Фантом

                Памяти Евгения Евтушенко
                посвящается

            «Дорогой Евгений Александрович!
            Пусто в городе стало с того дня, как вы улетели…
Только гостиница «Казань» заставляет сердце прыгать, когда мимо проходишь – а вдруг вы там, приехали случайно.
            Получить по почте вашу книгу от вас, с вашей подписью – такое счастье. Спасибо вам!
            Только вместе с этой нежданной радостью в нашу жизнь вошла и проблема: если решим вдруг развестись, всякое бывает, то кому же достанется книга? Ведь подарена она нам двоим. В результате споров о правах на эту реликвию мы приняли твёрдое решение – не разводиться никогда. Это имущество неделимо…»

            Так мы писали Евгению Евтушенко в мае 1970 года, полные почти подросткового восторга…
            Книга «Идут белые снеги» была нами прочитана, перечитана – и глазами, и вслух, не спрятана в книжный шкаф, но оставлена на письменном столе. Каждый день мы её открывали, листали, останавливались на каком-то стихотворении и снова в него вчитывались, восхищались, удивлялись, искали потаённый смысл и одновременно
обливались слезами над этим чудесным вымыслом.
            Музыка стихов Евтушенко – с её мелодиями, ритмами, тембрами, гармонией врастала в нас настолько, что мы не могли понять, где кончаются стихи, а где начинаемся мы…

Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
                И море,
дымясь и вздымаясь и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
 
            И всё время хотелось снова встретиться с непостижимым человеком, так неожиданно вошедшим в нашу жизнь! Я пытался дозвониться до него, но московский телефон молчал.
           - Телефон не отвечает, - равнодушно произносила телефонистка.
           - Наверное, уехал куда-нибудь опять, - вздыхала Галя.
           Шли дни за днями – но не было и одного, чтобы мы не говорили о Евтушенко.
           «Зовите меня просто Женя», - сказал он нам при первой же встрече. Так мы его и называли… между собой.
Постепенно ежедневное присутствие его имени и стихов стало не простой необходимостью для нас, а превратилось в нечто такое, что я назвал бы фантомом. Фантомом Евтушенко.
            Мы ощущали его присутствие всюду – слышали его рифмы в разговорной речи, толковали любые события с позиции  «а что бы сказал по этому поводу Женя». Иногда казалось, что на улице в толпе мелькает лицо, похожее на Евтушенко.
            Ну, а когда мы увидели кинофильм «Городский романс» с Евгением Киндиновым в главной роли, то всерьёз озадачились – уж не приходится ли родственником  Евтушенко этот молодой актёр?

            Однажды Галя задумчиво спросила меня, хорошо ли я помню фильм «Щит и меч».
            - Конечно, - ответил я. – Мы же его смотрели два года назад в Ялте… во время нашего медового месяца.
            - Ну, да, во время медового… - жена улыбнулась. – Ты, пожалуй, не слишком ясно помнишь лица.
           - Отчего же? - сказал я. – Кое-что помню.
           - Тебе не кажется, что Олег Янковский – тоже родственник Евтушенко?
           - Ну-у-у… да… похож, похож. Причём, непонятно даже, кто больше на него похож – Янковский или Киндинов.
           - И что это, по-твоему, означает? –  спросила Галя. – Неужели сходство  между людьми возникает просто так?
Кстати, помнишь ли, что Женя говорил о твоём сходстве с молодым Василием Ливановым – из фильма «Коллеги»?
           - Помню, конечно – мне и в школе одноклассники говорили об этом – тогда только что появился этот фильм. Но потом это сходство перестало быть заметным.
            Мы стали рассуждать на тему сходства лиц, и я припомнил, что знакомый скульптор говорил мне как-то, что типов людей не так уж много – примерно, шесть.
Так что, на первый взгляд, всё объяснялось просто – похожий тип лица.

            Спустя несколько лет после возникновения «феномена Евтушенко» я однажды сказал поэту о том, что он похож на Олега Янковского – или тот похож на него, как угодно.
            Жене это сравнение отчего-то не понравилось. Он даже слегка рассердился и заявил, что ни на кого такого не похож и походить не собирается.
            Но удивительным образом звёзды расположились так, что в двадцать первом веке  роль молодого Жени Евтушенко в фильме «Таинственная страсть» по роману Василия Аксёнова сыграл именно Янковский – только не Олег, а его сын Филипп. И Евтушенко успел это увидеть на экране! Вспоминал ли он наш давний, такой пустяшный, разговор?..

          …Однажды я встретился в Москве в Доме актёра с Олегом Янковским. Мы просто поздоровались, причём первым именно он сказал мне приветливо «Здравствуйте!», и на лице его вспыхнула знакомая улыбка. Наверное, знаменитый актёр принял меня за кого-то другого. Может быть, за Василия Ливанова? Ну, а я, конечно же, принял его за Евтушенко.
 
           «Постой, постой! - говорю я себе сегодня. - Припомни, а кого играл Олег Янковский в фильме «Щит и меч? Правильно, немца. Белокурая бестия. Правда, в то время Евтушенко считался отчасти латышом, даже национальную литературную премию Латвии имени Яна Райниса умудрился  получить. На самом-то деле он был отчасти  как раз немцем. Гангнус – немецкая фамилия!»
             А что до Евгения Киндинова, то не его ли портретное сходство с поэтом заставило Эльдара Рязанова утвердить артиста на роль Кристиана де Невильета, счастливого соперника Сирано де Бержерака, чья роль предназначалась Евгению Евтушенко?
             Кто-то из двойников тут должен был выступать в качестве «кривого зеркала» - то ли красавчик Кристиан, то ли прекраснодушный Сирано.
             Фильм закрыли распоряжением сверху из-за участия в нём Евтушенко. И мы так и не узнаем, почему именно Киндинов был выбран Рязановым как антагонист-фантом Евтушенко.
             Но если бы явление «фантома Евтушенко» ограничивалось только внешним сходством, то всё можно было бы объяснить случайным совпадением.

             Итак, книгу «Идут белые снеги» мы получили от поэта по почте в мае… А летом мы оказались на каникулах в доме отдыха «Васильево» под Казанью.
             Стоял тёплый безмятежный июль. Днём мы гуляли по парку, купались в  Карасихе – то ли бывшей реке, то ли болотистом озере, а то и просто валялись на траве, глядя на чуть покачивающиеся вершины сосен и лениво плывущие в небе облака.
             В доме отдыха была хорошая библиотека, и мы наслаждались возможностью рыться в книгах, находить нечитанное, наслаждаться прозой Катаева, Олеши, Платонова. Но стихов, кроме Евтушенко, мы тогда принципиально не читали. Правда, Галя стихи писала:

Не говорили ни о чём,
нам тишина в удел досталась.
Твое беспечное плечо
легко несло мою усталость…
…………………………
Клонились травы на ветру –
мы имена свои забыли
и до колен в росистой пыли
с тобой бродили поутру…

            Разумеется, каждый день мы нет-нет, да вспоминали Женю, всплывали какие-то детали общения. Казалось, что всё это было не с нами. Или с нами, но очень давно в туманном прошлом…

Туманны Патриаршие пруды.
Мир их теней загадочен и ломок,
и голубые отраженья лодок
видны на темной зелени воды...

            Однажды в дом отдыха приехали с концертом артисты филармонии. Галя пошла в клуб – узнать, кто выступает сегодня вечером и во сколько будут продавать билеты.
            Я сидел на скамейке и читал повесть Юрия  Олеши «Зависть», когда ко мне стремительно подошла  Галя.
            - Вы прошумели мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев… - процитировал я слова героя повести. - Что случилось? Ты такая взволнованная…  лицо раскраснелось.
            - Понимаешь!.. - голос у Гали звенел. - Понимаешь – я только что встретила Евтушенко!
           - Как это? Не может быть!
           - Но не самого Евтушенко, а его двойника, представляешь! Когда я увидела его около клуба, у меня чуть сердце не оборвалось – Женя! А потом пригляделась – нет, не он. Просто отдыхающий – тоже интересовался, когда билеты будут продавать на концерт. Видно только что приехал, иначе мы бы его не встретили здесь. Но как похож – словно брат родной: и лицо, и фигура, и походка! Скоро ужин, он, наверное, придёт в столовую, и я тебе его покажу.

          Столовая была заполнена отдыхающими, но я сразу увидел двойника Евтушенко – стоило Галине едва заметно кивнуть в его сторону.
          Рослый, чуть пониже Евгения Александровича, но – похож, похож! И не столько буквальным сходством черт, а общим строением лица и его выразительностью.
          - Кто он, по-твоему? – спросила меня Галя. – Мне
 кажется, писатель, может быть, не поэт, а прозаик, но – явно пишущий человек.
         - А я думаю, что он инженер-нефтяник из Альметьевска или Бугульмы.
          - Спросим?
          Человек, похожий на Евтушенко, вышел из столовой, спустился по деревянным ступенькам вниз, достал из    нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и закурил.
          - Он и курит совсем, как Женя! – сказала Галя. – Посмотри – и сигарету держит так же красиво!
          - Только пачка не похожа на «Мальборо», - добавил я.
          - Ладно, я спрошу его сейчас, кто он, - решилась Галя и направилась к курильщику.
          Я увидел, как она подошла, поздоровалась и что-то спросила у него. «Евтушенко», улыбаясь, отвечал. Потом Галя оглянулась на меня, оставила своего собеседника и подошла.
           - Слушай, он его знает… это невероятно… так интересно… Его зовут Гена Мельников, и он, представляешь, пригласил меня на концерт! Я, конечно, сказала, что замужем… Ты не против?
           Я не был против – само присутствие имени Евтушенко окрашивало мир в розовый цвет, словно магические очки Гофмана…
           Был ещё светлый вечер, я сидел на террасе и дочитывал последние строчки «Зависти» Олеши, когда появилась знакомая фигура на аллее.
           - С концерта мы ушли – не понравилось, отправились гулять. В общем, правы мы с тобой оказались оба – этот Гена  работает на каком-то нефтяном предприятии, живёт в Альметьевске. Но учился на факультете журналистики в МГУ – всё-таки пишет! Знает даже Надежду Сальтину – присылает ей свои заметки в газету. И с Евтушенко встречался, когда тот у них в университете выступал, сборник с его автографом хранит. Когда я ему сказала, что он похож на Евтушенко, Геннадий улыбнулся – ему такого никто не говорил.
            - Конечно, - сказал я, - Евтушенко никому и не мерещится всюду так, как нам с тобой, дорогуша.
           - Всё верно, но он и разговаривает похоже – и по тембру, и по интонации…
           - Но общих с Евтушенко родственников нет? – пошутил я.
           - Нет. Гена сказал, что у него в личной жизни нет ничего общего с Евтушенко. Единственная жена…  двое сыновей, причём один мальчик нездоров.
           - Нездоров?
           - Он не стал уточнять, но я поняла, что у него какая-то тяжёлая врождённая болезнь.
           - Ну, вот, видишь! - сказал я. – Действительно, ничего общего. Кроме некоторых черт лица и походки. И курит не «Мальборо», а «Союз-Аполлон». И сын у Евтушенко – один. Приемный. Давай договоримся – Евтушенко, он – неповторимый, у него уникальная судьба и жизнь. И мы когда-нибудь его снова встретим. Я тебе это обещаю.

            Осенью этого же года Галя, как студентка пятого курса,  проходила педагогическую практику в одной из школ Казани. Перед началом этой работы она решила сходить на урок к своему бывшему учителю – Феодосию
Константиновичу Новикову. За вдохновением.
            Новиков был личностью легендарной: про него рассказывали такое, что не укладывалось в представления о простом учителе. Он был эрудитом в области литературы,  читал наизусть такие стихи, которых не было  ни в каких доступных библиотеках. Он вёл школьные вечера, ставил на сцене школьного театра им же сочинённую пьесу «Декабристы», где исполнял роль графа Бенкендорфа. Он объяснял графическим способом  сущность главного героя романа «Евгений Онегин» -  евГЕНИЙ  оНЕГИн.
           В довоенные годы Феодосий Константинович подвергся репрессиям, провёл три года в уральской ссылке – но об этой поре своей жизни ничего не говорил. Он, кажется, воевал, но и об этом не изъявлял желания рассказывать. Разве только что-то смешное и не очень цензурное. Последнее было легко понять – Феодосий Константинович частенько бывал навеселе, порою и на занятиях. Но такому таланту чего не позволишь!
             Урок Феодосия Константиновича, на который попали мы с Галей, напоминал мистерию-буфф – здесь было всё: таинство прозы и поэзии, блестящий артистизм, вдохновение и какой-то розыгрыш. Он играл с учениками и литературой в игру, правила которой знал только он.
             В конце урока он заставил меня спеть куплеты Мефистофеля, чтобы, по его словам, «ученики ощутили звон металла, правящего миром».
             А Галю попросил прочитать её стихотворение о Ленине – то самое, о котором Евтушенко говорил как о политически неправильном – и с восторгом принялся объяснять ученикам, как дивно выстроен этот стих с точки зрения тез, антитез, аллитераций и других поэтических приёмов.
            - А! Смотрите, как здорово сказано – «для нас он азбука и фолианты».  Моя школа!
            А потом Феодосий Константинович пригласил нас к себе домой – жил  он в старом доме, в глубине одного из дворов по улице Карла Маркса. Он угощал нас водкой, какой-то особенной рыбной закуской по его рецепту сотворённой и – разговорами о поэзии, о своём любимом Маяковском, сыпал цитатами и приговаривал:
            - Вот так вот! Крыть нечем! Куда вашему Евтушенко до него!

Любить —
                это с простынь,
                бессонницей рваных,
срываться,
                ревнуя к Копернику,
его,
       а не мужа Марьи Иванны,
считая
            своим
                соперником.

          - Ну, Феодосий Константинович, - обижались мы
слегка. – Маяковский – великий поэт, но и Евтушенко –великий.

Спасибо женщинам,
                прекрасным и неверным,
за то, что это было всё мгновенным,
за то, что их «прощай!» -
                не «до свиданья!»,
за то, что в лживости так царственно-горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
 
          - Служенье муз не терпит суеты! – кричал Феодосий Константинович. – Прекрасное должно быть величаво! А ваш любимец всё время суетится, всё время что-то такое выстряпывает, протестует, всё время куда-то мчится, летит – вместо того, чтобы остановиться и посмотреть внутрь себя.
           - Но он же понимал это! Он сам писал: «забегавшийся жалок, остановившийся велик!» - возражала Галя педагогу.
          
             А я смотрел на учителя, слушал и внутренне обмирал – до того Феодосий Константинович был похож в этот момент на Евгения Александровича.
             Когда мы вышли от Феодосия – так все называли его за глаза – я сказал Гале о моём впечатлении.
            - Точно! – ахнула Галя. – Я только что собиралась сказать тебе то же самое. Ты у меня эти слова с языка снял!
            Опять Женя… Возник так неожиданно – для меня, не знавшего Феодосия Новикова, и для Гали, его ученицы, только что осознавшей сходство двух незнакомых друг другу людей.
             - Но ведь он совсем другой! – сказала Галя. – Что же в нём схожего с Женей, лицо же другое? Он же старый, некрасивый, лысый…
             - А взгляд! Эти голубые шальные глаза, чуть навыкате. А эта зычность в голосе, когда  читает стихи. А как он мнёт, мучает лицо руками во время задумчивой паузы! И что-то тевтонское в этом лице. Вылитый Женя. А постоянная игра на публику, любовь к новым людям! «Я жаден до людей, я жаден всё лютей!». И в то же время какая-то потаённая грусть, некий лирический надлом в душе.  И вообще – очаровывает сразу так, что не забудешь. Наповал!
             - А кто его жена, он так странно называет её «моя Машка» и, похоже, побаивается? – спросил я.
             - Вообрази, я её знаю, встречалась в издательстве, когда гонорар в бухгалтерии за стихи получала.  Новикова Мария… отчество не помню.
             - А дети есть?
             - Два взрослых сына – он любовно зовёт их «мои балбесы». Хотя они совсем не балбесы – один преподаёт английский язык, а второй – мастер спорта по борьбе. Он на них ворчит за то, что они не торопятся жениться, а ему внуков хочется понянчить.

             В то время мы, конечно, не могли предположить, что у Евтушенко семейная жизнь будет меняться не один раз. Будет третья жена, четвёртая. И каждая родит ему двух сыновей.
             И у младшего сына от Джан Батлер будет тяжёлое врождённое заболевание – как у одного из сыновей его двойника Гены Мельникова.
             И Евтушенко станет впоследствии преподавать русскую литературу в американском университете на английском языке.  И будет ворчать на своих сыновей – за то, что не спешат подарить ему внуков.
             А имя последней жены, матери этих мальчиков, с которой он проживёт тридцать лет, будет – Мария Новикова… то же самое, что у его двойника Феодосия.

            В 1971 году в Татарском книжном издательстве вышла поэма «Казанский университет». Мы купили несколько экземпляров в нотном магазине на площади Свободы и стали ждать встречи с Евтушенко, чтобы получить заветный автограф.
           Книга – с фотографией Евгения Евтушенко работы Владимира Болдаевского, той самой, любимой нами.
          Впоследствии Володя подарил нам большой портрет, сделанный с этого негатива, и портрет озорно улыбающегося поэта стоял на подоконнике нашей новой квартиры  на десятом этаже – как особая примета, которую было видно издалека.
           Чёрный квадрат на фоне светящегося в ночи окна.

                2017 г.

Опубликовано в журнале "Европейская словесность" (Германия) 2024