И. Кравченко. Алым облаком в небе отпылала эпоха..

 Игорь Георгиевич Кравченко родился в 1936 году в городе Минеральные Воды Ставропольского края, в семье железнодорожников. Окончил в 1954 году школу № 8 г. Краснодара и в том же году поступил в Военно-Морскую медицинскую Академию (с 1956 года Военно-морской факультет ВМедА имени С. М. Кирова). В 1960 году, получив диплом врача и лейтенантские погоны, Игорь Кравченко отбывает на  Тихоокеанский Флот, где в течение 17 лет  служит в Уссурийской тайге и Владивостоке, на  острове Русском и на Камчатке. В 1962 году Приморское книжное издательство выпускает его первый сборник стихов «Я ищу тебя», а после издания второй поэтической книги «Капля неба», в 1968 году Игоря Кравченко, по рекомендации поэтов П. Г. Антокольского и В. С. Шефнера, принимают в Союз писателей СССР.

В 60-десятые – 80-десятые годы его стихи печатают журналы «Дальний Восток», «Юность», «Смена», «Молодая гвардия», «Советский  воин», «Сельская молодежь», «Звезда», «Дон», альманахи «День поэзии» и «Поэзия», газеты  «Красная звезда»,  «Комсомольская правда», «Литературная Россия» и другие издания. Стихи И. Кравченко  звучат на дальневосточном, центральном радио и телевидении, в аудиториях многих городов, где выступает поэт.

В 1977 году И.Г. Кравченко в звании майора медицинской службы увольняется в запас, награждённый тремя правительственными медалями и тремя медалями «За безупречную службу». С этого времени он находится на творческой работе. В столичных издательствах и в Краснодаре выходят его новые книги стихов, а затем и прозы. Его стихи включают в учебник русского языка и во многие поэтические антологии. С 1979 по 1981 год И. Г. Кравченко учится в Москве на Высших Литературных курсах при Литературном институте имени А. М. Горького. Стихи и проза И. Кравченко переводятся на языки народов ближнего и дальнего зарубежья.

В 1984 году И. Кравченко переезжает на постоянное местожительство в Ленинград. В 1990-91 годах заведует отделом литературы в Ленинградском «Новом журнале». С 1992 года работает в Санкт-Петербургском Государственном Политехническом Университете на кафедре «Отечественной и зарубежной культуры», читает лекции студентам Гуманитарного факультета по истории русской литературы и руководит литературной студией «Меловая черта». Под его редакцией выходят коллективные и авторские сборники стихов молодых поэтов. В 2012 году И. Кравченко переходит в Централизованную библиотечную систему Петроградского района Санкт-Петербурга руководителем литературной студии при библиотеке им. А. С. Пушкина.

В два последних десятилетия стихи и проза Игоря Кравченко печатались в «Литературной газете», журналах «Аврора», «Воин России», «Бежин луг», «Русский мир», «Новый журнал», в альманахах «День русской поэзии», и др., в коллективных сборниках и антологиях, издаваемых в Санкт-Петербурге, Москве и на Дальнем Востоке. Были изданы три книги стихов и три книги прозы (повести и романы).




Цикл избранных стихов Игоря Кравченко
Из сборника «Пространство света»

Алым облаком в небе отпылала эпоха…

                Игорь Кравченко

ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Не знаю — недавно, давно ли,
во сне или впрямь наяву,
лежало июльское поле
и перепел падал в траву.

Не помню — во сне, наяву ли,
недавно, а может, давно
сидел я на плюшевом стуле,
весёлое глядя кино.

Не знаю, а может, и знаю,
как тот начинался парад —
мелодия льётся сквозная,
фанфары на солнце горят,

и мир справедливо устроен,
и все улыбаются мне,
и конница движется строем,
и маршал на белом коне.

Не помню... Да разве припомнить?
Как будто проплыли века.
Но расположение комнат
вслепую рисует рука.

Не знаю, давно ли, далёко ль,
но медленно падает снег,
и тянутся тучи к востоку,
и хватит ненастья на всех.

Но знаю и помню: сияли,
сверкали, искрились, лились
такие далёкие дали,
такая высокая высь!

1974

                Игорь Кравченко

ВОСПОМИНАНИЕ

Жёсткий кипрей на сизом кургане.
Жёлтое солнце пронзительно греет.
Чёрная птица ходит кругами.
Пыль над дорогою в воздухе реет.

Кажется мне, мы играем в индейцев,
в горькой полыни сижу я в засаде.
Только от солнца некуда деться,
некуда деться от звона цикады.

Я наблюдаю за чёрною птицей,
чёрная птица ходит кругами.
Это мне снится или не снится?
Может, всё это было не с нами?

Чёрная птица солнце закрыла
острыми крыльями, как облаками.
Копоть и пепел в сторону Крыма
ветер июльский несёт над полями.

Над головой моей небо дробится
и осыпается цвет бересклета —
это пикирует чёрная птица
в год сорок первый российского лета.

1966

                Игорь Кравченко

КОЗЕТТА

Трассирует ночное небо
мильоном звёзд над головой.
И пахнет степь горелым хлебом
и свежескошенной травой.

Колёсами стучит теплушка,
состав уходит на восток.
А я жалею об игрушках,
о мишке плюшевом без ног.

Хоть от свечи немного света,
читает бабка из угла
о том, как девочка Козетта
в красивой Франции жила.

И мы минут пятнадцать едем,
а после три часа стоим.
Приглядываюсь я к соседям,
притихшим сверстникам своим.

И вижу: в кофточку одета,
в больших солдатских сапогах,
сидит ожившая Козетта
с огромной куклою в руках.

Не знаю — мало или много
ещё читать бы нам могли,
я помню только крик: «Тревога!»
и тело тёплое земли.

Потом неведомая сила
нас между взрывов и огней
так в насыпь мягкую вдавила,
что нам хотелось слиться с ней.

Ещё я помню: из кювета
глазами, как осенний лёд,
смотрела мертвая Козетта
на уходящий самолёт.

1965

              Игорь Кравченко

ЭШЕЛОНЫ
                Маме

Железнодорожная ветка
                от Москвы до Ростова,
железнодорожная ветка
              от Ростова и до Москвы...
Память сносит меня,
           как теченье пловца, и я снова
пробегаю босым
     среди пыльной, пожухлой травы.
Эшелоны стучат...
               Всё на запад идут эшелоны
мимо маленькой станции,
           где мы с бабкой моею живём.
А вверху облака,
      словно витязи в белых шеломах,
прикрывают их с неба,
                увы, ненадёжным щитом.
Шпалы в землю вросли
     и насквозь пропитались мазутом...
А за шпалами поле,
                там ветер гудит по стерне.
Эшелоны стучат...
              Эшелоны стучат и как будто
день и ночь по кусочкам
                развозят меня по стране.
Я на фронт собираюсь...
                Застревает обида у горла,
что меня не берут,
             что негоден я, мал для войны.
И усталых бойцов
                я водой сорок первого года
у теплушек пою,
                как поили мы все, пацаны.
А ещё с нетерпеньем
                я жду санитарных составов,
с белым кругом на крыше,
                с мельканьем купе и кабин,
что хрустят буферами
              разбитых коротких суставов,
грязный, порванный дым
                волоча за собою, как бинт.
Как я ждал их!
     А их проходило тогда очень мало,
потому что, наверное,
                было немало дорог...
И в одном из них где-то
                полгода работала мама.
только этого поезда
                всё ж я дождаться не смог.

1965


                Игорь Кравченко

* * *
                Л. Л. Горячевой

Я смотрю на фотокарточку свою,
в этом мальчике себя не узнаю.

Этот мальчик что-то помнит обо мне,
этот мальчик что-то понял о войне.

Видел в небе он крылатые кресты,
приходилось ему по степи брести

среди дыма, среди белого огня.
Не похож ли этот мальчик на меня?

Вот он с бабкою по городу идёт,
оглянулся и зовёт меня, зовёт.

Но успели между нами годы лечь,
от болезней мне его не уберечь.

Снова в жар его кидает и в озноб,
опускает мать ладонь ему на лоб.

Что там брезжит сквозь метели января:
то ли горе, то ли новая заря?

Он не знает. Громко кличут петухи,
карандаш выводит первые стихи.

Станет марки он с сестрою собирать,
с одноклассниками в шахматы играть.

Встанут радуги, прольются вкось дожди…
Сколько разного случится — подожди!

Но не хочет этот мальчик подождать.
Что мне делать с ним и что ему сказать?

Как увидеть, где лежит граница дня,
когда мальчик превратится вдруг в меня?

1967


                Игорь Кравченко

1945

Снова я на маленькой станции.
Закрываю глаза... Как во сне
громыхают платформы с танками
и дрожит сирень на броне.

И, склонивши чуть на бок голову,
на гармошке играет танкист,
подпевая охриплым голосом
про берёз невесомый лист.

А перрон и пляшет, и плачет...
Гимнастёрки, цветные платки.
Здесь глаза от счастья не прячут,
глаз не прячут и от тоски.

Как мы ждали отцов возвращенья!
Я, случайным знакомствам рад,
мать не раз повергал в смущенье,
приводя незнакомых солдат.

Доставалось мне, помню, круто,
но я вновь летел на перрон
и стоял до последней минуты,
провожая последний вагон.

Как я жадно глядел на фуражку,
как я слёз удержать не мог,
когда обнял рыжего Пашку
настоящий отец без ног.

Нам обида давила души,
все отцов мы ждали. Скорей!
Но составы стучали, и суше
становились глаза матерей.

1965


               Игорь Кравченко

* * *

Меж мокрыми лугами
под радугу-дугу,
я, шлёпая ногами,
за дождиком бегу.

Несётся мой кораблик
по мутному ручью.
Я маленький, как зяблик,
за ним вослед лечу.

Кричу — не накричаться,
смеюсь — не насмеяться,
дышу — не надышаться,
и нечего бояться.

Но с каждым криком ближе
мерцает медный лес.
И вдруг я вижу, вижу
снаряды до небес.

Не хвойные иголки,
не ромбики листвы,
а пули и осколки
звенят у синевы.

Я уши затыкаю,
я веки опускаю,
но знаю, знаю, знаю,
что мины на лугу.

А я не зверь, не птица,
мне некуда укрыться
и не остановиться,
и я туда бегу.

1978


                Игорь Кравченко

* * *

Алым облаком в небе отпылала эпоха,
век уходит с грозой и с холодным дождём.
Мы от первого крика, до последнего вздоха
наше время в себе, надрываясь, несём.

Снова в мае трепещет листва на осине,
снятся детям и внукам рекламные сны.
На могилах солдат, отстоявших Россию,
нет цветов да и надписи еле видны.

Всё блудливей слова о Великой Победе,
всё тревожнее крик прилетающих птиц.
И всё горше, и злее напасти и беды —
снова танки чужие у наших границ.

И союзники вражеским стали резервом.
Паутину сплетает паук в тишине.
Всё опять, как в далёком году, сорок первом,
словно не было нашей победы в войне.

1997


               Игорь Кравченко

ШЕСТАЯ РОТА

Экран, словно волчее око горит,
сегодня событий излишек.
Мне вовсе не стыдно, я плачу навзрыд
о гибели русских мальчишек.

Десантная рота, принявшая бой
в чеченском ущелье лесистом,
той ночью Россию закрыла собой
от пуль и ножей террористов.

Ни слова упрека суровой судьбе —
патронов, спасибо, в достатке.
Один к двадцати! Вы представьте себе,
каков был накал этой схватки,

как дрались ребята в кромешной ночи,
надеясь ещё на подмогу...
Теперь объясняйся, а лучше молчи,
ответишь когда-нибудь Богу.

И снова холодное солнце встаёт,
но нет этих мальчиков с нами.
В молчаньи застыл потрясенный народ,
лишь колокол стонет на храме.

И что объяснять? И о чём говорить?
И сердце, как эхо в колодце.
Судьба их, как туго сплетённая нить,
с живыми навек остаётся.

Укрой их, Россия, своею землёй,
склоните над ними знамена.
Им купол небесный и вечный покой,
и память о всех. Поимённо.

Март 2000