Письмо

Как большинство современных людей, Олег Викторович не получал писем. Вся необходимая информация приходила на электронную почту или в виде сообщений на смартфон. Так что почтовый ящик бывал заполненным только рекламными буклетами. И в этот раз Олег Викторович открыл его только для того, чтобы выкинуть невостребованную рекламу, но неожиданно из пачки разноцветных листков вылетел конверт, подписанный от руки.
- Не в тот ящик попал, - подумал Олег Викторович, поднимая конверт.
Он ошибся.
На конверте неровным почерком был написан его подробный адрес, а также полностью фамилия, имя и отчество – словно кто-то опасался, что письмо может попасть однофамильцу.
Олег Викторович сунул письмо в карман и поднялся в квартиру. Дома он забыл про полученный конверт и вспомнил только ночью, во сне. Приснилось, что кто-то стучит в окно и зовёт его. Во сне он встал с постели и открыл окно, но там никого не было. Он проснулся, почему-то вспомнил про письмо и подумал, что откроет утром. Но потом долго не мог уснуть, ворочался, не мог устроиться. В памяти всплыли родители Обломова, которые не открывали писем, чтобы не знать дурных новостей. Он встал и достал конверт.
Письмо, написано было той же рукой, что и конверт. Вот оно:
«Уважаемый Олег Викторович!
Пишет вам Зотова Вера Игнатьевна из квартиры 29, соседка вашей мамы. Сообщаю вам, что Ирина Васильевна уже больше двух лет тяжело больна, уже третий месяц не встаёт. Из поликлиники к ней приходили два раза, а потом сказали, что у нас это не лечат, надо в Москву, а никто этим заниматься не будет. Теперь она не встаёт, в магазин и аптеку не ходит, а я ей немножко помогаю, сколько могу, потому что я тоже в возрасте немолодом, но пока могу, помогаю. Хожу в магазин за продуктами, приготовлю еду и покормлю Ирину Васильевну сколько она может скушать, а это немного совсем. На улицу она не выходит уже давно, по квартире немножко ходила, а теперь совсем ослабла, даже до туалета дойти тяжело.
Она не велела вам писать, а я решила написать, потому что вы доктор и в Москве, значит, наверное, знаете, как это лечить, потому что у нас это не лечат.»
Далее на двух листах шло длинное описание симптомов заболевания. Олег Викторович был удивлён тому, как простая женщина, далёкая от медицины, очень подробно изложила полный анамнез и даже переписала результаты последних анализов, которые делали его маме. Было ясно: онкология. Парадокс был в том, что лечению именно этой болезни Олег Викторович посвятил всю свою жизнь. Сначала от рака умерла его любимая бабушка - тогда он и решил стать врачом и научиться лечить людей от смертельной болезни. Теперь вот мама. Странно, что она не позвонила, не сообщила ему, а тихо страдала, не желая никого беспокоить.
- Ты что не спишь? – спросила жена, выйдя на кухню.
- На вот, прочитай, - Олег Викторович протянул ей письмо. Наташа села напротив, развернула листки. Читала медленно, шевеля губами.
- Почерк трудный. Вот тут неразборчиво, - показала она место, где слово было исправлено.
- Похоже на «способная».
Наташа дочитала письмо до конца.
- По-хорошему, надо ехать и забирать её к тебе в клинику, - сказал жена после долгого молчания. - Позвони завтра Машкову.
- Надо. Хотя я подозреваю, что уже поздно. Всё зашло слишком далеко.
- Неважно. Всё равно надо. Грех-то какой будет, если она умрёт.
- Грех уже есть. Я у неё лет пять не был, не звонил и не писал. Считал, что если она не даёт о себе знать – значит, всё нормально.
- Тем более надо забирать.
- Надо, - подтвердил Олег Викторович. – Только как?  Ты же знаешь, через неделю конференция. Выступление очень важное. Результат очень долгой работы. Этот мой доклад может перевернуть всё направление. И ты это отлично понимаешь.
- Но это же твоя мать!
- Да я понимаю, что мать! А сколько больных я подниму на ноги своим докладом? – как это подсчитать? А скольких я не подниму, если доклада не будет?
- Доклад может зачитать Машков.
Долго молчали.
- Ну хорошо, - прервал Олег Викторович молчание. – Зачитать доклад Машков сможет. Любой человек, умеющий читать, сможет. Машков не сможет ответить ни на один вопрос..
- А прямо сейчас, не дожидаясь конференции? - спросила Наташа.
- Наташа, ты отлично понимаешь, что это невозможно. Перед конференцией самая работа. И это не на один день вырваться. Надо приехать, собрать анализы, оформить все документы в поликлинике, в пенсионном фонде. И как я её повезу? Не на поезде же? Это надо вертолёт заказывать. Сами мы вертолёт не оплатим – значит, надо делать всё официально.
- Можно по скорой.
- Скорая пошлёт в райцентр, а там ей уже отказали. Машков если и даст вертолёт от клиники, то только после конференции. Как ни крути, а ехать придётся после конференции. Сразу после конференции.
- Олег, ты можешь просто слетать к ней. Просто повидаться, а забирать её уже потом. Бывают же форс-мажоры.
- Наташа, это лирика. Сейчас конференция на первом плане. Это дело всей жизни. Я у постели умирающей бабушки поклялся, что найду средство… я тебе рассказывал. Теперь я в пяти минутах от того, чтобы заявить об этом. И надо же, чтобы собственная мама не дождалась моей помощи!
- Ну хоть позвони ей.
- У неё нет домашнего телефона.
- Как нет?
- Очень просто. Там ни у кого нет. А мобильным она так и не научилась пользоваться. И вообще соседка ж написала, что мама не знает об этом хотела, чтобы я знал. Зачем человека подставлять? Зачем маму заставлять переживать? Наверное, у неё были серьёзные причины не сообщать мне о своей болезни. Прилечу после конференции — и сразу к ней. Заодно будет возможность переговорить с Машковым насчёт вертолёта. В неформальной обстановке.

На этом вопрос был закрыт, и больше никто не упоминал в разговорах маму. Каждый чувствовал, что она незримо присутствует среди них, и каждый чувствовал свою вину перед ней. Однако Олег Викторович уже принял решение, и пересматривать его смысла не было. Его работа действительно имела большое значение, и это понимали и Наташа, и он сам тем более. Понимала и умиравшая в 900 километрах от Москвы Ирина Васильевна, и Вера Игнатьевна, её соседка из 29-й квартиры. Понимал и Машков, директор клиники, рассчитывавший после успеха на конференции получить щедрое финансирование департамента под тему, которой занимался его сотрудник. Не говоря уже об огромное количестве страждущих больных, моливших — кто врачей, кто Господа Бога — о создании тех лекарств, которые действительно смогут остановить разрушительные процессы в их изнемогающих телах.

Олег Викторович чувствовал себя неспокойно.  В первую же ночь в гостинице ему приснился ужасный сон. Он увидел себя в чистом поле, идущим к маленькой церквушке на высоком берегу реки. Возле церкви стояла женщина и делала ему жесты, приглашая подойти ближе. Он знал, что это соседка Вера Игнатьевна, хотя он не помнил её лица, просто понимал, что это она. Он вошёл в храм. Внутри стоял гроб, но пустой. В алтарной части висела единственная икона с женским ликом. Олег Викторович пригляделся — и узнал свой бабушку, ещё молодую и красивую, какой он помнил её до болезни. Бабушкино лицо было чрезвычайно строгим, и она погрозила ему пальцем.
- Опять, что ли, вещий сон? - подумал Олег Викторович и пошёл на балкон курить. Строгое лицо бабушки не выходило из головы. Но во сне гроб был пустой — значит, мама жива. Он сел в кресло, представил бабушку рядом и обратился к ней:
- Да, я знаю, что я поступил неправильно. Признаю, скверно поступил. Как мерзавец последний, поступил. Но эта конференция — итог всей моей жизни, я столько лет положил на свои исследования, и вот теперь… Да я знаю, знаю, что мама важнее. Но вчера, когда я летел сюда, я верил, что важнее доклад. Только не говори, пожалуйста, что доклад неважен.
Бабушка ещё раз погрозила пальцем и растворилась в пространстве.
- С кем это ты разговариваешь? - спросил проснувшийся Машков.
- Да так… репетирую, - отмахнулся Олег Викторович и лёг спать дальше.
Утром подумалось: «В церковь надо зайти». По программе была экскурсия. Незнакомый город давил огромными готическими шпилями, утопающими в низких облаках, тяжёлыми чёрными статуями и узкими улицами с бесконечными кофейнями. Улыбающиеся прохожие раздражали своим необоснованно хорошим настроением. Олег Викторович недоумевал: «Чего они все так радуются?». Экскурсовода слушал вполуха и мечтал о том, чтобы поскорее закончилось культурное мероприятие. В конце он спросил:
- А православные церкви тут есть?
- Есть, - ответила экскурсовод. - Но это далеко. Если хотите, я вам объясню, как туда добраться. Но эта церковь не имеет художественной ценности, аналогичной католическим шедеврам.
Олег Викторович был уязвлён этими словами.
- Вообще-то церкви строили не только для экскурсий, - сказал он.
- Я понимаю, вы хотите помолиться, - согласно закивала экскурсовод. - По соглашению между православной и католической церковью вы можете совершать таинства в любом католическом храме.
- Какие ещё таинства?
- Вы можете молиться, исповедоваться, причащаться, венчаться…
- Я понял, спасибо.
Он заглянул в костёл. Вслед за ним зашли две смеющиеся девицы в джинсах, сделали у входа серьёзные лица, перекрестились ладонью и прошли вперёд. Потом вошли мужчина и плачущая женщина в чёрном. Олег Викторович подумал: вот у людей горе, а я тут со своими проблемами… постоял, посмотрел и вышел вон. Костёл был какой-то неродной. Он никогда не задумывался, верит ли он в Бога. В детстве мама брала его с собой поставить свечку в праздники. У Наташи иногда возникало желание зайти в церковь, и он шёл вместе с ней. Но дома это было как-то иначе, естественней и проще. Другой запах, другие люди, другие лица, эти вечные бабушки… А тут он был чужим, и чувствовал это. Даже подумал, что, может, у них и Бог какой-то не такой.
Он посмотрел на часы и понял, что опаздывает к обеду. Позвонил Машкову, сообщил, что скоро будет и пошёл в сторону гостиницы быстрым шагом. Ему остро хотелось поделиться с кем-то своими проблемами, и он решил поговорить с своим директором, хотя понимал, что это не совсем тот человек. За обедом сказал:
- Слушай, мне нужно поговорить с тобой.
- Что, лёгкий мандраж перед докладом? - сыронизировал Машков.
- Да причём тут доклад… хотя волнуюсь, не без этого.
- Всё будет нормально, - Машков похлопал Олега Викторовича по плечу. - Твои тезисы уже разосланы, все ждут.
- Слушай, мне нужно с тобой поговорить не как с начальством и даже не как с коллегой… просто как с другом.
- А-а-а-а… Ну говори. С женой что-то не так?
- Не с женой, с мамой, - и Олег Викторович торопливо, слово опасаясь, что Машков, не дослушав, перебьёт его, пересказал ему свою ситуацию.
- Мама — это серьёзно, - согласился Машков. - Но ты всё правильно сделал. Это я тебе как директор центра говорю. Как врач. И как друг. Твой доклад — это, можно сказать, спасение человечества. Прилетим домой — ты сразу на самолёт — и туда. Даже за свой счёт можешь не оформлять. Вертолёт организуем, нет проблем. Но сейчас главное — доклад.
Олег Викторович вдохнул и на какое-то время расслабился. Но потом снова стало не по себе. Он успокоился только когда на заседании назвали его фамилию, и он пошёл к кафедре.

Доклад был успешен. Олега Викторовича засыпали вопросами, и даже было предложено продолжить дискуссию на заседании отделения. Но на это заседание он не остался. Сказал Машкову: «Выкручивайся, как знаешь», - и уехал в аэропорт. В самолёте провалился в сон и проснулся только во время приземления. Высадившись в Домодедово, вручил жене чемодан и, дождавшись ближайшего же рейса, налегке, улетел к маме.
Родной город встретил Олега Викторовича сумеречной тишиной. Дом, в которой он вырос, показался осевшим и даже вросшим в землю. Разбитый асфальт у подъезда, разросшиеся выше шестого этажа деревья, облезшая краска на скамейках вызвали странное ощущение чего-то незнакомого, но очень родного. Он поднялся по полутёмной лестнице на третий этаж и остановился у маминой квартиры. Ключей у него не было, а мама не вставала, по свидетельству соседки. Он позвонил в соседнюю, 29-ю. Там было тихо.
Олег Викторович посмотрел на часы и подумал, что старики обычно ложатся спать рано, и Вера Игнатьевна могла уже лечь. Он позвонил ещё раз и ещё раз, настойчиво. Время ожидания казалось вечностью. Потом послышались шорохи, заскрипел ключ в замке, и Вера Игнатьевна сердито проворчала:
- Кому это ночью неймётся?
Дверь приоткрылась, и соседка в ночнушке выглянула через цепочку.
- Вера Игнатьевна, вы мне письмо прислали, мне бы ключ от маминой квартиры.
- Олежек! - цепочка упала, и Вера Игнатьевна распахнула дверь. - Мама тебя так ждёт, так ждёт… - она рванулась было обнять Олега, но, сообразив, что не одета, подалась назад. - Погоди, сейчас оденусь.
- Ключи! - крикнул ей вслед Олег. Она не услышала, а вышла через минуту, в халате и в платке, накрывавшем голову и плечи, и протянула ключ. Олег не мог открыть дверь квартиры сам, руки тряслись.
- Тут надо спокойно, замок с секретом, - Вера Игнатьевна взяла у него ключ, пару раз подёргала дверь, и замок поддался. Олег рванулся в спальню. Постель была убрана, и мамы там не было. Он растерянно обернулся и поглядел на соседку. Она тоже была в недоумении и показывала рукой на дверь в большую комнату. Там за столом сидела мама, опустив голову и руки на стол, словно устала сидеть и заснула в такой необычной позе.
- Мамочка! - Олег бросился к ней и обнял её за плечи. Мамина голова безжизненно мотнулась в сторону, и рука упала вниз. Он подхватил её на руки и отнёс на диван.
- Неужто померла? - Вера Игнатьевна схватила рукой рот. - Господи, помилуй! В обед-то мы с ней разговаривали. Надо бы в неотложку позвонить. Пойду к Маше, у неё телефон есть.
- Не надо неотложку, поздно, - остановил её Олег. - Сейчас совсем другие службы вызывать придётся. - Он уложил маму на диване, словно стараясь устроить её поудобнее, закрыл ей глаза и замолчал, присев на корточки рядом. Он внимательно разглядывал мамино лицо. Оно было спокойно, без тени страдания или тревоги. Даже морщины разгладились. Олег долго гладил рукой её просветлевшее лицо и целовал её холодные руки.
- Опоздал я, мамочка. Прости меня, прости, родная моя, - шептал он, роняя слёзы на холодную кожу. Он долго так сидел возле неё, потом поднялся и сказал холодным профессиональным тоном:
- Врача всё равно вызывать надо, смерть засвидетельствовать, - Достал мобильный телефон и набрал номер скорой. Потом зажёг свет, оглядел комнату и сел на стул, на котором умирала его мама.
На столе стояли две чайные пары с недопитым чаем и хрустальная конфетница, знакомые Олегу с детства. Второй стул был тоже отодвинут. Рядом с маминой чашкой лежало несколько листков бумаги, исписанных знакомым ровным почерком. Олег взял их и стал читать.
«Дорогой мой, любимый Олежек!
«Я знаю, что мне скоро уходить, и боюсь, хватит ли времени написать всё, что хотела. Ни в чём себя не вини. Это самое главное. Знай, что если ты и был в чём виноват перед до мной, - я тебя простила. Я благословляю тебя. У тебя в жизни большое дело, и ты его делаешь хорошо. По телевизору в новостях показали тебя. Я была счастлива, когда услышала, про это историческое достижение науки. Это про тебя.
«Ты когда-то сказал, что все больные приходят к врачу слишком поздно, и ты не можешь получить историю болезни во всех подробностях, от начала и до конца. Когда я поняла, что у меня рак, я решила, что всё равно умирать рано или поздно, а может быть, я помогу тебе. Я для тебя записала, как я себя чувствовала, всё очень подробно, насколько могла со своим скромным образованием. Может быть, тебе это будет интересно. Я подготовила тебе двенадцать тетрадей, и я верю, что они будут полезны.
«Ко мне приходила мама, твоя бабушка. Она была несколько раз, успокоила меня, сказала, что ничего страшного нет. Я ничего не боюсь. А теперь вот она пришла за мной. Она тебя тоже очень любит. А кольцо своё она отдаёт Ваниной жене.
«Знай, что я тебя очень люблю. Мы все тебя очень любим, и папа, и бабушка. И Наташу любим, и Ванечку, и Соню, и Ирочку. У вас всё будет хорошо. И у нас тоже. Обнимаю...»

Дальше было неразборчиво. Казалось, что мама писала уже умирая, из последних сил, строчка съехала набок, рука упала, и душа оставила тело.
- Я не поняла про бабушку, - тихо сказал Вера Игнатьевна. - Она ж умерла давным-давно.
- Не обращайте внимания, - сказал Олег. - У умирающих бывают галлюцинации, это не новость. Видят тех, кого давно нет… так что это неважно. Могут быть какие-то фантазии, что-то из прошлого, что-то из несбывшихся желаний А где мамины тетради?
Вера Игнатьевна показала на книжную полку. Олег достал стопку толстых тетрадей в линейку и сел читать. Соседка подошла к дивану, внимательно посмотрела на умершую.
- Она лучшее платье надела, гляньте-ка. Словно подготовилась. И волосы влажные — неужто в ванную ходила? - Вера Игнатьевна с удивлением посмотрела на Олега. Олег встал и потрогал мамины волосы.
- Не удивительно - спокойно ответил он. - Это нередко случается. Перед смертью у человека наблюдается резкое улучшение его состояния. Голова проясняется, давление нормализуется, боли проходят. А потом раз — и умер. Наверное, и с ней так произошло. Внезапно почувствовала себя хорошо, встала, пошла помыться, оделась, написала письмо, а потом внезапно умерла.
Вера Игнатьевна пошла в ванную комнату, вернулась, держа в руках остывшее мокрое полотенце.
- Как же это… не понимаю, - повторяла она. - Столько месяцев не вставала, а тут встала и в душ пошла. И платье надела… прямо как знала!
Олег был погружён в чтение маминых тетрадей.
- Господи, мамочка, вот спасибо так спасибо! Сейчас, наверное, это уже не так актуально, но всё равно много интересного. Многое придётся переосмыслить. Знаете, Вера Игнатьевна, то, что она сделала, - это своего рода подвиг. История знает врачей, которые ради науки заражали себя неизлечимыми болезнями… но чтобы мать болела ради сына… такого я не знаю.
- Как же так… - повторяла Вера Игнатьевна. - Помылась, оделась...
- Вера Игнатьевна, успокойтесь, - Олег взял её за руку и усадил. - это нормальное явление. Как и галлюцинации. Её письмо полно фантазий.
- Каких фантазий? Она ж про Ваню, про Соню – это ваши дети.
- Ирочку какую-то придумала, Ванину жену… Ваня ещё не женат и пока не планирует. Кольцо какое-то тоже. Приятно, конечно, что она всех вспомнила. И понятное дело, уж бабушка к ней не могла прийти.

Вскоре приехали врачи, написали справку о смерти. Дали телефон, куда позвонить для организации похорон. Тело Ирины Васильевны забрали в морг.
- Только не надо в ресторане поминки устраивать, - попросила, уходя, Вера Игнатьевна. - Лучше дома. Мы с Машей и кутью сделаем, и блины, всё, как надо. И в церковь сходим с утра насчёт отпевания.
Олег закрыл дверь за соседкой, отправил Наташе сообщение с просьбой прилететь и лёг спать, не раздеваясь. Устроился на том самом диване, где только что лежала его мать. Отметил, что, наверное, ему бы надо испытать мистический страх перед местом, где только что было мёртвое тело. Страха не было.
- Все врачи до известной степени циники, - подумал он, засыпая. - Наверное, это неправильно, и надо мучиться от того, что мама умерла. А я вот раньше, пока она была жива, переживал, а сейчас почему-то нет. Неужели профессия сделала меня таким бесчувственным?
Ночью Олегу снова привиделась мама, а ей навстречу шла молодая женщина с маленькой девочкой на руках. Лица женщины он не видел. Мама подошла к ней и обняла, как очень близкого человека. Потом поцеловала малышку в макушку, потрепала её по щеке и сказала: «Ирочка, будь умницей». Ещё не проснувшись, во сне, Олег подумал:
- Ну вот, опять Ирочка какая-то. Точно: что днём услышишь, то и приснится.
С утра зашла Вера Игнатьевна, принесла ему кастрюльку с кашей и молока. Только тогда он сообразил, что не ел целые сутки. Он с жадностью съел кашу и выпил чаю с молоком. Потом дал Вере Игнатьевне денег и попросил купить продукты для поминок.
- Не знаю, кого звать, - растерянно сказал он. - Своим я позвонил, а с кем она тут общалась, даже не знаю. Сообщите кому считаете нужным.
Он занялся оформлением необходимых документов, сел обзванивать похоронные бюро. Соседка собрала со стола посуду и понесла в кухню мыть. Через минуту вернулась и с удивлением показала Олегу неожиданную находку:
- Гляньте-ка, на блюдце лежало. Оно вчера было на столе, где чай пили, - она показала Олегу золотое колечко с небольшим изумрудом.
- Откуда это у вас? - Олег взял в руки находку. - Это очень похоже на бабушкино кольцо, я его хорошо помню. Она так любила его, никогда не снимала, и её похоронили вместе с ним. Суставы на пальцах так разнесло, что не смогли снять.
- Может, не оно?
- Может, и не оно, только похоже. Очень похоже. Просто невозможно похоже, - он подошёл ближе к свету. - Вера Игнатьевна, этого не может быть! Там одна лапка чуть-чуть отходила в сторону, вот она, глядите!
Металлические лапки, державшие драгоценный камень, совершенно одинаково прочно держали изумруд, и только одна отказывалась плотно прилегать.
- Скажите мне, Вера Игнатьевна, - уточнил он, растягивая слова, - вчера утром вы вместе с мамой пили чай здесь, в комнате?
- Да вы что, - всплеснула руками соседка. - Говорю же вам: она не вставала. Я ей в постель, в спальню кушать приносила, горшок за ней выносила сколько месяцев, уж простите.
- Кто у неё мог быть?
- Никто, дверь-то заперта была. Да вы же сами говорили, что в конце всякие фантазии бывают…
- А кольцо?
Вера Игнатьевна охнула. Бабушкино кольцо взялось непонятно откуда. Олег Викторович положил его в хрустальную конфетницу в середине стола и медленно отошёл в сторону, словно надеясь, что кольцо сейчас исчезнет таким же неожиданным образом, как и появилось.
- Мистика какая-то, - пробормотал Олег Викторович и ушёл. Он по-деловому отнёсся к формальной части похоронной процедуры, в один день успел оформить и свидетельство о смерти, и место на кладбище. Вечером прилетели Наташа с Соней. Наташа были чрезвычайно удивлена спокойствию мужа.
- Я ждала, что ты будешь страдать, рыдать, а ты вон как… - сказала она удивлённо.
- Зачем рыдать? я не впервые со смертью сталкиваюсь.
- Всё-таки родная мать…
- Мать… я как-то до сих пор не понимаю до конца, - признался Олег Викторович. - Как будто она уехала куда-то и должна вернуться. А похороны не её, а кого-то другого.
Он действительно не понимал, что матери больше нет в его жизни. Она была всегда, даже когда он не приезжал к ней, когда забывал о ней. Она просто была, и это делало его жизнь ясной и безопасной. Потому что в любой момент можно было приехать, ткнуться головой в её колени, как в детстве, почувствовать её родной запах и утешиться. Теперь такой возможности не было больше, и Олег Викторович понял, что только теперь он становится по-настоящему взрослым.
Кольцо к вечеру не пропало, и он спрятал его вместе с маминым письмом во внутренний карман пиджака. Время от времени он проверял, на месте ли оно, словно рассчитывая, что письмо останется, а кольцо пропадёт. Однако кольцо всегда было на месте.
С утра Наташа занялись вместе с Верой Игнатьевной и другими соседками подготовкой поминального стола. Соня с тётей Машей разбирали бабушкины вещи, чтобы всех одарить чем-нибудь на память. Ваня прилетел в день похорон с утра, но не один. Его сопровождала красивая девушка, которая показалась Олегу Викторовичу очень знакомой.
- Пап, познакомься, это Света, - сказал он. - Я взял её с собой, потому что она по факту уже член нашей семьи.
От взгляда врача скрыть беременность было невозможно.
- Какой срок? - уточнил он сразу. - УЗИ делали?
- Три месяца, - сказала Света, краснея. - УЗИ делали. Всё в порядке. Девочка будет.
- «А кольцо своё она отдаёт Ваниной жене», - вспомнились Олегу Викторовичу слова из маминого письма. Он полез в карман и нащупал кольцо. Настал час исполнения завещания.
- Вот что, Света, - медленно произнёс он. - У меня для вас есть подарок. Если точнее, не у меня. Это подарок от моей бабушки. Она велела Ваниной жене передать, - и, взяв Свету за руку, надел ей на палец кольцо с изумрудом.
- Ой! - Света снова покраснела. - Это неожиданно, - она вопросительно поглядела на Ваню и заулыбалась. - Спасибо.
- Как от бабушки? Ты хочешь сказать — от мамы? - удивился Ваня.
- Потом объясню, сынок. Это от бабушки. То есть от твоей прабабушки. Потом когда-нибудь расскажу.

Отпевали Ирину Васильевну в старой церкви, куда она когда-то водила маленького Олежку. Может быть, именно потому Олег Викторович почувствовал облегчение, войдя туда поутру: Место было знакомое — главное, знакомое для Ирины Васильевны. Олег Викторович никак не переставал думать о ней как о живой, в настоящем времени.
Собрались соседки. Пришли две женщины и мужчина, с которыми Ирина Васильевна работала когда-то вместе. «Наша наставница», - говорили они о ней. Каждый подходил к Олегу Викторовичу выразить своё соболезнование, мужчины пожимали ему и Ване руку, женщины обнимали с Наташу и Соню.
Отпевал маму молодой священник, немногим старше Вани. В углу церкви пели две женщины: одна молодая, другая совсем старушка. Олег Викторович удивился, что такая молодая — и поёт в церкви. Он не понимал, о чём поют, кроме отдельных слов, но сердце от этого пения успокаивалось. Потом вдруг подумал, что маме должно быть приятно, что теперь он, Олежек, привёл её в церковь. Он вспомнил, что она написала в своём письме: «У вас всё будет хорошо. И у нас тоже». И странная мысль пришла ему на ум: а вдруг и правда бабушка пришла к своей дочери встретить её и сопроводить из этого мира в тот. Вроде того, как это показывают в фильмах. Он решил обсудить её со священником.

День был солнечный, но ветреный. Холод пронизывал до кости, от этого хотелось поскорее закончить процедуру погребения. Олег Викторович нервно наблюдал, как каждый подходит к его маме, лежащей в гробу с закрытыми глазами, и долго стоит и смотрит на неё. Вера Игнатьевна, подойдя к покойнице, залилась слезами, и её с трудом увели от гроба. Ему было странны эти переживания, потому что он каким-то внутренним знанием понимал, что мамы его в гробу нет. Она была где-то в другом месте, может быть, даже дома. А в гробу лежал непонятный муляж, холодная кукла, имитация, необходимая для соблюдения общепринятой процедуры. Поэтому, когда он подошёл к гробу он даже не посмотрел на маму, а скомандовал:
- Закрывайте!
- Маму-то поцелуй напоследок, - громко зашептали старухи. Но Олег Викторович уже отошёл и сказал громко, глядя в сторону:
- Скорее бы всё это закончилось.

Дома было легче. Всё-таки дома. На поминки собрались все соседи. Пришёл и священник, отпевавший Ирину Васильевну. Пока Наташа и Вера Игнатьевна устраивали всех за столом, Олег Викторович попросил его выйти в коридор поговорить. И рассказал про странную историю с двумя чашками и кольцом, показал письмо своей матери.
- Мы с вами, так сказать, по роду работы, часто сталкиваемся со смертью, - попросил он. - Мне интересно ваше мнение.
- Что вам сказать? - задумчиво ответил священник. - Мы почти ничего не знаем про тот мир, куда уходят наши близкие. Очень, очень приблизительно знаем, потому что есть свидетельства, есть описания, но информацию проверить невозможно. И контакты между тем миром и этим объяснить с материалистической точки зрения невозможно. Но они есть — и вы тому теперь тоже свидетель.
- Я ведь перед мамой очень виноват, - продолжил Олег Викторович. - Несколько лет не звонил и не приезжал. Неделю назад мог приехать… но не смог. Хотя, наверное, всё-таки мог. Это трудно объяснить, такое произошло стечение обстоятельств. В общем, не приехал. И не то, чтобы я сильно переживал из-за этого, просто я понимаю, что это большой грех. Так?
Священник кивнул.
- И что делать?
- Каяться.
- А я никогда не каялся, знаете ли. Иногда о чём-то сожалел, это бывало. Но не каялся. Как правило, списывал на обстоятельства.
- Знаете ли, обстоятельства обстоятельствами, а покаяться надо. Вам непременно надо. Сразу легче станет. Приходите завтра с утра, я вас исповедаю.
- Да я не могу сказать, что мне как-то особенно тяжело.
- Это неважно. Не надо ждать, пока прижмёт. Когда прижмёт - а однажды прижмёт непременно, уж поверьте мне, — может быть поздно. Приходите.
- А это ничего, что я старше вас вдвое?
- Вы же не мне исповедуете грехи, а Богу, - священник указала глазами вверх.
- Хорошо. Приду, - согласился Олег Викторович.
- А вообще... возвращаясь к вашему кольцу, - продолжил священник, - Это очень интересный случай.  Контакты с тем миром, как я уже сказал, невозможно проверить, и мошенничеств на этой почве весьма много. И можно только верить или не верить. Вот и ваше свидетельство… удивительно. Я впервые лично сталкиваюсь в таким случаем.
- Это не опасно? - осторожно спросил Олег Викторович. - Для меня, для моей семьи?
- Не думаю, тут все отношения освящены такой любовью и заботой, - покачал головой священник. - Ваша мама написала, что вас прощает и всех любит: и вас, и супругу вашу…
- И ещё какую-то Ирочку. Нет у нас никакой Ирочки. И вообще… всё-таки кольцо из могилы, контактировало с трупом…
- Вы что ж, полагаете, что кто-то раскопал могилу, достал оттуда кольцо и подкинул вам в квартиру?
Олег Викторович усмехнулся своей гипотезе:
- Я скорее поверю, что оно действительно оттуда, - и показал глазами вверх.

Про Ирину Васильевну говорили много добрых слов. Соседки рассказывали, какая была славная и добрая женщина, как старалась всем помогать, какие пироги пекла, какие песни пела. Тётя Маша предложила всем спеть мамину любимую - «По Дону гуляет казак молодой». Спели, Вера Игнатьевна был запевалой. Несмотря на возраст, у неё был очень красивый и звучный голос. Подпевали и Наташа с Соней. Олег Викторович долго крепился, потом взял рюмку, встал и сказал:
- Я вам расскажу то, что знает только Вера Игнатьевна, да и то, наверное, не до конца понимает смысла. Я про мамин подвиг, про то, что она сделала для нашей медицины и для меня лично, - он рассказал про мамину болезнь, про её записки, которые она вела до самой смерти. - Эти тетради — её великий вклад в медицину, в освобождение человечества от тяжёлых, роковых болезней. Большая помощь в моей работе. Я рассчитываю их опубликовать в медицинском журнале.
Пока он говорил, к горлу несколько раз подкатывал странный ком, и приходилось делать паузу и сглатывать.
Все слушали, затаив дыхание.
- В общем, спасибо тебе, мамочка, - произнёс Олег Викторович, обращаясь куда-то в заоконное пространство, - и, как говорится, желаем тебе обрести Царство Небесное.  - И сам удивился своим словам.
Потом встал Ваня и сказал, что он со Светланой ждут девочку. И что подумали и решили назвать её в честь прабабушки Ирочкой.