По воспоминаниям фронтовика Гл. 10

  Шестого января 1943 года, в СССР приказом Народного комиссара обороны были введены погоны для личного состава РККА. Понятие «командир» заменили на  «офицер». Замена старых знаков различия прошла не в один день, и даже не в один месяц, и потому не обошлось без курьезов и даже крупных неприятностей для отдельных военнослужащих.

   Так военный корреспондент Роман Трофимов, в составе группы корреспондентов был направлен в Мурманск в конце января 1943-го года. Все в новенькой форме, начищенных хромовых сапогах, и погонами на плечах от лейтенанта до полковника, на подъезде к Мурманску были арестованы военным патрулем на небольшой железнодорожной станции, и доставлены в местное НКВД, как белогвардейские шпионы. Напрасно они уверяли капитана НКВД, что погоны ввели едва ли две недели назад и даже показали газету с приказом наркома. Капитан счел газету фальшивкой, корреспонденты были относительно слегка побиты, как вражеские диверсанты, и заключены в местное узилище. Через сутки выпустили, без объяснений и извинений вернули документы и под конвоем были доставлены на станцию к ближайшему эшелону на Мурманск.

  ; Скажи, старшина,; спросил  Роман конвоира,; вы тут, что: газеты не получаете? Не знаете, что в мире творится?

  ; Ну, почему не получаем,; ответил старшина,; получаем. Только почта тут работает через пень-колоду. Вот и случилось недоразумение, хорошо, что к стенке вас не прислонили, у нашего капитана это быстро. Тут и немецкие диверсанты шныряют, как у себя дома, и своих бандитов хватает, так что особо разбираться некогда, только успевай поворачиваться.

  ; А почему мы сейчас под конвоем, ведь все выяснили,; спросил Роман.
  ; Так это вас от местных оберегаем,; ответил старшина. ; Тут в Гражданскую золотопогонники поизгалялись над народом, расстрелы чуть не каждый день были. Если большевик ; к стенке. Если из семьи большевика ; тоже к стенке. За подозрение в сочувствии большевикам или, не дай Бог, укрывательстве, всю семью под корень, и старых и малых. Вроде двадцать лет прошло, забыть бы, ан нет: такое не забывается. А тут вы лощеные да с погонами, ну чисто белогвардейцы. Вот и приказано вас охранять, а то до беды недалеко. Вот пришлют газеты, народ разберется, что к чему, тогда ходите спокойно, а пока вот так.

  Этот случай Федору рассказал в середине семидесятых Роман Константинович Трофимов, актюбинский поэт, член Союза писателей Казахстана. А пока Федор любовно пришивал новенькие погоны лейтенанта на гимнастерку и шинель. Федору льстило, что теперь он не просто командир, он ; офицер! Ведь и ефрейтор командир, и полковник командир, и нет в названии различия, они вроде как на равных, а вот «офицер» звучит особенно:  необыкновенно яркое, возвышенное слово, и даже гордое.

   Выпуск училища был в  феврале. Через неполные шесть месяцев учебы курсанты стали лейтенантами, хотя до войны за те же шесть месяцев выпускали сержантов, война внесла свои коррективы. После экзаменов по теории и стрельб на полигоне, был марш-бросок на двадцать пять километров с полной выкладкой, как в любом другом училище.  За два дня то этого Федор натер ногу из-за сбившейся портянки, когда бегом возвращались с полигона, и его не допустили к марш-броску, однако погоны лейтенанта он получил.

; Это что же: к старому режиму возврат, с этими погонами,; задумчиво сказал Хромов. ; Будут солдаты называть меня «ваше благородие», а я старших офицеров: «ваше высокоблагородие». Так, что ли?

; Ну, Гриша, это ты что-то съел, раз такое городишь,; засмеялся Федор.

; Так ведь погоны, как в царской армии,; заупрямился Хромов.

   ; А вот и не совсем, как при царе, возразил Федор. ; Царские были с разными вензелями, что сразу и не запомнишь, а на советских погонах только пятиконечные звезды, которые означают объединение мирового пролетариата пяти континентов Земли, причем без всяких выкрутасов. Самые пролетарские погоны. Кроме того они  имеют практическое значение, а не для украшения. Солдату через погон винтовочный ремень плечо натирать не будет, и всегда можно увидеть звание военного. Сейчас пока нос к носу не столкнешься, не увидишь кто перед тобой по званию, потому как знаки различия в петлицах, а с погонами сразу видно звание, хоть спереди, хоть сзади.

 ; Все равно не правильно,; сказал Хромов. ; Погоны ; это возврат к старому режиму. Вот в Гражданскую сразу отказались от  званий, всех по должностям называли: комполка, комроты, начштаба, и все понятно. Красота. А потом все равно звания ввели. Непонятно.

 ; Потому и вернули, что с должностями случались неувязки. Скажем, комполка придет по делам в другой полк, в какой-то батальон или роту, а его там пошлют, да так пошлют, что мало не покажется, если знаков различия у него нет, значит там он никто. Вот и вернули звания, что бы было видно старшинство, да и должности, случалось, звучали по-дурацки, как, скажем, «замком по морде».

 
 ; А это как это: по морде, да еще замком,; удивился Хромов.

 ; Да никого не по морде,; засмеялся Левандовский. ; Должность такая была: «Заместитель Командующего по морским делам», сокращенно: «Замком по морде».
 ; Да ну вас к чертям собачьим,; обиделся Хромов. ; Совсем запутали.


   Он сердито отвернулся от  ухмыляющихся друзей и стал пришивать последний погон.

   

   Накануне отправки на фронт прибыла новая партия курсантов, ; это были фронтовики и вчерашние школьники. Главный вопрос у них был: ; Как здесь кормят?
; Здесь, таки, кормят, как на убой ; ответил Яша первому любопытному фронтовику.
; Это понятно, что кормят на убой,; согласился солдат. ; А вот сытно, или так себе?

;  И где ты видишь отощавших? ; вопросом на вопрос ответил Яша. ; Согласно нормам военного времени и режиму дня все вполне упитанные и даже румяные, несмотря на то, что загорелые.

   На следующий день новоиспеченные лейтенанты ехали в теплушках на фронт. Когда выезжали из Ленинабада, было тепло, на деревьях начали набухать почки, появилась молодая зеленая трава, но чем дальше двигался эшелон, тем становилось холоднее.  Эшелон шел без задержек день за днем, на крупных станциях быстро меняли паровоз и снова в путь, на войну. В одну из ночей эшелон прошел через станцию Челкар, затем Эмбу, и поздним утром остановился на станции Кандагач, до Актюбинска оставалось сто километров. Разрешения отходить от вагонов не поступило, поэтому лейтенанты столпились у открытых настежь дверей, вдыхали свежий, уже мартовский, воздух. К вагону подъехал на пегой кобыле, впряженной в сани с углем, бородатый мужик в полушубке покрытом угольной пылью.
 
;  Берите уголь, солдатики, а то околеете пока доедете,; сказал мужик, ни к кому не обращаясь, и стал скручивать цигарку заскорузлыми пальцами.
Федор и Хромов спрыгнули вниз и стали наполнять ведра и передавать в вагон, где высыпали уголь в два жестяных корыта. Одно ведро тут же сыпанули в буржуйку. Соседние вагоны тоже заправлялись углем, не дожидаясь, когда сани подъедут ближе. Когда управились с углем, Федор козырнул возчику:

;  Спасибо за уголь, отец.
;  Да что там спасибо,; устало сказал возчик. ; Служба у меня такая, днем и ночью здесь, забыл, когда дома спал.
;  Сыновья наверно на фронте?; спросил Федор.
;  Может быть и на фронте,; ответил возчик.
;  Это как: «может быть»,; удивился Федор.

;  А так: «может быть», и все тут. В сорок первом Степан в Белоруссии служил, на границе. С тех пор ни слуху, ни духу. Мы с бабкой эвакуированные из-под Воронежа, а Степан если живой, то не знает куда писать, да и Воронеж пока под немцем. Ты, если Степана встретишь, так скажи ему, мол, отец твой Степан Степанович Изосимов живет на станции Кандагач и служит при самой станции. Вот пусть Степа и пишет прямо на начальника станции, а уж тут мне письмо передадут.

;  Хорошо, Степан Степаныч, как только встречу вашего сына, тут же и сообщу где вы,; сказал Федор,; Не сомневайтесь.
;  Вот это ты хорошо сказал: «как только встречу», обычно говорят: «если встречу»,; вздохнул Степан Степанович.  ; Вроде небольшая разница в словах, а между ними пропасть.

;  Так я и не мог по-другому сказать,; пожал плечами Федор. ; У нас в училище много фронтовиков, которые шли от границы. Они говорили, что в сорок первом до самой зимы народ из окружения выходил, а многие партизанить остались.

;  Вот и я то же самое своей дуре говорю, а у нее все одно глаза не просыхают. Ладно, солдатик, спасибо на добром слове, а мне ехать надо.

   Возчик слегка хлопнул вожжами лошадь по крупу, сани тронулись и полозья заскрипели по накатанному снегу. Теперь Федору надо было дать телеграмму родителям, а для этого надо было получить разрешение отлучиться в здание вокзала. Или прошмыгнуть, чтобы начальство не увидело.  Федор огляделся и наткнулся на подозрительный взгляд красномордого майора НКВД, из сопровождения эшелона, в белом полушубке и валенках.

;  Товарищ майор, разрешите обратиться,; козырнул Федор.
;  Обращайтесь, товарищ лейтенант.
;  Товарищ майор, отходить от вагонов запрещено, а мне надо телеграмму дать родите-лям в Актюбинск. Разрешите.

;  Не разрешаю,; строго сказал майор. ; Порядок для всех один и никаких исключений. Это первое. Второе: это узловая станция, и отсюда эшелон пойдет в обход Актюбинска по заранее утвержденному маршруту. Во избежание…. А поэтому давать телеграмму бессмысленно. Вам ясно?
;  Так точно,; ответил Федор.
;  А раз ясно, шагом марш в теплушку, отправление с минуты на минуту.
;  Есть! ; козырнул Федор.

   Майор не уточнил, что значит «во избежание», но сказано это было со значительным видом и тоном, и потому Федор поверил, пришлось лезть в теплушку. С «минуты на минуту» растянулось на полчаса, наконец  по составу прокатилась судорога, лязгнули буфера и эшелон неспешно стал набирать скорость. В полутемном вагоне было тепло, печка раскалилась до красна, и от этого было даже несколько уютно. Настроение у Федора упало, друзья пытались отвлечь от горьких мыслей, Яша даже рассказал несколько еврейских анекдотов, но ничего не помогало. Прошло около часа и, судя по стуку колес, состав стал сбавлять скорость. Хромов прильнул глазом к выпавшему сучку в стенке вагона и через время сказал:

;  Что за дурацкие названия здесь….
;  И что там такого смешного,; спросил Яша.
;  На здании станции вывеска «Гамды».
;  Может быть ; «Тамды»? ; встрепенулся Федор.
;  Может и «Тамды»,; согласился Хромов. ; Больно уж вывеска потрепанная и краска облупилась.

;  А ну-ка, подвинься,; сказал Федор и прильнул глазом к освободившемуся отверстию, но поезд уже проехал станцию, и была видна только бескрайняя белая равнина степи. Вагонные колеса застучали чаще, замелькали телеграфные столбы.
;  Вот сволочь, как его, мерзавца, земля носит,; выругался Федор и тоскливо посмотрел на друзей. ; Мы едем в Актюбинск, от Кандагача чуть больше полдороги осталось. Гаденыш.

   Если до этого друзья как-то пытались расшевелить Федора, то теперь примолкли, так и молчали до самого Актюбинска. Когда состав втянулся на станцию и остановился, офицеры зашевелились, распахнули двери и в теплушку ворвался свежий воздух. Ярко светило солнце и грело совсем по-весеннему.

;  Федя, до твоего дома отсюда далеко? ; спросил Левандовский.
;  Если бегом, то минут десять,; ответил Федор. ; Даже меньше.
;  Сейчас узнаем, как долго простоим, и рванем к тебе,; решительно сказал Левандовский. ; Если в запасе хотя бы полчаса, вполне успеем и добежать и пообщаться.

;  Нет, Саша ; нет,; ответил Федор. ; Если оба отстанем от эшелона ; это трибунал. Если я побегу один и отстану ; все равно мне трибунал, а тебе, как старшему по вагону, нахлобучка будет. Но это так: мысли вслух. Ну, прибегу я домой, обниму мать и сразу обратно? Ничего кроме расстройства ей и мне не получится. Отец там неподалеку работает, как не забежать…. Так что пусть остается все, как есть, а я подробное письмо своим напишу, привру чего-нибудь, глядишь и обойдется.

   К вагону подъехала полуторка с углем в кузове. Из кабины выглянул шофер и спросил:

;  Уголь брать будете?
;  Да вроде в Кандагаче набрали….
;  Будем, конечно, будем,; сказал Яша и прыгнул в полупустой кузов машины.
За ним прыгнул Хромов еще двое с пустыми ведрами. Они споро насыпали лопатами уголь в ведра и подавали в вагон. Когда Хромов насыпал последнее ведро, он поддел и вывернул из кучи нечто похожее на полено, длинное и черное, а заканчивалось оно человеческой кистью. Хромов поднял его, слегка ударил о борт кузова и стало ясно, что это рукав шинели, а в ней человеческая рука. Все замерли.

;  У вас тут что: человеческие руки вместо дров? ; зловеще сказал Хромов, глядя шоферу в глаза. ; Солдатские руки вместо дров?!
;  Нет, конечно,; невозмутимо ответил шофер. ; Это, видать, когда трупы в шахту скидывали, недоглядели.
;  Какие трупы? ; опешил Хромов.
;  Известно какие: немецкие,; равнодушно сказал шофер.
;  А поточнее?

;  Да чего там точнее…. Утром прибыл состав с немецкими пленными. Вертухаи первый вагон открывают, чтобы, значит, пленных везти по назначению, а там одни трупы мерзлые. Скрючились и лежат, отдыхают. Нары и прочее, что могло гореть, в буржуйке пожгли, да маленько не дотянули сюда. Сам видел: двое немцев буржуйку обняли, как маму родную. Видать самые сильные от последнего тепла грелись, да не согрелись. Тут, понятное дело, живых немцев нагнали они и стали своих жмуров в кузов укладывать. Нет бы тем немцам по-людски умереть, чтобы ровные лежали, их и грузить было бы сподручней и больше в кузов поместилось бы, так они и тут напакостили: все скрюченные умерли. А скрюченных в кузов много не уложишь, вот и приходилось лишнюю ходку делать. А те, которые буржуйку напоследок обняли, вцепились в нее, ; не оторвешь. Им бы руки ломом раздвинуть, чтобы печку отпустили, так лома под рукой не оказалось, так топором обрубили по самые плечи, вроде как сучья на деревьях.

   Федора передернуло от таких слов, и он сказал:
;  Ты, парень, так легко об этом рассказываешь, будто действительно о дровах, а не людях. Тебе их не жалко?
;  А вот попадешь на фронт, насмотришься, и если живой вернешься, тогда и поговорим о жалости,; озлился шофер.
;  Так ты из фронтовиков?

;  Из них самых,; уже спокойнее ответил шофер и сдернул зубами рукавицу с правой руки. На ладони был только большой палец и половина указательного.  ; Вот за это я должен немцев жалеть? У меня и левая рука такая же. Показать?
;  Прости, солдат,; виновато сказал Федор.
 
;  Да ладно, чего там,; вздохнул шофер. ; Я поначалу считал себя калекой, а потом пообвык, приспособился, машину вот дали. Я и на фронте шоферил, даже просился, чтобы оставили после ранения, да куда там. У меня хоть только большие пальцы остались, так я и цигарку наловчился скручивать, и со штанами управляюсь. А без пальцев это потруднее, чем машиной управлять. Только вот беда: пальцев нет, а все одно временами болят, а мерзнут ; спасу нет.

;  Федя,; шепнул на ухо Левандовский,; ты сейчас письмо быстренько напиши, а шофер передаст.
;  Не стоит,; ответил Федор. ; Впопыхах ничего толком не напишу, только лишнее расстройство сестре и родителям будет.

   Не прошло и полчаса, как раздалась команда: «по вагонам!». Состав громыхнул буферами и тронулся. Не спеша дошел до разъезда Жинишке и замер. В вагоне было жарко и дверь немного приоткрыли, Хромов выглянул и сказал:

;  Федя, сдается мне, что здесь мы были перед тем, как ели соленое, которое сладкое.
;  Да, Гриша, были,; безучастно ответил Федор.
;  А этот завод вроде как поменьше был,; и Хромов указал рукой перед собой. ; Тут были вышки с вертухаями, какие-то котлованы и мелкие постройки. А сейчас огромные корпуса из красного кирпича, высокие трубы из которых идет страшный серый дым, а сторожевые вышки вообще не пересчитать.

;  Ты про завод ферросплавов? ; спросил Федор.
;  Про завод чего? ; вопросом на вопрос ответил Хромов.
;  Завод ферросплавов,; ответил Федор.
;  И что это?
;  Переработка хромовой руды,; ответил Федор. ; Знаю только, что километрах в ста от Актюбинска нашли крупнейшее в СССР месторождение хромовой руды, и что хром повышает качество танковой брони, и вообще любую сталь делает прочнее.

;  Так получается, что это почти военный завод,; сказал Яша. ; Если и не военный, то все равно оборонного значения. И пленных немцев, которых заморозили, как баранину, везли сюда для работы, для строительства.
;  Скорее всего, так,; сказал Федор.
;  Везли через полстраны около тысячи пар рабочих рук, и на последнем этапе убили,; задумчиво сказал Левандовский. ; Наверно кому-то это надо…. Ладно, наши славные органы разберутся, и кто-то с треском пойдет под трибунал.

   Никон Иванович некоторое время служил в ВОХРе завода, на фронт не взяли по возрасту, а для военизированной охраны вполне подошел. Он и рассказывал нам….
Первый феррохром завод выдал в январе 1943-го года, это было только начало, завод продолжал строиться. Строили свои заключенные и военнопленные. Последние даже не помышляли о побеге, ибо их давно предупредили, что если кто убежит, и его поймают местные жители, то пощады не будет, а будет страшная смерть, такая, что живые позавидуют мертвым. А вот родные заключенные пытались бежать часто, и всегда днем на виду у постовых на вышках.  Подбежит такой смельчак к забору из колючей проволоки, поднырнет под нее и после первого предупредительного выстрела падает на землю. Его тут же поймают бравые ребята с собаками, попинают, как следует, и на пинках погонят в караулку.  Потом подержат день-другой в карцере, чтобы жизнь медом не казалась. Справедливый и гуманный суд быстренько добавит три года, и погонят побегушника на работу, каторжную и полуголодную.
Начальство сначала не могло понять странность таких побегов, но довольно быстро поняли, что бегут те, кому до конца срока оставалось несколько месяцев, и даже один день. После освобождения бывших заключенных, если они подходили по возрасту и здоровью, отправляли на фронт. Вот они и придумали такой финт с попыткой побега. А быть битым по ребрам коваными сапогами и посидеть в карцере все же лучше, чем быть убитым на фронте. Когда начальство поняло, что почем, таких побегушников стали отправлять в штрафные роты не дожидаясь окончания срока. Что такое штрафная рота заключенные узнавали из писем попавших туда, и побеги прекратились.

   Лейтенанты в теплушке, играли в карты, кто-то дремал. Мимо проходили военные составы в обе стороны, а эшелон продолжал стоять. Отправление дали только ближе к полуночи, когда почти все спали. В Соль-Илецк  прибыли к полудню следующего дня, эшелон затолкали на запасный путь, что означало долгую стоянку. Офицеры высыпались из осточертевших вагонов на свежий весенний воздух, как горох из дырявого мешка. Тут же, как саранча, появились мелкие торговцы горячими пирожками с мясом и картошкой, вареной и жареной рыбой, лепешками и, конечно, каждый продавал соль. Торговцы хватали военных за руки, наперебой предлагали свой, конечно,  самый лучший товар и уговаривали купить только у него, потому что у другого отрава, а не пирожки или что-то другое. Гвалт поднялся такой, хоть уши затыкай.

   Яша пока остался в вагоне и сверху зорко наблюдал за этой стихийной торговлей. Левандовский положил руку Федору на плечо и негромко сказал:
;  Сдается мне, что Яша вышел на тропу войны и сейчас высматривает жертву.
;  Где Яша, там и коммерческие жертвы,; согласился Федор. ; Причем жертва останется довольна, и посчитает себя совсем не жертвой.

   Между тем подошел мужик с ручной тележкой, а на ней мешок соли. Сам мужик в фуфайке, черных штанах заправленных в разбитые сапоги, и старой шапке, и все это белое от соли. Яша тут же спустился на землю по приставной лестнице и, с полным вещмешком на плече, подошел к мужику.

;  Здравствуйте, уважаемый,; с легким полупоклоном поздоровался Яша с мужиком.
;  Здорово, коль не шутишь,; ответил мужик и подозрительно посмотрел  на незнакомого лейтенанта.

;  Ну, что вы, какие шутки,; почтительно ответил Яша. ; Я, таки, наконец-то вижу настоящего коммерческого человека, а не этих мелких коробейников, что продают соль щепотками и считают себя коммерсантами. Настоящий коммерсант продает товар оптом, и получает, таки, достойную прибыль. А человек с прибылью всегда достоин уважения и его видно за версту, как видно вас.

;  Оптом оно, конечно, что ж…,; ответил мужик и приосанился. ; Только здесь оптом, как-то не то…. Тут бы другой товар, а соль тут, почитай, в каждом дворе, так что особо не продашь. Вон их сколь, солепродавцев. Только у них соль краденая, я всех знаю, кто на шахте работает,  этих там и близко нету, а у меня документ есть, мне эту соль дали, как премию.

   Мужик залез рукой под фуфайку и вытащил бланк с печатью, и показал Яше. Яше хватило одного взгляда, и он сказал:
;  Роспись и печать «выдать» ; есть,; сказал Яша. ; А вот насчет «выдано», тут сомнительно: роспись кладовщика есть, а печать стоит не на росписи, а рядом. Документ вроде и заверен печатью, а вроде и нет: печать должна хоть краешком на росписи лежать. Патруль твой документ посмотрит, и враз загребут в каталажку.
;  Так я не украл,; обескуражено сказал мужик. ; А то, что кум промахнулся с печатью, так что ж, все выяснится.

;  Ну, конечно, выяснится,; убежденно сказал Яша. ; Только сначала наши славные органы из тебя всю кровь выпьют, а кума попрут с работы. Чтобы не нарушал.
;  Так он инвалид, на одной ноге скачет, останется только  голоду умереть,; сокрушенно сказал мужик. ; Слышь, солдатик, дай хоть какие-нибудь деньги, а то хлеба купить не на что, и забирай мешок, будь он не ладен. А кума я взгрею, ох, взгрею: не посмотрю, что инвалид, все припомню.

;  Ну, что ты, что ты,; замахал руками Яша,; скажешь такое: хоть какие-нибудь. Мы, коммерсанты, должны выручать друг друга.
Мужик с надеждой и даже преданно посмотрел в честные глаза Яши, а Яша сказал:
;  Денег я дать не могу, а вот мешок кураги будет в самый раз, тем более, что через три дня Международный Женский день. Твои женщины будут в восторге.
;  А это чего: курага?
Яша достал из кармана шинели бумажный кулек и протянул мужику: ; Пробуй.  Тот взял кулек, развернул, посмотрел и стал пробовать. Не прошло и минуты, как морщинистое лицо раз-гладилось от удовольствия, мужик спохватился и спрятал кулек в карман фуфайки.

;  Это можно, как конфеты, поштучно продавать,; пробормотал чуть слышно мужик.
;  Компот тоже можно варить,; уверенно сказал Яша. ; К такому компоту  и сахар не нужен. У вас как с сахаром?

;  Какой там сахар,; мужик сокрушенно махнул рукой. ; Забыли какого он цвета, а вкус не помним.
;  Ну, так что?
;  Меняемся.
Яша скинул с плеча вещмешок и подал мужику, тот посмотрел с сомнением и сказал:
; Твой мешок вроде как поменьше моего.

;  Мал золотник, да дорог,; уверенно сказал Яша. ; Такого товара во всем вашем городе не найти. Я могу каждую такую конфету сменять сейчас на стакан соли, и наберу два, а даже три мешка, как у тебя, и по дороге продам, нам еще долго ехать.

   Коммерсантов обступили офицеры и с любопытством глядели  на торговлю. После того, как мужик заколебался, послышались возгласы:
;  Яша, дай жменьку кураги, я сейчас пробегусь по базару, и тебе и мне соль будет, а то от пресной пищи уже тошнит.
;  И мне….
;  Мне тоже, Яша…
;  Яша, вон там какой-то мужик тоже с мешком, я договорюсь, а ты подходи.

   Мужик испуганно схватил Яшин мешок и прижал к широкой груди, как невесту.
;  Нет уж, солдатик,; затараторил он. ; Задаток я взял,  значит и весь мешок мой.
;  Сразу видно настоящего коммерсанта,; торжественно сказал Яша и выразительно посмотрел на Хромова.

   Не успел мужик моргнуть, как мешок соли очутился в вагоне, Хромов только отряхнул ладони. Мужик с тележкой заспешил вдоль состава, а друзья залезли в теплушку.
;  Яша, тебе бы наркомом торговли служить, ты бы весь мир ободрал, как медведь липку,; сказал Федор.
;  Не хочу быть наркомом,; вздохнул Яша. ; Меня с детства интересовало, почему меняется погода, как зарождается дождь, и где зарождается ветер, почему бывает град, а снежинки такие красивые и пушистые, и при разной температуре они разные.
; Ты, часом, стихи не пишешь?; спросил Левандовский.

;  Ну, как же, писал в школе, как без этого,; ответил Яша. ; У  нас даже был кружок доморощенных стихоплетов. Только это у меня быстро прошло, я понял, что и без меня плохих стихов выше крыши, а некоторые до сих пор пытаются создать нечто…. Только зря: многие путают такие понятия, как «стихи» и «Поэзия». Стихи ; это рифмоплетство, а Поэзия ; это нечто высшее, что трудно объяснить человеческим языком. Стихи воспринимаются мозгом, а Поэзия ; сердцем. Это древняя истина, и говорить тут не о чем.

;  А мужика ты нагрел как: мозгом или  сердцем? ; съехидничал Хромов.
;  С мужиком все честно,; ответил Яша. ; За его товар, который здесь ничего не стоит, я дал редкий для этого города, а потому дорогой, товар.  Кроме того этот мужик с кумом уже сегодня украдут другой мешок.

;  Так у мужика вроде все честно, даже накладная есть.
;  У настоящего завскладом таких накладных полон стол, иначе это неправильный зав-складом,; уверенно сказал Яша.
 
   Против такого аргумента возразить было нечего, и Хромов достал карты, чтобы скоротать время. Играли в подкидного дурака «два на два». Сначала каждая пара старалась выиграть, но за много дней игра так надоела, что стали потихоньку показывать карты сопернику. Дошло до того, что стали играть в открытую, теперь старались не выиграть, а подгоняли ходы так, чтобы вышла ничья. И в этом находили удовольствие.

   На разъездах и станциях, где останавливался эшелон, Яша успешно торговал солью. Он насыпал граненый стакан с горкой и торжественно вручал счастливому покупателю, причем горку смахивал обратно в мешок так, что никто не замечал уловки. Кроме друзей. В обмен на соль брал продукты, самогон, махорку, хотя сам не курил. Махорку отдавал друзьям, а свою долю тут же в вагоне выменивал еще на что-то нужное. И вот это «нужное» доставалось всем четверым, даже если это было несколько ржаных сухарей. Друзья попытались не брать, но Яша твердо заявлял, что дает все в долг, а долг возьмет с процентами, или он не еврей.

   Чем ближе к фронту, тем чаще стали видны самолеты в небе. Под конец пути эшелон бомбили немецкие бомбардировщики, но их тут же отогнали советские истребители, и бомбы разорвались далеко в стороне, в лесу. Наконец подъехали так близко к фронту, что услышали артиллерийскую канонаду.  Эшелон остановился на полустанке. Вдоль железнодорожного полотна расположились дощатые склады, за приземистым зданием вокзала видно было с полсотни домов с просторными огородами и садами. Народу на платформе почти не было, станционный поселок будто вымер. Тут же пробежал слух, что дальше поедут на  машинах, а то и вовсе пешком, так как дальше пути разрушены.

;  Вот и кончилась веселая жизнь,; задумчиво сказал Яша. ; Еще день–другой и начнется скучная, серая, как солдатская шинель, фронтовая жизнь.
;  Вряд ли на фронте соскучишься,; возразил Федор.
;  Но и не порадуешься,; глухо сказал Хромов.
;  Ну, это ты, Гриша, зря,; уверенно сказал Федор. ; Радоваться можно любому пустяку. Вышел из боя живым и здоровым ; вот тебе и радость. А если ранили, опять радость, что жив остался….

;  Особенно радость будет, если, скажем, ноги оторвет напрочь,; буркнул Хромов.
;  Ну, это, конечно, счастья мало, но опять же не смертельно. Осипов рассказывал, как он в госпитале лежал. Так там парень был без ног, а парень тот столяр-краснодеревщик. Так он радовался, что руки целые остались, и всем рассказывал, как вернется домой, сделает низкий верстак и будет на нем всякие красивые вещи делать из дерева. Так что всяк по-своему радуется, тут главное не падать духом.

;  И всегда быть оптимистом,; поддержал Федора Левандовский. ; Пессимист скажет, что стакан полупустой, а я скажу, что полный наполовину. А посему на прощание наполним бокалы игристым шампанским и закусим, чем Бог послал.

   Левандовский извлек из вещмешка бутылку самогона и два ржаных сухаря.
;  С таким игристым и закуской свадьбу играть можно,; сказал Яша. ; Просто надо представить, что это шампанское, а кому нравится коньяк ; то коньяк. А это не ржаные сухари, а подсушенная черная икра согласно военному времени. Вот вам и радость.

   Левандовский наполнил алюминиевые солдатские кружки, они глухо звякнули друг о друга в руках офицеров. Несколько долгих секунд они держали бокалы сомкнутыми в последнем прощании, и никто из них не знал, куда забросит судьба уже завтра, а может быть и сегодня. Кто будет убит, а кто только ранен, кто доживет до победы живым и здоровым, а кто останется калекой и будет жалеть до глубокой старости, что не погиб в последнем бою. И все они не верили, не верили абсолютно, что они, такие молодые и жизнерадостные, совсем еще мальчишки, будут убиты и зароют их в братской могиле вдали от дома, на чужбине. А может быть сгинут где-нибудь, как без вести пропавшие и будут лежать на дне  болота. Или их кости останутся не погребенными  в лесной чащобе без могилы и креста.

   И Федор не знал, что он, офицер Красной Армии зарастет грязью, как бездомный бродяга, и будут по нему ползать  вши сплошным ковром, и не будет спасения от их укусов ни днем, ни ночью. Что на его глазах немецкие снаряды и бомбы будут разрывать живых людей в кровавые клочья человеческого мяса.
Они выпили и захрустели сухарями посыпанными солью.

;  Эх, жизня-жизня,; вздохнул Хромов. ; Столько соли осталось, теперь хоть выкинь, ни одной живой души на станции.
;  Так не бывает, чтобы ни одной,; бодро сказал Яша и соскочил с нар к дверям, выглянул на платформу и удовлетворенно сказал: ; Ну, я же говорил….
   По платформе вдоль вагонов семенила сухонькая старушка в потертом черном пальто, когда поравнялась с Яшей, он окликнул ее:

;  Бабушка, вам соль нужна? 
;  Соль нужна, да платить нечем,; откликнулась старушка. ; Задаром только чирей вскочит.
;  Так уж не чем,; начал торговлю Яша.
;  Так уж и нечем,; подтвердила старушка. ; Седни утром захожу в амбар, думала хоть чуток зерна намести, внукам хоть по чайной ложке чего дать  пожевать, у меня их четверо, а там и пыли не осталось. Последняя крыса сидит и чуни обувает, а сама худющая, кожа да кости, и котомка при ней. Я ей, мол, куда это ты милочка собралась, а она мне: ; Все, баба Настя, сил нет у тебя жить, с голодухи хоть по миру иди, вот и ухожу.

;  И что: ушла?; улыбнулся Федор.
;  А как же, деваться-то некуда,; ответила старушка,; всякая животина кормится, как может. Я вот сейчас вдоль вагонов прошла, кусков насбирала два кармана, дай бог солдатикам легкой смерти, покрошу эти сухарики, да и скормлю внучкам, а завтра как Бог даст.

;  Ты что бабка: охренела?! ; вызверился Хромов. ; Совсем совесть  потеряла: солдаты тоже не жируют, может быть, последнее тебе отдали, а ты им смерти желаешь.

;  А ты меня не совести, сопляк,; зло ответила баба Настя. ; Вот когда у тебя на руках будет умирать от ран вот такой же мальчишка, как ты, а ты ничем помочь не можешь, вот тогда и поговорим. Я такого навидалась, когда в сорок первом тут госпиталь был, как только сердце выдержало. Лежит такой израненный юнец, живого места на нем нет, в бреду маму зовет, а я глажу его по руке и приговариваю:
 
  «Здесь я, сынок, здесь твоя мама». Он вроде как притихнет, а потом опять…. Сегодня ваш эшелон первый на фронт, а оттуда два прошло с ранеными. Которые в дороге умерли, тут за станцией на кладбище и похоронили. Да и как похоронили-то: пленные немцы траншею выкопали, трупы на дно уложили в два слоя, вроде как бревна, да и закопали. Надо бы по-людски, чтобы каждого в гробу, а досок на гробы нету.  Немцы своих по-людски в гробах  хоронят, у нас их целое кладбище, а мы как придется. Без уважения.

;  Простите, баба Настя, меня дурака,; искренне сказал Хромов,; не подумавши ляпнул.
;  Да ладно, чего там,; отмахнулась старушка.
;  Баба Настя, вы говорите: внуки. А где их родители, и дед?

;  Да где им быть,; вздохнула старушка. ; Трое сынов и дочь в первую неделю добровольцами ушли на войну, с тех пор от них ни слуху, ни духу. Дед партизанил, да погиб. Пуля в голову попала, как мне сказали, он и не понял, что убит. Не мучился, значит. Ну ладно  сынки, пойду я. Завтра наша амбулатория открывается после ремонта, так я там фельдшером буду, как и до войны. Паек будут выдавать и мне и внукам, большие побираться не придется. Не пропадем. А там, Бог даст, из детей кто объявится.

   Друзья переглянулись, и Яша остановил старушку.
;  Баба Настя, соль возьмите.
;  Так я сказала, что платить нечем, а соль подороже хлеба будет.
;  Бабушка, нам соль уже ни к чему, а вам пригодится.
;  Ну, коли так….
;  Только так, и никак иначе.
   Яша осторожно положил мешок с остатками соли пуда в два на подставленное плечо, старушка слегка качнулась и бодро засеменила на выход с платформы.