У реки два берега. Глава пятая

 
                Что не делается, всё к лучшему

    ...Прошло два года. За это время многое изменилось. Милиция была переименована в полицию, что не прибавило ей уважения. Местное население некоторое время поизгалялось в насмешках, мол, теперь мы все вновь оказались под оккупантами, не прошло ещё и семидесяти лет после Великой Отечественной. Потом работников полиции горожане по давней привычке опять стали называть ментами. Вот только обязанности полицейских несколько изменились. Да и состав сотрудников. Вместо старых и опытных пришла молодёжь.

    Высоковский вышел на заслуженный отдых. Он почти не пострадал после тех событий с обнаружением в развалинах монастыря склада с оружием и получил все предназначенные ему льготы. Неожиданно он сдружился с Ольшанским, который тоже был отправлен на пенсию и потому перебрался в родительский дом. Сплотила обоих любовь к охоте и рыбалке. Причём они довольно редко приносили домой добытые трофеи, а вот побродить по лесу или посидеть с удочкой у реки и тот и другой были большие любители. Вскоре к ним присоединился и Щеглов, который пока о выходе на пенсию только мечтал...

    Всех троих до сих пор занимала тайна подземелий монастыря. Но после тех приснопамятных событий двухлетней давности вход на территорию вокруг развалин был закрыт. Весь участок таинственный владелец (кто он такой, никто в городе не знал, а те, кому по должности положено, молчали, как партизаны) огородил добротным трёхметровым глухим забором. На воротах всегда стояли охранники. Что творилось за теми глухими стенами, никому ничего не сообщалось. Любые попытки узнать, что хочет построить там владелец участка, жёстко пресекались.

     И всё же, умы молодых пенсионеров, у которых ещё бурлила в жилах кровь, а вот достойных способов приложения своих сил и знаний не наблюдалось, так как в городе работы даже для молодёжи не было, а ездить в столицу вахтовым методом для того, чтобы за копейки торчать на проходных охранниками, для Ольшанского и Высоковского было неприемлемо. Просто потому, что размеры пенсий их устраивали, а вот  их знания и опыт никому не требовались. Да и строптивы были, на взгляд нынешних владельцев производств, права качали не только для себя, а и для других работников. Делали попытки организовать своё дело, но не так-то и просто это оказалось. Вот, к примеру, строительная отрасль. Почему местное руководство предпочитало организовывать тендеры, а также аукционы на заказ ремонтно-строительных работ таким образом, чтобы выигрывали только  выходцы исключительно из кавказского региона, которые местных на работу не брали, предпочитали привозить своих, проверенных или нанимали  представителей  среднеазиатских постсоветских стран?
Результаты деятельности  работников этих стройкомпаний бывали видны уже на следующий год. То штукатурка на стенах "капитально" отремонтированных муниципальных домов вздувалась и осыпалась, то выложенные плиткой тротуары уже через год-два  требовали основательного ремонта... В то же время бригады местных строителей безрезультатно месяцами добивались в муниципалитете оформления своей деятельности... И всегда получалось, что то каких-то документов у них не хватает, а имеющиеся оказываются или просроченными, или без каких-то нужных подписей и дополнительных согласований... Вот и приходилось искать заказы на стороне, в основном, на строительстве домов у частников, которые всего пакета документов от артельщиков не требовали, оценивали по качеству выполненных работ...
Пришлые строители порой язвительно посмеивались над возмущением местных, но  по большей части помалкивали, не дразня соперников.

    ...Однажды приятели в очередной раз отправились в верховья реки на рыбалку. На привале, пока закипала уха, вновь зашёл разговор о  постоянно сопровождающих их начинания всевозможных препонах. Ольшанский опять собрался создать и официально оформить новую компанию, теперь уже по сбору бытовых отходов, которые засоряли все окрестные леса и уже переполнили существующую рядом с городом свалку, и одновременно предполагал заняться производством из них стройматериалов. Вроде бы конкурентов в этом направлении деятельности в окрестных местах не наблюдалось. Но и тут он столкнулся с непробиваемой стеной в образе муниципалитета. Сколько бы ни готовил документацию, её под любым благовидным предлогом заворачивали назад. А потом известили, что подобный проект переработки мусора в стройматериалы уже предложил  зарегистрированный ранее местный предприниматель,давно курирующий строительный бизнес района. Так как он зарекомендовал себя с положительной стороны на протяжении длительного периода работы с муниципальными заказами, то его проект  поддержан, и  ему будет дано бюджетное  сопровождение...

  -- Что за чёрт? -- возмущался Ольшанский, помешивая в котле готовящуюся уху. -- До сих пор никому не было дела до валяющегося под ногами хлама. Стоило мне заняться этим, как тут же нашлись конкуренты...

   -- Э-э-э, брат. Тут и не такого насмотришься. Вот увидишь, этот предприниматель сейчас перехватил инициативу у тебя, хотя толком с твоим проектом переработки не знаком. Но место он застолбил. Теперь тебя будет переманивать к себе в бизнес: ты же должен ему разъяснить, что планировал делать с отходами... Жди предложений...-- усмехнулся Щеглов, пробуя уху.

    -- А почему бы местной власти не принять во внимание моё предложение?

    -- Наивный ты, Андрей, -- медленно протянул, как бы нехотя, Высоковский. -- А ты предложил нашей власти "барашка в бумажке"? Они очень любят такие подарки. Им же надо себе домишко где-нибудь в Греции або в Финляндии, а то и позападнее на всякий случай прикупить. Сам понимаешь, жизнь -- штука непредсказуемая. Надо, пока сидят на тёпленьких местечках, о будущем позаботиться. Детишек удачно пристроить, желательно где-нибудь в западных странах... Вот и собирают с миру по нитке. На то, что ещё до них было не продано, находят богатеньких  покупателей... А уж по бюджетным подрядам у них здесь свои, схваченные есть. Те, которые им денюжку в клювике приносят. А они взамен им новаторские предложения, типа твоего, предлагают. Потом тебя будут сватать этим нашим закавказским друзьям... Как-то так вот...

    Под уху да под рюмашку знаменитой щегловской настойки разговор продолжился. Высоковский вдруг разоткровенничался, чего с ним раньше никогда не бывало. Рассказал приятелям, как мелкие чинуши, дорвавшиеся до власти, колхозы с совхозами в 90-е разваливали, как распродавали земли сельхозназначения всяким пройдохам,  которых теперь и не найдёшь, а те эти участки и перепродавали. И не факт, что гражданам страны, а вполне могли и забугорным, спрятавшимся за подставными лицами. Что леса окрестные выскребли от строевого леса чуть ли не до основания, лесхозы загубили, работников поувольняли, а теперь выращиванием саженцев и их высадкой на пустошах заниматься просто некому. Государству это не нужно, а местным властям тем более...

     -- Так что же, эти чинуши нашу землю за так распродают? С чем же наши дети останутся?-- Ольшанский вдруг с особой остротой представил всю ситуацию местной жизни. Раньше как-то не задумывался. Все свои сознательные годы он провёл в армии. Там были свои косяки, с которыми он и его соратники разными доступными способами боролись. Видел в своё время, как на тёплые места при  штабах усаживали высшие чины своих деток, которые больше радели о личном кармане, а не о нуждах армии и страны, как держали призывников на голодном пайке, разворовывая припасы, а то и обмундирование и даже оружие, как превратили солдат-срочников в своих рабов на строительстве дач и особняков, как во время чеченской кампании предавали и продавали врагу свою страну, подставляя под пули солдат и неугодных офицеров... Он пытался бороться, восставал против таких порядков. Получал по шапке за свои протесты... Но было в армии и много тех, кто как и  он боролся за правду, кто разными способами противодействовал этому компрадорству, этому воровству и продажности. Потому и оказался он, боевой офицер, в областной комендатуре, а не на нарах, как того возжелали некоторые примазавшиеся к армии мародёры...

    -- А что ты хочешь? Сейчас у власти не те, кто действительно заботится о стране, а как раз те, кто умеет угодить вышестоящему начальству... А оно закрывает глаза на их шалости с распродажей природных богатств страны... При этом на местное население никто не обращает внимание. Зачем создавать им рабочие места, если это затратно. Лучше эти деньги направить на свои нужды, а на работы пригласить пришлых, которые и требовать ничего не будут, и местным борзеть не дадут, да ещё и так называемых "барашков в бумажке" стадами будут в  бездонные чиновничьи карманы скидывать... -- как-то безнадёжно произнёс Высоковский. -- Каюсь, сам в какой-то момент опустил руки. Решил: к чему бороться, когда всё летит в тартарары, лучше позабочусь о своём благополучии. Дочерей выучил, они вылетели из родительского гнезда, устроились удачно. Приезжают изредка, привозят внуков. Супруга пока работает в школе, но, говорит, что условия там стали невыносимые. Детей, вместо того, чтобы учить, натаскивают на ответы по тестам ЕГЭ. Дурдом полный. Кто-то из ребят, кто посмекалистее, сразу соображает, а остальные всё больше надеются на память... Короче, мрак полный. От той школы, в которой мы учились, ничего не осталось.  Да, кстати, помнишь, когда в развалинах схрон нашли, оперативник там работал...

    -- Воронов, что ль? -- вклинился в разговор до сих пор молчавший Щеглов.

    -- А что с ним?  Он вроде бы на повышение пошёл, в  область тогда забрали... -- поинтересовался Ольшанский.

   -- Ага, вначале забрали, а потом и выпроводили от греха подальше. Он же и там требовал делать всё по закону... Ну, шуметь не стали, зачем волну гнать, по-тихому спровадили, мол, реорганизация в системе, а ты отработал свой срок, пора тебе и на покой. Ну и выпихнули под зад на пенсию... Так что он теперь наши ряды пополнил, не нужных стране спецов...

    Ольшанский вспомнил недовольное лицо Воронова, тогда, в развалинах монастыря. Его резкие замечания в свой адрес, и мгновенно усмехнулся своим тогдашним впечатлениям.

    -- Так чем он теперь занимается? -- поинтересовался у Щеглова. -- Может его в нашу компанию пригласить?

    -- Вряд ли. У него иные интересы. Да и дети ещё не оперились. Так что гоняет в Москву на работу вахтовым способом. Деньги нужны ребятам  на учёбу...

    -- А всё же, может быть привлечь его в нашу компанию? Глядишь, лишний ум нам не повредит в наших начинаниях, -- задумчиво произнёс вроде бы как для себя Ольшанский.

    -- Неуживчивый он. Нужны тебе неприятности? -- Щеглов поковырял угасающий костерок, подбросил сушняка, подвесил котелок с водой для чая. Он был признанным авторитетом в заварке настоящего походного чая. Заранее обходил окрестности, собирал какие-то травки, цветы, потом закидывал их в кипяток. И друзья всегда высоко оценивали его заварку. -- Да и не сойдётся он с нами по характеру. Я ведь его приглашал ко мне в автопредприятие на работу. Сказал мне тогда, что не нуждается в благотворительности. Мол, сам разберётся, что к чему, сам работу найдёт...

   -- А ты и обиделся? -- Ольшанский с наслаждением дохлебал остатки ухи, пошёл к реке и промыл с песком свою походную алюминиевую чашку. Щеглов тем временем налил ему полную кружку источающего непередаваемый аромат чая, вытащил банку с мелко наколотым сахаром. Это тоже была его тайна, как он умудряется сделать так, чтобы рафинад становился твёрдым как камень, и пить чай с ним всегда было настоящим удовольствием.
 
   Приятели ещё некоторое время повспоминали события двухлетней давности, но уже в несколько ином направлении. Ольшанского занимала тема развалин и найденного там оружия. Нашли ли владельцев этого схрона? Или появляющиеся  изредка из разных мест страны сообщения о взрывах в домах, которые всё время списывают на неправильную эксплуатацию жителями газового оборудования, являются продолжением  или результатом подобных схронов...

    Рыбалка удалась на славу. Отдохнули и расслабились в своё удовольствие. Высоковский кроме рыбы насобирал и грибов для своей половины, которая обожала из них делать жарянку.

    Пока в оговоренном предварительно месте ожидали приезда сына Щеглова, который должен был забрать рыбаков и развезти по домам, Анатолий Ильич неожиданно задумался о чём-то, потом как-то засуетился, вскочил с места, заходил по обочине дороги... Потом вдруг опять уселся на свой  знаменитый фирменный рыбацкий стульчик и неожиданно произнёс:

   -- Ребят, а я знаю, где подземный ход проходит из развалин до города...

   Ольшанский с Высоковским удивлённо уставились на приятеля с немым вопросом. Обычно чопорный Щеглов не позволял себе столь панибратского обращения к окружающим. Значит, вспомнил что-то действительно значимое.

   Высоковский родом был с юга области и об истории монастыря знал лишь по рассказам краеведов, Ольшанский, как коренной житель этих мест, -- по преданиям своего деда, который в довоенное время, когда монастырь уже был расселён и закрыт, общался с бывшим насельником обители и потом однажды спускался в подземелье и даже шёл по нему некоторое расстояние, но так и не добрался до конца, хотя и говорили знающие люди, что ход ведёт к городским храмам, а также за реку, в леса, чтобы монахи при захвате монастыря могли тайно уйти от неприятеля.

    -- Помните, лет пять-шесть назад у нас в начале лета наводнение случилось? Кто говорил, что в верховьях дожди сильные прошли, кто-то предположил, что в соседней области на водохранилище дамбу прорвало. Короче, никто особо и не занимался расследованием. А у меня недалеко от монастыря, на Слободе, дом родительский находится. Когда батя умер, мы мамашу забрали к себе. Хотели продать хибару, да мать в слёзы. Так и оставили. Потом Валентина там огород разбила и меня в качестве рабсилы к огородным работам привлекла. Короче, в то время, когда наводнение случилось, я, понятное дело, на огороде был, картошку сажал... -- Щеглов усмехнулся. -- Валентина говорит, что лучше своей картошки ничего нет. Ну вот, сажаем, значит, под лопату: я копаю ямки, она клубни бросает. И вдруг говорит: глянь, вода появилась. Откуда она? А вода действительно со стороны реки прибывает, ручейками по межам растекается. Я глянул в сторону реки -- мать чесная -- а там уже берега скрылись. Говорю, бросай всё и беги к дому. Ну, сам-то собрал инвентарь и иду по дорожке к сараю, он у меня тоже на возвышенности. Вдруг гляжу, а вода, которая прибывает,  в одном месте на тропинке пузырится, куда-то просачивается, даже остановился, чтобы посмотреть внимательнее. Кое-где уже к самому дому прибыла, а тут пузырится и куда-то уходит... Тогда подивился и забыл. А сегодня почему-то вспомнилось. Вот и подумал, может быть, там где-то под землёй тайный подземный ход, и в него вода просачивалась? Ведь недаром батюшка наш потом сетовал, что под храмом в подвальных помещениях вода появилась. Ни при одном наводнении, что раньше были, такого не случалось...

    -- Всё может быть. Если по карте определить направление от монастыря к храму, то твоя дача должна на этой прямой находиться. Вот давай и посмотрим... -- задумчиво произнёс Ольшанский.

    Вскоре подъехал на джипе сын Щеглова Димка, недавно закончивший юридический факультет московского автодорожного института и теперь пришедший на работу к отцу.

    -- Бать, там в городе буза. Мать Макса Карпова, помнишь, которого неделю назад  на танцплощадке подрезали, а потом до смерти запинали какие-то наркоши, пришла к муниципалитету, на чём свет стоит костерила главу и всех чиновников, говорила, что нож пустил в ход сын главы, а тот его отмазал. Что это не пройдёт ему даром. Проклинала и его самого, и весь его род до седьмого колена. Потом вылила воду на ступени и прокричала, что как не собрать назад в стакан эту воду, так и не избавиться всему его роду от проклятия. Короче, на мать убитого Макса подъехавшие полицейские надели наручники. Не знаю, что они с ней сделали, но она вдруг захрипела и повалилась на ступени. Народ взбудоражился, там сейчас митинг, чиновники спрятались в здании, сказали, что омон вызвали. Словом, жуть...

    Все эти новости сын вывалил на отца и его спутников уже в машине, двигаясь зигзагами по лесной дороге, изрезанной глубокими колеями лесовозов, забирающих деловую древесину в глубине леса. Вдоль дороги то и дело мелькали продолжительные проплешины уже выпиленных участков, заваленных кучами обрубленных ветвей и бросовой древесины.

    -- И кто же теперь будет засаживать вырубки новым лесом? -- с сожалением  спросил сам себя Ольшанский. Его родители в своё время работали в лесхозе, на питомнике выращивали саженцы хвойных деревьев. Народу в лесозаготовительной и лесовоспроизводственной отрасли было много. К работе в лесном хозяйстве привлекали и ребят из среднего и старшего звена школ. Ольшанский помнил, как ходили собирать шишки и сдавали на заготпункт, а потом ухаживали в питомнике за подрастающими саженцами. Отец брал его с собой, когда проводились посадки на вырубках, показывал, как нужно сажать... Кто теперь этим занимается? Частные предприниматели готовы только спилить деловой лес, а вот очистку за собой делянкок предпочитают не делать. Считают это нерентабельным для своей деятельности...

    На его риторический вопрос неожиданно откликнулся молчавший последнее время Высоковский:

    -- Пока власть не поймёт, что для наведения порядка нужно принимать меры, никто ничего не будет делать. Все эти предприниматели, что крупные, что помельче, озабочены только набиванием своих карманов, а там хоть трава не расти... Им бы только набрать бабла и вывести за рубеж... Для многих наши земли являются только местом быстрого изъятия природных ресурсов и вывоза средств туда, где, они считают, до них не доберутся. Так зачем им заморачиваться всякими утилизациями бросового материала, очистками участков, выращиванием саженцев? Они же эти территории своей родиной не считают. Их родимая сторона там, куда они денежки вывели, -- вдруг зло и с неприкрытой ненавистью закончил он свою тираду. Стиснул челюсти так, что заходили желваки на скулах.

   Спутники не стали продолжать эту тему. У каждого в душе была горечь от понимания того, что ничего они в этом вопросе изменить не смогут...

   Юхнов, май 2014 года.