свою часть, Витке предложили вступить в НСДАП14. Вскоре его приняли в кандидаты, а форму украсила соответствующая нашивка. И буквально следом пришло известие о награждении Железным Крестом, что вызвало нездоровую зависть у одного из боевых товарищей.
По случаю высокой награды, орденоносец устроил скромную вечеринку, и основательно набравшись шнапса, шутя, изрёк: «Бог с закрытыми глазами подтвердит: Карл – есть самое достойное имя для германца». Ничего крамольного вроде не сказал, но утром вызвали в отдел штаба, на дверь которого офицеры, проходящие мимо, старались не смотреть. Там потребовали объяснить, что он имел в виду, восхваляя Карла, и какого именно Карла. Дело в том, что это имя неожиданно оказалось утраченным для немцев после путча 1933 года; оно встречалось всё реже, и лишь в редком случае – в семье коммуниста давали его новорожденному. В ходе последовавшего следствия выяснилось, что покойный отец Витке дружил с Германом Раушнингом15. На допросе, среди череды вопросов, возник один довольно нелицеприятный, мол, почему при вступлении в партию, утаил столь объективный факт дружбы семейства Витке с врагом народа? Ответ Карла прозвучал прямо и лаконично:
- Знакомствами нашего рода никто не интересовался, но лично для меня, как и для всех моих родственников, любой враг Германии – враг вдвойне. Никто из нас, и в том числе отец, не мог подозревать, что Раушнинг сможет оказаться предателем нации. Я никогда не забываю об этом, неся такой тяжёлый груз в своей душе. Если мой проступок действительно так серьёзен, тогда я готов его искупить в качестве рядового на Восточном фронте. В течение трёх веков мужчины, носящие фамилию Витке, с честью защищали великую Германию!

Командование не дало ход скандалу, списав нечаянный разговор на качественный отечественный шнапс и радость от врученной награды; а, учитывая ратные заслуги, не стало наказывать, но ему пришлось всё-таки поменять благоприятный климат Франции на захолустный город Дзержинск.
Донбасс – неотделимая часть великого рейха. И теперь Витке во главе десятка младших чинов, техников горнорудного батальона, обязан с помощью, как в России говорят: кнута и пряника, заставить местных граждан добывать уголь. Чем быстрее они восстановят, правильнее – воскресят, здешние затопленные шахты, тем крепче будет броня немецких танков. Прибыв на новое место, их группа в первый день занималась своим обустройством, расположившись в большом четырёхквартирном доме, в центре города, недалеко от комендатуры и городской управы. А все последующие дни, согласно распоряжениям Карла, делала полную инвентаризацию оборудования шахт, состояния компрессоров, подъездных путей, транспорта, и того громадного количества мелочей, без которых невозможно добыть ни одной тонны угля.
Состояние шахт, после первого беглого осмотра, показалось совсем удручающим: часть жизненно важных объектов разрушены; в противоположность им, мастерские, пребывавшие в целости и сохранности, стояли с настежь открытыми дверями; на лесных складах – шаром покати. Сегодня вечером ему на стол ляжет объективная информация, и тогда, возможно, скоро дзержинский уголь послужит победе Германии в этой войне.
Витке раскрыл папку с надписью «Kohlengrube Chigari16», и принялся внимательно изучать её содержимое. Прошло десять минут. Карл вздохнул: «Пора начинать», крутанул ручку военного полевого телефона, и, дождавшись ответа телефонистки, приказал соединить его с бургомистром.
- Здравствуйте, господин гауптман! Чем могу помочь?
- Разобравшись в документах, предоставленных вами, я понял, что шахта «Чигари» – самая неглубокая среди крупных шахт в районе. Так ли это?
- Так точно!

- Население полностью прошло регистрацию?
- Да. Благодаря полицейской управе, составлены отдельные списки всех коммунистов и евреев. Мы свою работу делаем добросовестно.
- Ими есть, кем заниматься. Меня, прежде всего, интересуют: подземные рабочие, также компрессорщики, кузнецы и работники инженерно-технической службы. Сейчас мне нужно два-три человека, имеющих прямое отношение к «Чигари», «Чигарью», - Витке начал склонять труднопроизносимое слово, пытаясь правильно произнести, - «Чигарям».
- Да, господин гауптман, у меня как раз есть для вас три человека – очень подходящие кандидатуры. Они, одними из первых, пришли ко мне до объявления о регистрации, испытывая верноподданнические чувства к нашему фюреру…
На другом конце провода Витке недовольно поморщился. Ему знакома история этого немца-колониста из близлежащего города со странным, режущим слух, названием Нью-Йорк. Прибыв к коменданту Дзержинска, майору Карлу Краусу с докладом о прибытии их группы и задачах поставленных перед ними, он, имеющий особые полномочия, ознакомился с личными делами, как бургомистра и полицмейстера Фризеля17, так и остальных руководителей полицейских управ населённых пунктов района. От Витке не ускользнуло удивление, мелькнувшее в глазах коменданта, при упоминании своего имени. «Почётная ссылка. Карлы всей Германии соединяйтесь в Дзержинске, - с грустью подумал он, но эту тему не стал развивать. - Когда-нибудь потом, если только появится возможность для откровенной беседы».
- Они посчитают за счастье служить на любом месте, чтобы претворить в жизнь историческую миссию германского народа, предопределённой ему Провидением. Я считаю – моё положение позволяет просить вас об удовлетворении одной просьбы: выделить этих троих непримиримых борцов за «новый порядок» на их Родине, освобождённой от большевиков, среди общей массы наших верных помощников…
- Хорошо, если вы выступаете гарантом, - гауптман прервал адвокатскую речь словоохотливого градоначальника, - тогда сегодня мне необходимо ознакомиться с этими добровольцами.
- Господин гауптман, они давно готовы к встрече, и через пять минут будут у вас.
Но Витке, ранее отдавший команду своему шоферу готовить машину, возразил:
- Не стоит, я скоро подъеду.

Витке дал несколько указаний денщику, сел в машину и приказал шоферу ехать в управу. От дома, где расквартировался Карл со своей командой, до резиденции бургомистра – расстояние небольшое, около двухсот метров. Распорядившись двигаться не спеша, он рассматривал пустынные улицы центра города – город затаился, и люди без нужды не выходили из домов. Никто не мог точно сказать, куда повернёт русло жизни при «новом порядке», но старосты и начальники полиции (во всех окрестных сёлах и хуторах) позаботились, чтобы немцы вплотную занялись бывшими председателями сельсоветов и парторгами, которых вскоре расстреляли. Дзержинск ничем не отличался от сотен других оккупированных советских городов. Дома, брошенные своими хозяевами, казались неестественно унылыми громадными обелисками.
Машина повернула на перекрёстке, и в поле зрения Витке попали четыре человека, ожидающие его. Завидев машину, они немедля выстроились в шеренгу. После общего приветствия прибывшего офицера, одетого в форму Вермахта, но с неизвестными знаками различия, бургомистр начал представлять своих протеже, как специалистов в горном деле.
- Сливин – бывший начальник участка на «Чигарях».
Карл вопросительно посмотрел на бывшего колониста, услышав новое склонение названия шахты, и, усвоив, попытался его запомнить. Представляемый горняк стоял по стойке «Смирно», не сводя глаз со своего будущего начальника, а бургомистр неправильно поняв гауптмана, начал торопливо объяснять, что на здешних шахтах толковый начальник участка может в любое время заменить директора. Но так как Сливин – беспартийный, поэтому у него отсутствовала перспектива продвижения по служебной лестнице.
Второго он представил, как бывшего петлюровца, десятника по фамилии Кольчевский. Однако почему-то Витке больше заинтересовал третий работник. Карл остановился напротив него. Тот щёлкнул каблуками и замер; что-то в нём присутствовало такое особенное, скрытное, и в тоже время оно выдавало его, разительно отличая от остальных. Стройный и подтянутый, он стоял, пытаясь блеснуть хорошей воинской выправкой. Не мигая, смотрел перед собой, будто никого не замечая своими жёсткими глазами. В отличие от своих спутников, он одет в полувоенную форму: на левом рукаве – жёлто-голубая повязка, на шапке – значок в виде ромба, а на поясе висела кобура с пистолетом. Бургомистр хотел представить последнего кандидата, но гауптман не разрешил этого сделать, подняв ладонь, мол, я сам.

- Фамилия?
- Задорожнюк.
- Возраст?
- Тридцать четыре года.
- В шахте сколько отработал?
- Три месяца.
Витке удивлённо перевёл взгляд на бургомистра:
- Что это такое? Сам хочешь под землей поработать?
- Никак нет, господин гауптман. Но Задорожнюк предан фюреру, и он любого коммуниста заставит трудиться так, как тот никогда не работал на Советскую власть.
- Хорошо, но учтите – вы лично отвечаете за всех троих. Они должны будут организовывать работу, а я стану спрашивать со всех вас. Кстати, что означает эта повязка?
- Позвольте, господин гауптман, я объясню. Задорожнюк прислан к нам из Горловки, где находится областной провод ОУН Бандеры, для разъяснительной работы среди местного населения. Эмиссар. Первая ласточка, так сказать. И теперь украинские националисты являются неотъемлемой частью «нового порядка» на просторах бывшего СССР, - бургомистр достал носовой платок, вытер вспотевший лоб, несмотря на осенний день, и попросил разрешения удалиться.
- Да, свободен, - проводив взглядом утиную походку соплеменника, улыбнулся и обратился к своим помощникам.
- Я хочу напомнить: чем скорее мы начнём добывать уголь, тем быстрее вы докажете верность нашему фюреру.
При упоминании фюрера, троица выкинула руки, приветствуя вождя.
- Вы будете иногда меня консультировать в некоторых вопросах, пока я не отдам шахту под ваше начало. Понятно?
- Так точно, - последовал нестройный ответ.
- Господин гауптман, разрешите поинтересоваться: вы – горняк? - Гуляев с живостью в голосе спросил, понимая, что именно сейчас перед ним раскрываются неограниченные возможности.
- Механик.
- Ясно.

- Что вам может быть ясно? - Витке усмехнулся и скептически посмотрел на него.
- Ясно то, что теперь мы сможем, не жалея сил, работать на благо великой Германии и её фюрера Адольфа Гитлера.
Карл удовлетворенно кивнул головой.
- Похвально. Если вы будете так работать, как говорите, тогда я всех вас сделаю управляющими на предприятиях города. Но опять повторяю: ваше будущее напрямую зависит от личного вклада каждого в восстановление шахты, - на мгновение Витке запнулся, - этой, как её там?
- «Чигари», - услужливо подсказал Сливин.
- Да.
- Хайль Гитлер! - в унисон выкрикнула троица, и, выкинув руку в приветствии, застыла перед своим непосредственным начальником, словно музейные экспонаты.
- Хорошо, я вижу – вы готовы служить. Согласно информации, опуститься в шахту сейчас невозможно, потому что клеть оставлена на горизонте, а канат обрезан. Для того чтобы начать работы по извлечению клети, что необходимо сделать в первую очередь?
- Нужно проверить наличие газа. Пока главный вентилятор не восстановлен, мы можем потерять людей.
- Каким способом?
- Господин гауптман, нам прибор нужен.
Витке вскинул брови в недоумении. Сливин торопливо начал объяснять:
- Для этих целей, т. е. замера концентрации метана применяется бензиновая лампа «Свет Шахтёра».
- Кто из вас может ею пользоваться?
Сливин посмотрел на Кольчевского. Тот вздохнул и обречённо кивнул:
- Я умею, господин гауптман.
- Вот и хорошо. Сейчас я вам выпишу допуск на ведение работ на шахте, - Карл на мгновение запнулся, затем медленно выговорил, - Чигари.

Помощники стояли, не шевелясь, внимая каждому слову; они понимали, что от их первых действий под началом Витке, зависит их будущая жизнь.
- …потому, как на эту землю пришёл порядок, и шахты охраняются местными полицейскими. Вы сегодня подготавливаете всё необходимое для спуска на горизонт, а завтра должны быть здесь в 8:00. И запомните: любое отступление от моих распоряжений наказывается назначением на чёрную работу. Это в лучшем случае. Объяснять не стоит, чем чревато подобное взыскание?
- Так точно, - хором ответил будущий директорат. Затем Сливин обратился к офицеру:
- Нам транспорт какой-нибудь выдали бы, в смысле, подводу с конного двора.
Гауптман указал пальцем на окна кабинета бургомистра, где находится их средство передвижения, но, вспомнив его скользкую натуру, передумал, и, махнув рукой, приказал идти за ним.
Карл постучал в дверь, и, не дожидаясь ответа, на правах хозяина, бесцеремонно резко отворил её. Довольное лицо бургомистра, с застывшими узкими глазками, мгновенно изобразило подобострастную улыбку. Он вскочил, вытянул руку в приветствии, одновременно пытаясь придать себе вид бравого вояки. Подойдя к окну, Витке оценил удобный обзор с высоты второго этажа. В голову пришла странная мысль: «Хорошо отстреливаться», - затем отмахнулся от неё, словно от наваждения, и, показывая, на помощников, стоящих за порогом в коридоре, приказал:
- Выдать им подводу. Лошадь должна быть не кляча. Ясно?
- Так точно, господин гауптман!
- Развесить по городу объявления о том, что всем трудящимся и специалистам шахты «Чигари» в двухдневный срок вернуться на свои рабочие места. В случае явного саботажа – расстрел. Всем остальным работникам-угольщикам пройти повторную перерегистрацию в городской управе. Срок тот же. А также о приёме на работу всех желающих…

Распорядившись, Витке ушёл в комендатуру, где, взяв двух автоматчиков для сопровождения, отправился объезжать объекты и специалистов из группы, составляющих реальную картину технических возможностей разрушенных шахт.
Наступило девятое ноября. Витке вышел во двор дома. Нерадостное ноябрьское утро, окутало его редким туманом. На улицах стояла непривычная удивительная тишина. Иначе быть не могло – приняв под своё руководство город, комендант отдал приказ об уничтожении всех собак. В назначенный день, три-четыре часа стояла пальба по живым мишеням – полицейские набивали руку для борьбы с партизанами и прочими врагами великой Германии.
- Теперь таким унылым будет казаться каждый день, пока не наступит весна. Интересно, а какая она здесь? - пробормотал Карл, садясь в машину. Через четверть часа в кабинете бургомистра, Витке пришлось выслушивать сбивчивый доклад Сливина:
- Нашли канат, подключили лебедку. В посёлке отыскали рукоятчика, который способен управлять лебедкой, и сейчас он находится на рабочем месте. Но не смогли найти: ни одной замерной лампы, ни специальной бадьи для аварийного спуска. Я не знаю, как выкручиваться в подобных случаях, господин гауптман.
- И что теперь прикажете мне делать? Может быть, мне поехать в Юзовск – просить у руководства дирекциона лампу, которую я никогда в глаза не видел? - спросил Витке, вонзившись взором в бургомистра, сразу начавшего вытирать вспотевший лоб.
- Кажется, я знаю выход из создавшегося положения. Никуда не нужно ехать, тем более искать, - разрядил тишину Задорожнюк.
- Вот так просто – без специального оборудования определить: есть, или нет газ в шахте? - недоверчиво переспросил Карл.
- Господин гауптман, это называется шахтёрская смекалка.

- Давай-давай, выкладывай свою смекалку.
- В полицейской управе находятся арестованные. Взять у них одного человечка, привязать к канату, и опустить его в шахту. Спустя некоторое время, вытащить. Если живой останется, значит, можно приступать к извлечению клети, и откачке воды. Как видите, всё очень просто, тем более на канате есть отметка, значит, ниже горизонта мы его не опустим.
Сидевший на диване Витке, оказался слегка шокирован подобным откровенным предложением. «Для него сказанное – так просто? Знали бы мои однополчане, перед каким выбором сейчас меня поставили эти варвары. Грубые животные, которые, только благодаря своей покорности, заслужили право служить великой Германии.
Довольно изощрённая выдумка, - подумал он, засомневавшись в положительном результате предлагаемого эксперимента».
- Учись, - бургомистр обратился к бывшему начальнику участка, кивая на Задорожнюка, - у него всего три месяца подземного стажа, а голова работает, как у инженера. - Я говорил вам, господин гауптман, что он никогда не подведёт, - обратился к Витке, до сих пор не проронившему ни слова. - Нужно тебя срочно перевести из рядовых полицейских, - но, вспомнив, что тот находится в непосредственном подчинении Витке, переключился на Сливина: - Эх ты! Как сам не догадался?
- Виноват, не подумал о возможностях человеческого ресурса, - Сливин опустил глаза.
Полицай подал голос:
- Господин бургомистр, позвоните полицмейстеру за человечка. Мы сходим, здесь-то рукой подать.

Бывший колонист из Нью-Йорка взялся за телефон…
- Чёртов язык, - Карл вспомнил весёлый вечер, из-за которого он попал в этот Богом забытый край, населённый варварами. - Ах, Фландрия! Ах, знаменитое «анжуйское» вино, а вкус «Мюскаде18» вообще невозможно забыть!
- Господин гауптман, кофе не желаете? - вкрадчивый голос бургомистра вернул Карла из далёкой тёплой Франции в Дзержинск. - Настоящий.
Вздохнув, Карл молча покачал головой, отказываясь от угощения. Вскинув руку, посмотрел время на ручных часах – прошло двадцать минут, как его помощники отправились за арестованным. В душе он смирился с таким диким способом проверки содержания газа. Сроки поджимают, Рейх требует огромного количества угля, и если он не успеет в срок наладить его добычу – ему могут вспомнить причину, из-за которой он попал в эту несусветную глушь. Витке встал с дивана и подошёл к окну. Внизу к дверям управы подходили четыре человека. Одна из них – женщина. Вскоре в кабинет почти влетел Задорожнюк.
- Разрешите обратиться, господин гауптман?
- Да. Но почему женщина?
- Все арестованные задействованы на работах. Вот сопроводительный листок, - не встретив заинтересованности со стороны Витке, он отдал бумажку бургомистру. Тот начал читать:
- Азимова Роза Семёновна, еврейка, - дальше пробежал глазами по тексту, - думаю – это то, что нужно. Удачи вам.
Карл не обращая внимания на суетившегося бургомистра, молча, направился к выходу. На улице, перед тем как сесть в машину, сказал Сливину всего два слова, но произнёс их, словно улан махнул палашом:

- Не задерживайтесь!
Вдогонку отъезжающей подводе раздался заботливый голос, выбежавшего на улицу, бургомистра:
- Достаточно верёвок взяли?
Кольчевский помахал над головой внушительным мотком веревки. Набожный немец перекрестился, и вернулся назад, в здание.
По дороге Роза Семёновна пробовала расспросить конвоиров, мол, куда везут, но все попытки оказались безуспешны.
- То, что не на расстрел – это точно, - печальные думы начали обуревать. - В горловское гестапо пробираются короткой дорогой? А за что?
Сегодня в камере Роза проснулась со странным чувством – в её жизни должна появиться новизна, и необязательно ужасная. Она тронула за локоть молодого человека с повязкой на руке, и сквозь начавшие душить рыдания, решила ещё раз спросить за свою судьбу:
- Скажите, пожалуйста, куда вы меня везёте?
Задорожнюк спрыгнул с подводы, грязно ругаясь, крикнул вознице: «Стой!». Его невозмутимое лицо преобразилось: глаза расширились и источали неудержимую ярость, сжатые губы, казалось, сейчас выплюнут заряд злости. Достав пистолет, быстро приставил его к голове Розы:
- Хоть один раз ещё вякнешь – пристрелю, как собаку! На место приедем, и если я там от тебя услышу одно-единственное слово, тогда тебя не застрелю, а брошу, как кошку, в шахтный ствол! Ты поняла?!
Роза смогла только согласно кивнуть головой. Ехали недолго, но пока добрались – туман рассеялся. Машина Витке стояла в двадцати метрах от копра, а сам он нервно прохаживался возле входа в надшахтное здание. Подвода подъехала к копру. Задорожнюк взял на себя осуществление своей идеи.

- Заходи внутрь, - приказал он пленнице, смирившейся с судьбой. - А ты найди крепкую доску, или пару обыкновенной толщины, длиной около полуметра, - обратился к Кольчевскому.
Гауптман, не вмешиваясь, молча наблюдал за приготовлениями. Задорожнюк поискал взглядом рукоятчика – тот стоял недалеко от входа, ожидая дальнейших указаний; затем открыл настежь створки ворот, и подпёр их камнями.
Подошли два пожилых мужчины, давно непризывного возраста. Поздоровались с офицером, и каково было их удивление, когда он ответил им по-русски.
- А позвольте полюбопытствовать, пан офицер, никак скоро начнёте уголь добывать?
- Да, старики. Приводите народ, не нужно бояться. Новая власть без причины никого не обидит, а от большевиков – защитит.
Подошедший Сливин хотел их прогнать, но Витке остановил его:
- Пусть привыкают.
В проёме ворот возник улыбающийся Кольчевский, принесший две небольшие доски. Задорожнюк сложил их вместе, попробовал на крепость, наступив на один край ногами, а за другой взялся руками, и попытался поломать. Удовлетворенно произнёс: «Даже двоих выдержит». Конец троса привязал посередине досок. Подтянули трос, женщину поставили на импровизированную подножку, спиной к тросу, и накрепко примотали её веревками, оставив руки свободными.
- Запомни – начнёшь раскачиваться – разобьёшься о расстрелы. Ничего не бойся. Мы тебя опустим, а потом сразу поднимем.
Роза Семеновна стойко молчала, потому как поняла – от этого бешеного полицая можно ожидать, что угодно.
Деды уселись в стороне на остаток каменной кладки, подослав под себя кусочки досточек. Они, расположившись напротив входа в копёр, и, наблюдавшие за приготовлениями полицаев, поняли, что ждёт женщину. Косясь на представителей «нового порядка», тихо заспорили:

- Пропадёт баба.
- Где сатана не сможет, туда бабу пошлёт. Ничего с ней не станется.
- Ты, Силантий, неправ. Сгинуть под землей проще простого.
- А чего ей гибнуть-то? Опустят, подержат пяток минут, и подымут на-гора. Мы с тобой в каких только переделках не бывали, и ничего – живы остались. Даст Бог – Советская власть скоро возвратится, и прогонит пришлых псов.
- Так баба! Мы с тобой спускались под землю не только ради куска хлеба, и, выходит, ради этих выродков тоже. Сталин, что говорил? Уголь – это хлеб промышленности. Или не Сталин это сказал?
Силантий ткнул собеседника локтем под бок.
- Тише, Прохор, вон тот, с повязкой на руке, зыркает нехорошо в нашу сторону, если услышит – пропадём ни за понюшку…
Необычный «груз» приподняли над стволом. Кольчевский придерживая его веревкой, медленно отпускал, не давая раскачиваться. Привязанная к канату, Роза Семеновна стояла лицом к истязателям, и смотрела на них глазами, расширенными от ужаса. Она не знала, что её ждёт в конце пути.
- Майна! - крикнул Задорожнюк рукоятчику, давая команду на опуск женщины, начавшей причитать. Поняв, что кричать и взывать к милосердию – это бесполезная трата сил, она умокла. Раздававшиеся наверху звуки вскоре ослабли, а затем вовсе угасли. С каждым метром спуска, дневной свет становился блеклее. Вскоре Азимова совсем перестала различать дубовые шпалы сруба (крепление ствола); перед ней открылся незнакомый сумеречный мир: кругом сплошная темень, только чувствовалась скованность и ощущение скольжения, куда-то в преисподнюю. Подняв голову вверх, она увидела вдали еле видимое пятно света.

Роза подумала, что если мужа забрали и отправили в Горловку – это хорошо; иначе его сердце не выдержало, и взорвалось, когда он узнал бы о таком чудовищном издевательстве над своей Розочкой. Комок подкатил к горлу, а сердце сжалось от неожиданной страшной мысли: возможно, мужа нет в живых, а полицаи, таким образом, прячут следы своих преступлений. Готовая заплакать, женщина, не зная почему, но не смогла даже выдавить слезу.
За два месяца в городе расстреляны и отправлены в гестапо десятки горожан. Некоторые её родственники и знакомые, узнав из докатившихся вестей о массовых уничтожениях евреев, попытались рассеяться по соседним хуторам; вскоре их малая часть всё-таки сумела затаиться, а остальных привезли полицаи, прочесавшие с сельскими старостами каждый дом в округе. Но потом отпустили под обязательство больше не скрываться, строго предупредив о наказании, в случае выезда из города.
Роза Семеновна относилась к большинству евреев, которые не верили подобной молве, и их невозможно убедить в том, что цивилизованная немецкая нация способна так бездумно уничтожать её народ, как это доносят ложные слухи. Споря с мужем, о целесообразности отъезда, куда-нибудь в глушь, подальше от людских глаз, она во главу своих доказательств всегда приводила железный аргумент: «Мы не коммунисты». И всё-таки однажды, поддавшись уговорам друзей, Роза решилась войти в число соплеменников, попытавшихся исчезнуть из поля зрения оккупационной власти. Прошёл день-два, и вдруг оказалось, что на территории страны Советской существует множество доносчиков, помимо полицаев, поэтому чужаку, тем более еврею, оказалось невозможно укрыться среди местных жителей. Полицаям их выдала Явдоха, соседка знакомых, приютивших её с мужем. Только почему-то с освобождением не торопились, и третьи сутки она находилась под арестом.

Канат резко остановился. Пленницу немного раскачало, но вскоре колебания прекратились. Роза не смогла даже примерно определить: сколь долго шёл спуск. Для неё время перестало существовать, в связи с тем, что она, наверное, теряла сознание. По крайней мере, так показалось.
В голове не укладывалось – почему с ней так жестоко поступили. Хотели просто лишить жизни – расстреляли бы или бросили в старый заброшенный шурф в районе шахты 1-1 бис, где оккупанты устроили братскую могилу для горожан, которая не скоро заполнится.
В Дзержинске слухи об изуверских казнях распространялись быстро. Узнав об очередной казни, Роза со страхом думала о шурфе, месте предполагаемой казни: «Глубже могилы не бывает». Оказывается, ошибалась – бывает. И сегодня она убедилась в ошибочности своих тревожных мыслей. Словно беду накаркала на свою голову…
Представилось: сердце остановилось. Азимова приложила руку к груди – чувствуется слабая пульсация, но возникло ощущение, что это бьётся не её сердце, и вообще чужой звук слышится откуда-то издалека-издалека…
Неожиданно тело забилось мелкой дрожью. Стало тяжело дышать – ощущалась нехватка свежего воздуха. Незаметно подкралась странная думка в сложившейся ситуации: «И как тут шахтёры работают?». Мысль скользнула и растаяла, уступив место глубокой безнадёжности. Хотя кругом стояла сплошная тьма, Роза старалась не смотреть вниз. Ей сдавалось: если она глянет вниз, то именно в этот момент, кто-то неведомый подойдёт, и, где-то там, включит освещение, а она, увидев пустоту под ногами, закричит от неожиданности.
- Нет, я не закричу. Я – смелая женщина, правда, беззащитная.

Роза прекрасно понимала – это плод воспаленного воображения, из-за стресса, полученного таким неожиданным глумлением над личностью. До войны она работала директором школы, а сегодня оккупанты не считают её даже за человека. Пот начал заливать глаза. Ноги онемели. Роза попробовала пошевелить пальцами ног – получилось, но она их не чувствовала.
- Я точно знаю: шевелила, я уверена в этом, но почему-то не слышу своих пальчиков. Я всё вытерплю. Я – сильная женщина. Пусть веревки сдавили грудь, сжали мое сердце, зато мысли освободились от страха, потому что вокруг ничего противоестественного не происходит. Я перестала ощущать боль, ведь я – сильная женщина.
Роза набрала воздуха в грудь, насколько позволяли путы, врезавшиеся в тело, склонила голову и с силой крикнула:
- Эй! Вы скоро там?! Мне долго вас ждать?!
Затем повернула голову правым ухом вниз, и прислушалась. Крик отдалялся, куда-то падал вниз, медленно растворялся в щелях среди многочисленных дубовых шпал, прячась и умирая, не смея отозваться чужим звуком.
- Эй! Знай, что я – смелая женщина!
Канат дёрнулся и медленно пополз вверх.
- Вверх, или вниз? - Роза развела руки в стороны. - У меня появились крылья. Я лечу! Я умею летать!
Женщина, неожиданно ощутив в себе силы летать, прищурила глаза, пытаясь что-то рассмотреть, затем подняла голову, но вокруг – кромешная тьма.
- Твоя ночь – совершенна, у неё свои преимущества, - кто-то чужой прошептал в самой середине мозга, - и не только под землёй. Ты очень смелая женщина.

После длительного полета Роза испытала неимоверную усталость. Невидимый чужак теперь начал шептать ей на ухо:
- Поспи немного, отдохни. Нам ещё долго лететь.
- Но мне некогда спать. Мне нужно спешить.
- Спи, иначе не долетишь.
- Хорошо. Но ты давно знаешь: я – сильная женщина.
- Я не сомневаюсь. Спи, Роза, а потом мы вместе полетим.
Подойдя к стволу, Карл заглянул вниз, но ничего нового, кроме медленно поднимающегося каната, не увидел.
- Господин гауптман, через десять минут она окажется на-гора. Вы шли бы в машину. Я думаю, что здесь скоро перед вашим взором предстанет не очень приятное зрелище, - посоветовал Задорожнюк, стараясь не смотреть на офицера. Дождавшись, когда Витке вышел из здания, полицай жестом подозвал к себе Сливина.
- Начальник, иди к гауптману, и расскажи ему что-нибудь о шахте, или газах. В общем подготовь его к выезду Розочки, - тут он криво улыбнулся, - а то наш шеф ходит с Железным Крестом, однако, на вид слабоват.
Подойдя к ограждению возле ствола, Задорожнюк, взявшись рукой за металлическую скобу, начал всматриваться вниз. Вскоре он поднял руку с оттопыренным вверх большим пальцем, давая понять – дело идёт к завершению. Через минуту «груз» показался на поверхности. Лебедка остановилась, но Роза продолжала висеть над шахтным стволом, потому что к ней никак не дотянуться; вдобавок нельзя понять: она жива, или только потеряла сознание.
- Я искал доски – запрятанный багор обнаружил. Сейчас его принесу, - Кольчевский нашёл выход из сложившейся ситуации.

Аккуратно зацепив багром за трос, Кольчевский и Задорожнюк начали подтягивать к себе женщину в тот момент, когда лебедка давала слабину. Положив Розу на пол, полицай проверил пульс.
- Жива. Значит, газа нет. Это хорошо. Бери за плечи…
- А развязать? - удивленно спросил бывший десятник, не дослушав напарника.
- На улице светлее, там и развяжем, - повернулся в сторону рукоятчика. - Давай слабину, мы её вытащим на улицу. Потом подтянешь канат, всё здесь выключишь, и можешь быть свободен до особого распоряжения...
Вывернутый наизнанку, и во всех возможных смыслах искажённый слух о том, что немцы приехали начинать восстановление шахты, неожиданной вестью, быстро прокатился по близлежащим улицам. Вскоре возле Силантия и Прохора стояла толпа из двух десятков, таких же, как они, бывших углерубов и их жен. Очевидцам приходилось, в который раз уже, рассказывать об эксперименте приезжего немца. Собравшиеся жители, доверяя друг другу, шепотом делились крупицами последних новостей о жизни в городе и положении на фронте. Точно нельзя утверждать – откуда мог народ безошибочно знать, где проходит линия боев.
Вынося Азимову из здания, Задорожнюк озлобленно глянул на собравшуюся толпу, и сказал своему коллеге:
- Не стоило разрешать им глазеть на нашу работу. Долго придётся развязывать. Давай для удобства поставим её на ноги, прислонив к половинке ворот. Нужно нашу Розу разбудить, - предложил он, а затем прошипел ей в ухо. - Никак ты спать надумала?
Страх сковал невольных свидетелей, а видавшие виды старики, при взгляде на мокрую бесчувственную Розу, замерли от увиденной дикости: любой из них может случайно оказаться следующим замерщиком метана – врага горняка.

Гнетущая тревога охватила толпу – прошло лишь два месяца оккупации. То ли ещё будет? Люди, убелённые сединой, вдруг засмущались, почувствовав косвенную вину в отношении варварского случая, происшедшего с совершенно незнакомой им женщиной.
Будто бы очнувшись от глубокого, безмятежного сна, женщина повела вокруг глазами. Через полминуты осмысленный взгляд пропал, зрачки несколько расширились, подёрнулись подозрительной поволокой, словно оконное стекло инеем в мороз. Затем она обмякла, безвольно повиснув на веревках. Рот приоткрылся, и нижняя челюсть отвисла. Задорожнюк пальцем оттянул ей нижнюю губу, и удивленно хмыкнул, увидев во рту золотой зуб:
- Да, у неё рыжьё есть. Как чувствовал, захватил с собой, - удивлённо проговорил он, и, оглянувшись на гауптмана – не смотрит ли, достал из кармана небольшие щипцы. Придержав одной рукой челюсть, второй, со сноровкой зубного врача, быстро дернул зуб. Раздался тихий хруст, и зуб оказался у него в руке. Обтерев его о платье Розы, и довольно улыбнувшись, он спрятал находку в карман; после этого оглянулся на офицера, которому Сливин рассказывал о допустимых нормах метана в шахте, и, что теперь ничто их команду не может остановить. Задорожнюк приподнял верхнюю губу Розы – убедился: больше нечего выдирать.
- Странно, что всего один, вроде бы и баба в возрасте, - пробормотал он, и, подмигнув Кольчевскому, спрятал щипцы в карман. Потом кивнул в сторону Витке, и приложил палец к губам. Коллега согласно кивнул головой, не преминув шепнуть: «Чекушка с тебя».
- Gut! - с силой вырвалось у Задорожнюка.
Капитан обернулся на знакомое восклицание, развернулся и подошёл к своим помощникам.

- Почему не отвязываете?
- Да мы, господин гауптман, думаем, может быть, не мешало бы её сначала в чувство привести, а затем отвязать.
- Долго думаете. Делайте… Делайте, что-нибудь, в конце концов, не сидите!
Задорожнюк опять положил Розу на землю, и начал приводить в чувство, слегка похлестав по щекам, но этот метод не помог.
- За воротами, в левом углу, стоит огрызок деревянной бочки, за ней кадка. Принеси воды. Только не споткнись, а то сам нырнёшь прямо в воду, - обратился он к Кольчевскому.
Через пару минут на Розу вылилось ведро ржавой воды. Азимова вздрогнула, будто от удара электрическим током, открыла глаза, и первое, что она увидела – это смеющиеся глаза человека, обещавшего бросить её в шахтный ствол.
- Ну, как, директриса, не больно умирать? - улыбаясь, но с интонацией сочувствия, спросил полицай, одновременно поправляя повязку на рукаве. Затем достал нож, и так, чтобы Роза видела блестящее лезвие, начал нарочито медленно разрезать веревку.
Азимова окинула безучастным взглядом своих мучителей, облизала губы, и заговорила пересохшим голосом:
- Долго лететь в ночи может только смелая женщина…
С трудом, перевернувшись на бок, попыталась встать, при этом голова начала безвольно запрокидываться назад; боясь потерять равновесие, выбросила руки перед собой, опёрлась о брусчатку шахтного двора. Стоя на четвереньках, бессознательно поводя головой по сторонам, она вдруг сделала несколько быстрых шажков в сторону собравшейся толпы, подняла правую руку, и собралась крикнуть, но через силу сумела лишь прохрипеть: «Я – смелая жен…», и следом рухнула наземь, потеряв сознание. Сливин и Кольчевский подхватили Розу под руки и поволокли к подводе.
Женщины, из сторонних наблюдателей, охнули, увидев безжалостное надругательство над бывшим директором школы. А одна молодушка, видимо, очень впечатлительная, начала еле слышно голосить.

- А ну-ка, цыц! Не на похоронах! - её одернул Прохор, затем обратился к Силантию. - Что я говорил? Сгинула ни за что, ни про что. Умом тронулась, бедняжка.
Услышав возмущённый ропот собравшихся жителей, Задорожнюк, не торопясь, подошёл к людям, наигранно держа руку на кобуре, и обратился к ним, словно к старым знакомым:
- Ну-ка, деды, как на духу, отвечайте: незарегистрированные коммунисты остались на поселке?
- Ась? Кто?! - Силантий приложил трубочкой ладонь, изображая глухоту, и собираясь ответить так, чтобы «и волки сыты, и овцы целы».
- Коммунистов много осталось на посёлке?! - выкрикнул Задорожнюк, подойдя вплотную к сидевшим дедам, и добавил про себя. - Глухомань ходячая.
- Так, ты, господин полицай – молодой, ноги у тебя здоровые, пойди по дворам – поспрашивай. Отколь нам знать: кто ушёл, кого новая власть определила, а у тебя точно получится.
- Куда ушли?
- Знамо куда – защищать свою…
- Ты ещё поговори, старая колода, - гневно прошипел полицай, не давая договорить Силантию. И без единой нотки доброжелательности, махнув рукой в сторону копра, спросил:
- Видели?
Ему никто не ответил.
- Все видели?!
Несколько стариков, стоящих с краю, утвердительно кивнули, и лишь Силантий угрюмо произнёс:
- Да, благодетель. Воевать с бабой, а, в особенности, на печи – дело-то нетрудное.
Уловив иронию, полицай, изменившись в лице, довольно улыбнулся.

- Вот, и хорошо. И передайте остальным жителям: с вами произойдёт то же самое, если начнёте отлынивать от работы на великую Германию. Запомните раз и навсегда: саботаж – это прямая дорога туда, - при этих словах, он поднял указательный палец на небо, развернулся и пошёл по направлению к подводе.
- А сам там не бывал? - переспросил Силантий, но бравый полицай с пистолетом, смотря на офицера в ожидании команды, никого не слушал.
Витке махнул своим помощникам – уезжайте. Они запрыгнули на подводу, но Сливин, прежде чем отдать приказ трогаться в город, задал вопрос офицеру:
- Господин гауптман, куда нам её отвезти?
- Где брали – туда и доставьте.
Сливин по-молодецки запрыгнул на воз, по плечу хлопнул возницу:
- Пошёл. В полицейскую управу…
Возница, вздохнув, тронул вожжи:
- А ну-ка, трогай.
Послушная лошадь потянула поскрипывающую подводу в гору, через небольшой парк, с тоской посматривая на голые деревья; недавно почувствовала – завтра выпадет первый снег, но ничего страшного в этом нет; она задолго до ночи довезёт эту несерьёзную поклажу из человеческих тел, а в конюшне её ждёт охапка соломы, вода и чистое стойло…
- Отто, - Карл обратился к шоферу, - проезжай немного вперёд, но так, чтобы медленно развернуться напротив толпы.
Никогда не предающийся печали, и удивительно верный своей Родине, Витке, характеризующийся командованием, как простой и открытый человек, окинул взором собравшуюся толпу, стараясь смотреть в глаза людям, затем отвернулся, и приказал шоферу:
- На Центральный рудник, - и, задумавшись, откинулся на сидении. - Правильно сделал главнокомандующий, издав приказ: «Моряков и шахтёров в плен не брать». Вероятно, мы столкнёмся с трудной задачей: найти добытчиков угля в этом проклятом городе. Придётся пленных привлекать. А с их квалификацией, думаю, тоже проблем не будет – работать научим, а парочку дармоедов, не выполняющих норму, для острастки расстреляем…

Примечание:
13 Кроме гауптмана Витке, Фризеля и Азимовой Р. С. (Донецкий обл. госархив, арх. дело № 526, лист – 144 обр.), все фамилии вымышленные. Описанный случай действительно имел место в истории города.
14 Национал-социалистическая немецкая рабочая партия.
15 Герман Раушнинг (7.8.1887, Торн, Западная Пруссия – 1982, Гастон, Орегон, США), бывший глава Данцигского сената. Отказавшись от идей национал-социализма, в 1936 покинул пост президента сената, вышел из НСДАП, и эмигрировал сначала в Швейцарию, а затем в Англию. Его имя занесено в Sonderfahndungsliste – особый розыскной «чёрный список» Генриха Гиммлера по Великобритании, куда входили имена не только англичан, но и лиц других национальностей, подлежавших немедленному аресту гестапо. Перу Г. Раушнинга принадлежат книги: «Зверь из бездны» (1940), «Говорит Гитлер» (1941), и др.
16 Шахта «Чигари», нем.
17 Начальник полицейского управления.
18 Сорт французского белого вина.

14.02.2010