Дети Небесного острова. том 2. глава 52
Люселия как раз была одной из тех людей, кто вызвался выйти наружу первой. Она быстро передала задремавшего Кристенсена назад, в руки его матери, и, невзирая на взволнованные взоры со стороны правящей матери, всё же протолкнулась к тому самому спасительному отверстию, в котором теперь не различалось даже ни одной звёздочки на ночном небе, ни одной, пусть даже самой крошечной прорехи в беспристрастных угрюмых сумерках – облачный щит затянул своим нерушимым куполом абсолютно всё, оставив только две рассеянные сероватые полоски вдали. Затем отважная девушка высунула из туннеля сначала голову, а далее, предварительно предусмотрительно осмотревшись вокруг, упёрлась ладонями в надёжный клочок земли и рывком выскочила к свободе, еле не потеряв равновесие – на помощь ей пришли один из гостивших в то время у госпожи купцов с супругой, ускользнувшие за пределы хода самыми первыми.
- будь осторожнее! – строгим шёпотом предостерегла её добросердечная женщина, уже отпустив её руку.
Советница и служанка правительницы лишь быстро мотнула головой ей в ответ. Какое-то время она просто постояла возле широкой скважины, образовавшейся теперь у края задней части господского двора, бесцельно ожидая, пока спешная волна выходивших людей наконец-то ослабнет и пред всеми ними предстанет ясноокая госпожа, которая по непреклонному настоянию охраняющих её лиц, должна была покинуть туннель самой последней.
Ночь эта казалась беспросветной и тяжёлой: Люселия уж думала, что она не закончится никогда, как и толпа, выбиравшаяся из земляных чертог из зияющего чернотой выхода. Пока все придворные (не меньше двух с половинной тысяч человек!) выходили наружу, пуская в груди свои свежий воздух и выстраиваясь в чёткий рядок для точного пересчёта, ведомого теми же представителями стражи, она успела какое-то время побродить по этому месту, далеко не удаляясь, ибо слышала и крики, и одержимый визг, доносившиеся со стороны ворот, даже зрела некоторые вспышки огня и тонко прочувствовала едкий, удушливый аромат дыма, отчего сердцебиение её беспокойно ускорялось.
«Поспешите, матушка!»
Она вдруг поняла, как редко бывала в этом фрагменте двора, и он очутился для неё совсем незнакомым: госпожа ни коим образом не определила его под свои нужды, да и сам главный садовник владений госпожи, нечасто захаживал в его границы, оттого всё в нём выглядело таким диким, неопрятным и неприрученным. Но теперь ей стало ясно почему: это место хранило в себе важнейший секрет Дворца Великих господ, было неприкасаемым. Люселия также припомнила, что когда они только въезжали во дворец на постоянное жительство с принятым торжеством и парадом, она смутно что-то слышала про особый засекреченный ход под землёй, но в глаза его никогда прежде не видела и куда он ведёт не знала…
И вот, госпожа. У советницы на мгновение остановилось сердце, когда она увидела, как стражники, обступив её с обеих сторон, церемониально подают ей руки. Анн ничуть не отказалась от такого жеста, но, ступив на твердь, немедленно убрала свои ладони и, нахмурившись, вгляделась за поворот, откуда брызгали яростные искры. Тем временем, несколько других её сильных защитников поторопились совместными усилиями поставить тяжкий валун, закрывавший подземный ход, обратно, на законное место.
- великая госпожа! – тотчас же кинулась к ней Люселия в учтивом поклоне – все ваши слуги и гости здесь, они ждут ваших распоряжений.
- да, моя дорогая, я знаю… - с тяжким трудом вымучив из себя подобие улыбки, Анн тепло коснулась её плеча, немного отвлёкшись.
- мы-то здесь, госпожа! – воскликнул кто-то рьяно из толпы, затаившейся поодаль – только что же нам делать дальше?..
- а ведь в самом деле… - раздался другой тихий голос – думаю, это единственное спокойное место вблизи дворца, остальные все оцеплены, а ворота без конца сторожат!..
В этот же миг, стражник, известный, как Климент, стремительно передал зажжённый факел в руки своему преданному помощнику, а сам смело вырвался вперёд, чтобы разведать, что творится за углом, однако он быстро вернулся назад и приговор его был неутешительным:
- они совсем близко. Так близко, что нам не двигаться или говорить – дышать опасно!.. вся гвардия наголову перебита, много крови и ран, тех из них, кто ещё в сознании туго повязывают. Они пока не знают о вашем освобождении. Я видел их главного – он продолжает всех подстрекать и заставляет жечь солому… скоро пламя перекинется и на дворец.
Прослушав его доклад, большинство людей из толпы боязливо вжали головы в плечи, не отводя глаз от госпожи. Венценосная мать Люселии чахла у всех на глазах от своей беспомощности… она так и не смогла добиться превосходящего процветания острова, она погубила своих слуг, подвела и прогневила народ, а сейчас чуть ли не теряла сознание от тех стенаний, мучительно острыми приступами посылаемыми для неё самим островом. Слова… одни слова звенели в её ушах:
- Анн, выходи!!
- бессовестная предательница!
- она недостойна править этой землёй!
Сквозь слабость, сквозь панику и усилившееся головокружение её преследовали лишь эти злобные выражения, скандируемые восставшими без капли усталости. Она уже не могла сделать и шагу, поднять глаза – земля под ней явно дрожала, будто в конвульсиях, но это совершенно достоверно ощущала лишь она одна, все прочие люди были недвижимы. Они стояли не слишком далеко, но попавшая в немилость к своему народу владычица нисколько не улавливала их присутствия рядом – только отстранённость и боязнь, но в мыслях вместе с ней они не были…
- госпожа, госпожа!.. – распознала она чрез нестерпимый звон неисчерпаемого хаоса родной и сопереживающий голос дочери, с силой вцепившейся в рукав её платья – умоляю, скажите мне, вам плохо?..
- не беспокойся за меня, моя дорогая, - пролепетала та, с трудом шевеля губами.
Никто из присутствующих не догадался, ценой каких усилий у неё получилось выпрямить спину и вернуть былую осанку, но все видели по её состоянию, насколько сильно её задевает боль её государства – как вечно кровоточащая рана, которая и не помышляла успокоится.
- мои любимые подданные!.. – собрав в кулак все последние силы неожиданно выпалила Анн – до тех пор, пока вы находитесь в границах моих владений, вам угрожает неминуемая беда. Мне очень жаль, да видно, я недостаточно заплатила за свой неосмотрительный грех, хотя так старалась искупить его. Вы не должны оказывать за меня такую большую плату. Я думаю, будет лучше, если я приму предначертанную судьбу. Я пойду к ним и сдамся на их суд, но сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы остались невредимы и освободились от огненного кольца!
У господской советницы помутнело в глазах, от поражённости и обескураженности в горле у неё пересохло и она не могла произнести ничего благоразумного от окатившего её, словно ведро воды, испуга. С тяжестью она смогла обратить свой взор на слуг и друзей госпожи, но гурьба подчинённого народа также была целостно тиха и безмолвно, только глаза их, удивительно напомнившие ей осколки стекла, заметно округлились, пропуская огнистый свет единственного горящего пред ними факела.
Госпожа уже было шагнула вперёд, но никаких просьб и предложений от плотной гурьбы не последовало. Люселия хотела пойти за ней, но утверждённая в правильности своего решения матушка плавно оттолкнула её рукой. Неизвестно, чтобы случилось дальше, если бы буквально спустя доли секунды не прозвучал ретивый выкрик:
- госпожа, нет! Не надо!..
Все немедленно ошеломлённо повернули головы на звук и увидели, как из-за угла, уклоняясь от пламенеющих брызг, выскользнула рослая фигура, приближаясь к ним. Факел, направленный на неизвестного стражами, осветил лицо светлого паренька, которому на вид едва минул двадцать один год, с короткими взъерошенными волосами, отливающими золотом, а также с необыкновенно пронзительными и широкими голубыми глазами. Одет он был по-простому: в несколько запылившуюся и посеревшую бледную рубаху, штаны с подвёрнутой штаниной и самые обычные, ничем не примечательные сапоги. Взгляд у него был открытый и искренний: не было похоже, чтобы он представлял для повелительницы острова, что плывёт по облакам, хоть малейшую опасность.
- кто… кто вы такой?.. – недоумённо прошептала Анн, когда юноша упал к самым её ногам, ударившись лбом о землю – хватит вам, подымитесь сейчас же!..
Молодец покорно поднялся на ноги.
- меня зовут Уильям, госпожа, - тактично представился он – и я не причиню вам зла: напротив, хочу только уберечь вас. К моей досаде, я стал невольным свидетелем сего мерзкого заговора с целью вашего свержения, я видел, как они идут на дворец, смешался с их рядами и проник сюда…
- вы говорили про заговор?.. – негодующе уточнила Анн. Она была повергнута в истинное замешательство.
- всё потом! – отрезал тот – придёт время, и я доложу вам обо всём, что знаю. Но сперва нам нужно вызволить вас, осторожно провести к воротам.
- как же это устроить? – недоумённо шагнула к ним Люселия – ворота, наверное, превосходно охраняются, неужели есть какой-то выход?..
- вообще-то… - протянул нежданный спаситель, задержав на ней свой пристальный взгляд так, что господской советнице вдруг стало невероятно неловко – есть одна возможность, только, направляясь сюда, я всё боялся, удастся ли мне это организовать.
Толпа придворного народа, до этого казавшаяся довольно стеснённой и боязливой, мгновенно оживилась и быстрыми, лёгкими шажками переметнулась к удивительному юноше, обступив Уильяма, Анн и Люселию тесным кольцом. Госпожа Небесного острова продолжала стоять почти недвижимо, не в силах преодолеть разгоревшуюся в ней растерянность и недопонимание, вызванную этой удивительной ситуацией, однако она не могла усомниться в том, что этот правдивый и порывистый молодой человек сумел вызвать отзыв её благосклонного расположения.
А наскоро окинув щепетильным взглядом всех собравшихся подле них людей поняла, что отважному пареньку удалось не только возродить её веру, но также и надежду других её подданных: совсем недавно они были вялыми и унылыми, а взоры их были бесцельно обращены в пустоту, когда они поминутно гадали о своём обречённом уделе – сейчас же огонь единственного факела ярко осветил вновь зарумянившиеся лица, неожиданно вспыхнувшие заметным сиянием глаза, неуверенный шёпот, который прежде слабо доносился из стиснутых, прижатых друг ко дружке рядков, рос, становился всё решительнее и чуть громче. Изумлённые появлением человека, твёрдо поручившегося их спасти, взволновало всех слуг и гостей госпожи, зачастую в переменчивости перебивая самих себя, они начинали высказывать свои предположения и мнения, которые, как правило, единогласно сводились к общему вопросу:
- и что же ты намерен делать?..
Уильям размеренно покачал головой, прикрыв глаза, и правительница Небесного острова вскоре догадалась, что таким образом он пытается терпеливо переждать те безжалостно захлестнувшие его обсуждения, чтобы добиться тишины от неугомонного люда, а затем лишь поделиться своими мыслями, получив наконец благостную тишину. Поэтому госпожа подала своим людям настойчивый жест, призывающий к молчанию, и, дождавшись, пока все имеющиеся вопрошания стихнут, опять обернулась к доброжелательному юношу.
- вы очень рисковали, решив прийти к нам на выручку, - благодарно расценила она – именно из-за стараний таких людей, подобных вам, наш остров ещё гордо плывёт по небу и отражает вражеский удар. Мы никогда этого не забудем… однако настали тёмные времена, и сейчас нам пригодится любая помощь. Что вы желаете предложить нам, Уильям?
- умоляем, расскажи! – подхватила её просьбу взвинченная толпа, с мольбой обратившись к ловкому островитянину – пока у нас есть хотя бы крошечный шанс избежать всех этих ужасов и горестей, мы послушаемся тебя, исполним всё, что ты нам скажешь!
Их загадочный спаситель снова поднял колеблющийся взгляд, очень глубоко окинув им всех дворцовых людей, как бы прикидывая, сумеют ли они верно истолковать подробности его стратегии, но долго отмалчиваться не стал, и раскрыл пред ними следующий посыл:
- торопясь сюда, я прекрасно осознавал, как трудно мне будет без, пускай самой малоэффективной, но определённой стратегии, а потому кое-что придумал: я попробую провести вас к самым воротам, насколько это возможно, не привлекая внимания изменников. Но нам также нужно принять меры для непредвиденного исхода, и для этого я предлагаю, в качестве предосторожности, поменять госпожу местами с какой-нибудь её служанкой.
Новый всплеск волнения прошёлся по и без того взбудораженной толпе. В прохладном воздухе августовской ночи, смешанной с отголосками удушливого дыма, долетавшего до госпожи и её подданных от бессовестных предателей, на какое-то время вновь повисла угнетающая, напряжённая атмосфера. В кое-каких отдельных сегментах стянутого людского кольца вновь проявилось какое-то шевеление, приглушённый, но очень насыщенный шёпот, звучавший, как стремительный перезвон осколков разбитого хрусталя. Народ был удивлён ещё более.
Но сильнее всего была удивлена сама госпожа, пару секунд простоявшая почти окаменев, не двигаясь. Во всём её виде и чертах отчётливо демонстрировались сомнения, но различимый блеск, вдруг с жаром и храбростью засветившийся в её широко распахнутых глазах, моментально отмёл всё былое, показав её откровенное впечатление таким предложением и неподдельной заинтересованностью в нём.
- а это точно… безопасно?.. – с мягкой осторожностью спросила она и столь же деликатно разъяснила – я давно готова к принятию любой судьбы, но для меня важна гарантия того, что никто не посмеет причинить вред моим людям.
- это для вашего блага, почтеннейшая госпожа, - напомнил ей Уильям, быстро склонив перед ней голову, а позже вскинув опять – когда я крался сюда, я постарался до малейших деталей изучить всё теперешнее устройство двора – ежели вы и ваши приближённые будут держаться возле меня, проблем не должно возникнуть. Эта подмена нужна лишь для вашей личной сохранности.
- мы понимаем, - вновь аккуратно вмешалась Люселия – но как же у нас получится провести мимо этой разъярённой стаи незамеченной толпу из двух тысяч человек?..
После этого вопроса и возникло то пугающее беззвучие, обычно не предвещавшее ничего хорошего. Неуёмный придворный люд тут же замолк, переведя все свои выжидающие взоры на свою госпожу. Бедная Анн же прислонила ладонь ко груди, почувствовав неприятную тяжесть в сердце.
- в любом случае, бросать кого-то на полпути уже нельзя, - справедливо рассудил юноша – мы попробуем спастись из этого пекла все вместе, никого здесь не оставим, обещаю – выход есть всегда и для всех. Вот только… - он запрокинул голову ко хмурому облачному щиту, задумчиво коснувшись подбородка – кого же нам избрать в качестве двойника госпожи?..
Люди видимо расслабились после его слов, но никто не торопился выдвигать какую-либо кандидатуру: пока прислужники и гости – разношёрстные чиновники и вельможи – заискивающим взглядом перебирали стоявших около них сударынь, служанки только робели и ужимались, потерянно смотря вокруг. Они боялись этого ответственного бремени и тех сложностей, какие могли бы последовать в совокупности с ним.
Однако от всех тяжких опасений их вовремя спас твёрдый выкрик:
- я готова!
Когда все хватились за ним, то никак не ожидали остановить свои взгляды на Люселии – девушке хоть и с манерами, отточенным изяществом, да только с виду напоминающей растрёпанную куколку, чьи глаза, однако, как две крохотные бусинки, блистали несказанно ясно и настойчиво – она чудесно знала, на что именно идёт.
Превозмогая потрясённые взоры, советница, не теряя грации и достоинства, подошла к Уильяму ещё на несколько шагов. Тот спокойно и решительно осмотрел её с головы до ног и уже было собирался утвердительно кивнуть, если бы не встревание госпожи.
- Люселия! – сквозь зубы, чтобы не создавать ненужного шума, вскричала правительница Небесного острова, вздрогнув, словно обожжённая – ты не посмеешь сотворить это, слышишь?.. я не позволю тебе!
- но госпожа, я… - начала господская советница, но тут же оказалась прервана.
- нет и ещё раз нет! – импульсивно отрезала та, немедля схватив её за руку – ты не можешь идти на подобный риск. Да, я в своё время наделала множество ошибок, признаю, что в чём-то была не права и даже согласна принять самый жестокое наказание, к которому меня только могут приговорить, но я не способна принять подобное!..
- госпожа, мы все здесь ваши слуги, и ваше благополучие для нас святая радость, - терпеливо промолвила преданная девушка – и поэтому, что бы не случилось, я почту за честь обеспечить столь желанный покой для вас, я прошу, разрешите, мне взять на себя этот долг…
- я взываю к тебе отнюдь не как к простой служанке, а как к родной дочери, Люселия, - настоятельно сказала повелительница острова в небесах. Говорила она непреклонно и твёрдо, но глаза её сияли проступившей влагой – ты моя главная отрада и моя надежда! Ты-то сама подумала, что будет со мной, если с тобой что-то случится?!
- я понимаю, матушка, но наше родство ничего не меняет, - ответила Люселия – я по-прежнему остаюсь вашей преданной подданной, как и немало других людей на острове. Позвольте же мне, госпожа! Я могу поклясться, что и шагу не ступлю от намеченных границ, что не буду и моргать, и дышать без соответствующего позволения на это! Как ваша дочь, я более всех похожа на вас по сложению и внешности. Я буду очень осторожна и ни за что вас не подведу!
Как бы то ни было, после этих слов, госпожа Анн поняла, что спорить с милой дочерью, полностью убеждённой в правильности своего намерения, было попросту бесполезно: Люселия хотя и была очень скромной, во многом даже неприметной девушкой, с юных лет привыкшей оставаться в тени статной матери, но, в отдельных ситуациях, могла продемонстрировать существенное упрямство и целеустремлённость, особенно, когда чувствовала в этом необходимость для своей семьи. Это непобедимое, горячее стремление Анн сумела прочитать и тогда, с трепетом и заботой взглянув в её лучезарные глаза – в их отражении не было ничего туманного и сомнительного, наоборот, они были смелы и уверены, как никогда, и их чистое, полное тепла и любви пронзительное блистанье, сродни сиянию далёких звёзд, наиболее ясно это подтверждало.
Никто никогда не узнает и не сможет представить, как ей было трудно в сей миг отпустить её руку, крепко сжатую в своей, и, добровольно отступив на несколько шагов, позволительно качнуть головой. Черты Люселии в тот же час озарились открытой признательностью и ответственностью, с какой усердная советница всегда подходила к любому, даже самому незначительному делу – она была счастлива снискать понимание венценосной матушки и заручиться её поддержкой, ведь шла на это, совсем не для того, чтобы доказать что-то ей или придворным сослуживцам – она чувствовала, верила, что сумеет помочь великой госпоже, что однажды на плодородной земле чудесного Небесного острова вновь восстановится справедливость, независимость и благодать, что его жители снова будут глядеть на яркую синеву неба, уже не боясь, что когда-либо её вновь закроет и замарает пресловутый облачный щит, что на её родине опять воцарится радость и доверие…
Точно по щелчку пальцев повелительницы, из неуютного кольца придворного народа легко выскользнуло несколько девиц-прислужниц, каждый рассвет помогающих самой Анн с туалетом. Уже догадываясь о том, какой именно труд им предстоит сейчас выполнить, они шустро разделились на две равные группы и сомкнулись пред госпожой и советницей маленькими кружками, помогая им переодеться.
У Люселии даже закружилась голова, когда перед ней замелькал этот резвый девичий хоровод. Она и опомнится не успела, как вместо шёлкового ночного платья с кружевной отделкой рукавов на ней в одночасье очутился громоздкий железный каркас для пышной юбки, а талию изрядно зажал туго затянутый корсет. Затем девушки-прислужницы постарались наиболее точно воссоздать обыкновенную причёску Анн, приподняв волосы господской дочери наверх и наскоро закрепив её несколькими шпильками, позаимствованными у самих себя. В довершении всего образа, у одной из помощниц оказалась при себе маленькая складная пудреница, и она ничуть не пренебрегла испытать её на Люселии. Конечно, та пудра, которая вскоре с обилием покрыла её подбородок, щёки и лоб, хоть и была довольно дорогой, а также смела бы с уверенностью похвастаться недурным качеством, а всё равно не годилась ни в какие подмётки тем изысканным белилам, кои неизменными густыми слоями украшают лицо самой Анн, какие обязательно заказываемых в одной из самых благоденствующих провинций Небесного острова, но в случае с главной служанкой правительницы, они смотрелись очень выгодно, предавая её облику узнаваемые черты её достопочтенной матери.
Люселия же всю длительность этой процедуры провела очень сдержанно, однако старалась не открывать накрепко зажмуренных глаз. Она распахнула свой взор лишь тогда, когда волнение, прозрачным облаком сформировавшиеся вокруг неё, неожиданно утихло – девушки, занимавшиеся ей, неожиданно отступили – и она услышала похвальный комментарий Уильяма.
- это именно то, что нам потребуется!.. – отозвался он с интонацией знающего человека – думаю, издали вас будет очень трудно отличить от прославленной госпожи.
Стремительно осмотревшись вокруг, советница господского двора первым же делом заметила именно его, стоящего пред самым её взглядом, но между тем чуть поодаль. Ей показалось, что когда они невольно обменялись взорами, она вдруг почувствовала сильный жар, резко хлынувший ей в лицо и вылившийся потом на её щёки… неужели это всё из-за бушующего недалече огня мятежников?.. она испуганно вздрогнула, поймав себя на этой мысли, позже бросилась встревоженным взглядом искать свою госпожу.
Искать её глазами в весьма тесном кругу людей, обошлось ей непередаваемо быстро: ровно напротив себя верная советница обнаружила свою матушку, также уже оставленную людьми, правда, выглядела она настолько неестественно и непривычно, что заботливая дочь не сразу признала её, но почти моментально остановила свой наблюдательный взгляд на знакомом шёлковом платьице и на распущенных золотистых локонах, значительно растрепавшихся и выбившихся. Девушка будто бы смотрела в сторону, видя своё отражение…
Да, это точно была Анн, несколько скованная и сдавленная. Уперев руки в бока она смутно глядела себе под ноги, на которых теперь вместо невысоких туфель красовались избитые балетки, словно пытаясь пересчитать на глаз каждую крупинку почвенного грунта. Иногда она переводила своё внимание на дочь или на кого-то из подчинённых – и тотчас отводила, будто внезапно сумела узреть что-то страшное в их видах или будто ощутив подступ пронзительной боли.
- госпожа! – уважительно окликнул её Уильям, и повелительница Небесного острова немедленно подняла голову, вернув себе прежнюю ясность взгляда – я попрошу вас и всех ваших подданных выстроиться в одну цепь, но пускай во главе её будет ваша дочь, а вы будете замыкать её вместе с несколькими стражами, - оповестил он и немедленно добавил, как бы предчувствуя её возможную реакцию – это ради вашего же блага!
Услышав эти слова, госпожа глубоко задумалась. Люселия вновь ощутила в ней то противостояние, ту боль чуткого сердца, которая, как казалось, ослабела на какой-то промежуток времени, но полностью ей искоренить её так и не удавалось, поскольку она в течение этой злосчастной ночи так и не угасала, продолжая отравлять её душу… госпожа явно колебалась, но на сей раз не стала отпираться, понимая, что ими и без того было истрачено много времени, и стремительным, несгибаемым шагом прошла чуть далее по тонкой тропке из мраморной плитки, показавшейся впереди за расступившейся в момент толпой.
Люселия, подхватив подол тяжёлого господского платья, что ей ныне, волею судьбы, предстояло носить, и едва будучи в силах удерживать равновесие из-за всех тех неудобств господского убора, которые она теперь согласилась испробовать на себе – тугой корсет железной хваткой сдавил её лёгкие, каркас для юбки неприятно шатался на ней, да и в целом, в представительном наряде было достаточно душно – побежала вслед за госпожой и скоро поравнялась с ней.
Остановившись, они независимо друг от друга стали смотреть, как из двух тысяч придворных людей выстраивается протяжённая цепочка и с каким толком её образованием руководит Уильям, подсказывая людям, куда кому лучше встать и регулируя порядок, так чётко и с расстановкой, будто он занимался этим не впервой – похоже, он действительно придумал какую-то стратегию, пока добирался до дворца.
Однако в то же время, мать и дочь сдержанно молчали, не решаясь обмолвиться и парой слов. Поначалу Люселия несколько минут наблюдала за внешне подавленной и выгоревшей госпожой Анн, потом, внезапно и для себя самой, перевела томный взор на плещущееся на острие факела, сжимаемое нерушимым стражем, пламя, а позже коротко перевела его на брызги расплавленных искр, капавших наземь откуда-то за поворотом, там же, где царит нескончаемый гам и злорадное осмеивание – оказываясь на почве они разъедали её, словно в жгучих клешнях, выжигали растущие в ней травинки.
Огонь – это свет, несущий тепло всем живым созданиям в обеих мирах, но почему же, несмотря на своё доброе порождение, с блеском греющего счастья он также ведёт за собой погибель для всего живого? Неужели, он и станет концом для могучего Небесного острова?..
- госпожа, Люселия, - с благоговением произнёс Уильям, торопливо обернувшись на них – всё уже слаженно. Займите и вы свои места и, с вашего позволения, можем выдвигаться.
Советница вздохнула, набрав в грудь столько воздуха, сколько ей позволял тяжкий корсет и подалась вперёд. Кончиками волос, уложенных в пышную, но всё равно заметно небрежную причёску, она почувствовала, как матушка идёт почти вровень с ней, уступая всего на один шаг.
Вот они практически дошли до цепочки из трепещущего люда, устроенной в шесть рядов, а дальше им следовало разделиться, чтобы занять свои позиции. Тогда Анн всё же спешно развернулась к дочке и, уже отходя в сторону, коснулась ладонью её щеки. Совсем ненадолго. К собственному удивлению Люселии, прикосновение руки госпожи показалось ей немыслимо холодным, словно она совсем недавно сжимала в пальцах лёд. Этот лёд практически сразу остудил пылающее лицо девушки, она понимала, что оно является абсолютным олицетворением того, что в тот миг происходило у владычицы внутри.
Но ничего в ту секунду не имело значения для храброй советницы: сейчас она постаралась как можно более вернее запомнить черты лица милой матери, всё, что раньше она подмечала в ней сразу, и то, что не зрела никогда. Они были невероятно грустны, особенно красивейшие фиолетовые глаза, в которых каждый светлый блик был готов надорваться от ощущения безнадёжности, отчаяния и… непреодолимой привязанности к своим детям.
Уже когда они разошлись, Люселия услышала у себя за спиной тихий шелест свежего ветра, но была уверена, что на самом деле это тихий шёпот:
- береги себя, дорогая…
Она не удержалась и ответила ему, так же тихо, чуть двигая губами:
- и вы тоже берегите себя, матушка. Не сомневайтесь, я сделаю всё, чтобы вытащить вас из этой западни…
С болью в душе оторвав взгляд от дочери, госпожа тяжёлым шагом двинулась к своему месту в цепочке, на которое с таким упорством указывал её нежданный молодой спаситель – оно оказалось самым последним, с конца замыкающим пять рядов взволнованных людей – гостей и прислуги – за ней стояли только несколько служилых людей стражников, которые, чтобы не привлекать к слишком нагромождённой толпе повышенного внимания, открыто побросали свои верные алебарды, но немедленно обнажили небольшие, но острые сабли, хранившиеся на поясе.
В лицо госпожи дул свежий ветер, приподнимая отдельные пряди спутанных волос, слабо завитой, растрёпанной струйкой обрамлявших её лицо. Она столько раз хотела оглянуться через плечо, чтобы хоть краем глаза вновь увидеть храбрую дочурку, но всё-таки с немереным трудом пересиливала себя, беспрерывно ловя торопящие знаки от предприимчивого юноши, в волнении тонко сжавшего губы. Люселия так и не осознала бушующих чувств, не поняла её…
«Неужели она в самом деле ставит в первую очередь мой статус, полностью пренебрегая своим?.. – щемящей болью промелькнуло в её беспокойных мыслях – она видит во мне лишь госпожу, ей в радость служить мне и она способна пойти ради меня на всё, что вздумается, но… правда ли, что целиком погрязнув в своих делах, моя девочка совершенно забыла о самом важном – наших неразрывных узах? Она не находит во мне матери?..»
Томясь от негодующих дум, правительница Небесного острова плавно ускорила шаг, испытывая вполне противоречивые ощущения: её спина, грудь и руки, наконец-то освобождённые от сдавливающего корсета и узких рукавов, чувствовали себя так просторно, как никогда за последние три с половиной года, что она была во главе своего государства, но сердце и душу её словно замуровали, сделав абсолютно безвольной и беспомощной. Её упрямый дух ныне был похож за дикую птицу, очутившуюся в тесной клетке с острыми прутьями: она билась в своём бесчеловечном заточении, отчаянно взмахивала пёстрыми крыльями, но только сильнее ранилась ими о свою преграду…
- подходите, не тревожьтесь, - Уильям лично встретил поникшую госпожу у толпы и, соблюдая все манеры, протянул ей руку, чтобы самому подвести в необходимую точку – не позволяйте себе расслабится!.. – грозно крикнул он, обратившись к группе широкоплечих стражников – глядите в оба и будьте начеку – с великой госпожи Небесного острова не должен упасть ни один волосок!
Он говорил это так чётко и ровно, будто совсем не в первый раз был в рядах служителей, раскатисто и требовательно, хотя ровным счётом был им не знаком и не имел среди них никакого авторитета, но те быстро закивали, не смея оспорить, и даже отдали юноше честь, когда принимали госпожу к себе. Анн, не единожды до этого смекнувшая об этом его таланте, серьёзно задумалась о том, что, если всё действительно пройдёт гладко, у неё получится бежать из этого пекла и каким-то образом «отвоевать» свой титул и владения обратно, то стоит подумать о щедром вознаграждении паренька и о взятии его себе на службу. Если только у неё получится бежать…
- оставайтесь здесь, госпожа, - почтительно опустив голову и положив руку на сердце, прошептал ей Уильям – подальше от всей этой суматохи вам будет гораздо безопаснее. Я, разумеется, постараюсь вызволить вас и всех ваших слуг незаметно, но… - он запнулся, затем медленно признал – всё же есть некоторые риски. И если что-то вдруг произойдёт, они, скорее, решат, что вы главенствуете надо всей толпой и не обратят своих кровожадных взоров на растрёпанную крайнюю служанку. Пожалуйста, будьте тихи и не выдавайте себя.
Анн ознакомилась с его предупрежденьем, понимающе покачивая головой. Когда же он замолчал, она нашла у себя возможность попросить его о кое-чём в ответ.
- хорошо, - уверенно промолвила она – но тогда и я изволю попросить вас об одной услуге взамен… - госпожа замялась, опустив глаза, но вскоре подняла их, и посмотрела в лицо юноши ещё пристальнее – об обещании. Вы обязаны совершенно точно убедить меня в том, что с моей дочерью, Люселией, ничего не произойдёт.
- я не обещаю, госпожа, я клянусь! – горячо заверил её молодой спаситель, чуть припав на колени – я клянусь, что в любой экстренной ситуации, коли подобная случится, я сам первым встану на защиту миледи Люселии…
- не нужно ложиться мне в ноги, - здраво и степенно рассудила властительница Небесного острова – сейчас совсем не то время, чтобы слепо следовать нашим границам. Мне хватает лишь ваших искренних слов.
- именно… - проговорил под нос, едва слышно Уильям, поднявшись и отряхнувшись от пыли сухой земли, окантовывавшую изящную плиточную дорожку из мрамора, на которой умещалось два ряда человек из пяти и на которой стояла госпожа.
Он уже было собирался оставить госпожу на попечении преданных и надёжных защитников, но взгляд его быстро упал на полыхающий огнём факел, сжимаемый в руках одного из боковых стражей, державшихся сзади повелительницы и, стремительно переняв безотказный источник огня, бережливо передал его в руки Анн, напоследок дав ей ещё один немаловажный совет:
- старайтесь держать пламя перед собой, но следите за тем, чтобы его свет простирался как можно дальше: главный двор ваших владений, где располагаются ворота, весь опалён яростным светом мятежных огней и, если мы подыграем им, они не смогут сразу заподозрить и раскрыть нас. Держите факел, госпожа, но лицо своё отверните: у нас нет пути назад, им не следует отыскать вас среди людей.
Госпожа кивнула, покрепче обхватив его и пристально поглядев вослед удалявшемуся юноше. Последний раз коротко, но бесконечно учтиво склонив пред ней голову, тот помчался вдоль всей выстроившейся толпы, попутно спрашивая у случайно встретившихся персон об их самочувствии и готовности. Наконец, он остановился, упёршись в угол дворцовой стены, так, чтобы его видело большинство людей и произнёс им свои заключительные наставления:
- итак, придворный люд! От того, как вы проявите свою осторожность и умение сохранять спокойствие и тишину, зависит всё. Вам ни в коем случае нельзя подымать панику и растерянность среди других: это лишь усугубит жестокую смуту и будет на руку восставшим. Вы пойдёте за мной: медленно, аккуратно, не спеша подле ограждения господского двора, после я приложу все усилия, чтобы отворить ворота и мы скроемся. Однако, - также добавил он, несколько твёрдо и сухо – если нас всё-таки заметят, то можете дать волю чувствам. Главное для нас – уберечь весь Небесный остров и его госпожу от небывалой катастрофы, и суматоха в пределах двора очень сильно поможет нам на крайний случай. Пока что вам необходимо следовать моим указаниям и не бояться.
Его речь скоро нашла понимание у большинства людей в сложной цепочке. Многие из них были очень напуганы и истерзаны тревогами, а потому, отыскав хотя бы самый рискованный шанс выбраться из этого кошмара, ухватились за него с неописуемым энтузиазмом, будучи убеждёнными слепо исполнять все наказы таинственного молодого парня, пришедшего к ним на выручку. Из гущи люда вырвалось только несколько негромких, вторящих друг другу сомневающихся голосков:
- но… ты точно не обманываешь нас и не являешься одним из мятежников?.. ты не пытаешься своею «помощью» заманить госпожу и её подданных в ловушку? Не оставишь ли ты нас?..
Уильям даже задумываться не стал над такими вопросами.
- а как считаете вы? – очень глубокомысленно откликнулся он – пришёл бы я к вам на подмогу, если бы желал извести её? Пал бы пред ней на колени с поклонами, если бы в душе своей жаждал провернуть сей бесчестный трюк?..
И эти немногочисленные нерешительные голоса мигом умолкли. Вероятно, если бы ситуация сложилась более расковано, то они бы тотчас стали обговариваться меж собой, обязательно указывая на паренька пальцами и гадая о его истинном назначении и правде его слов. Но то положение, в какое они оказались вовлечены волею самой судьбы, было таким шатким, нестабильным и неблагополучным, что они уже не посмели бы сделать это с привычной живостью. Ненавистники госпожи осадили их, опечатав все входы и выходы, их разъярённые голодные факелы пылают настолько сильно, что кончиками извилистого пламени окрашивали небо, затянутое толстым облачным щитом, в насыщенно-алый оттенок – это было видно даже издали. Всё выглядело так, будто им было уготовано встретить свой суд в этих лижущих языках и принять вынесенную им участь.
В подобные мгновенья, любой из них мог пойти на всё, лишь бы избавиться от пламенеющих пут, раз и навсегда спастись от них, дабы не столкнуться с таким беспощадным уделом, дабы не оставить свои семьи и близких. Уильям для них был, словно луч света, внезапно спустившийся на землю через непробудную тьму. Страх в них ещё кипел и волновался, подходя к горлу, но ощущение неожиданно нахлынувшей надежды весьма взбодрило их, а вглядываясь в его смелые и добросовестные черты, они никогда не сумели бы разглядеть и сказать, что на уме его было спрятано что-то недоброе и эгоистичное.
До их решающего отправления оставалось не более минуты. Мужчины бесстрашно расправили плечи, закрывая своим телом женщин, милые сударыни лишь теснее прижались к ним, всем сердцем желая верить, что сие немало кардинальное действо, фактически прямой вызов для безжалостных бунтовщиков, на самом деле сможет обеспечить обещанное спасение, как обещал Уильям – среди звеньев всей этой широкой и протяжённой цепочки, наверное, уже не было никого, кому слова самозабвенного парня, не показались бы более чем убедительными, но всё же в их глазах он всё ещё выглядел порывистым юнцом, молодым и ветреным, а потому они действительно напряглись, пытаясь прикинуть, сумеет ли он справиться с поставленной самому себе задачей.
Госпожа Анн мгновенно почувствовала, как крепче сомкнулись ряды, и как могучие, сильные ладони стражей сжались в твёрдые увесистые кулаки, которые они безотказно могли применить вместо отброшенных алебард при требующем случае. Уильям, ненадолго задержавший руки на поясе, сдержанно мотнул головой и быстрыми, но почти неслышными шагами, бросился к повороту дворцовых стен, чуть всколыхнув тёмную траву. Он внимательно и зорко посмотрел за угол, чтобы доподлинно уверить себя в чём-то, потом повернулся к толпе, подал ей жест тишины и осторожности и молниеносно подался вперёд самым первым, так же легко и беззвучно, крадучись на цыпочках, задавая темп и ритм всем остальным.
И те успешно выполняли его, двигаясь слаженно и чётко, но по возможности стараясь не делать ненужных движений без надобности, вздрагивая при каждом огненном пятнышке, опускавшемся им на лица, каждой искре и брызги расплавленного пламени, отливающего золотисто-рыжим. Однако скоро их слабая дрожь начала усиливаться, ноги подгибались необратимо, вынуждая их буквально сплестись друг с другом в единую нить – всё оттого, что миновав поворот, людям, бывшим в первых рядах, а позже и всем остальным, наконец-то открылось, кто именно организовал сие вероломное нападение.
Стражники, ни на миг не отступавшие от Анн, велели ей зажмуриться, что было с силы, отвернуться и скрыть лицо за широким факелом, что она несла в трясущихся руках, и некоторое время она действительно непреклонно придерживалась этого совета, шагая в окончании почти всех людских рядов и не прекращая ощущать ежеминутно всю их настороженность, которая ни разу не ослабевала в их жилах, невольно передаваясь и ей.
«Но… но как же там Люселия?»
Она держалась довольно стойко, хотя это давалось ей практически невыносимо, ведь со всяким новым шагом, дерзкие, провоцирующие выкрики и гомон только учащались, ровно как и её сердцебиение, а когда беспокойные возгласы стали резать её слух, кружа голову, и когда придворный народ впереди неё вдруг ожидаемо сбился с настроенного хода, она поняла, что находилась в истинном эпицентре хаоса.
- Анн! Анн! Анн!!
- куда же подевалась наша могущественная правительница? Всё ещё спит на своей кровати из мрамора?..
- быть может, госпожа, клявшаяся в незыблемой преданности своему острову и подданным взаправду теперь боится выйти из драгоценного дворца?
- это вовсе не доказательство её любви и верности, ежели она даже не хочет справедливого суда! Небось, забаррикадировалась у себя в опочивальне и назло всем пересчитывает свои несметные сокровища!..
- а если… сбежит?
- не бойся, куда ей деваться от нашего справедливого суда!
- выходи, госпожа-предательница, яви нам свой двуличный стан! Не прячь ложь и лицемерие в своём сердце, которые мы в тебе повидали – тебе всё равно некуда скрыться от нас!..
- покажись же, Анн!!
Повелительнице Небесного острова стало нестерпимо дурно, ещё на подходе к мятежному скоплению, и она бы, верно, могла запросто лишиться чувств, если бы при ней не находилась сплочённая охрана. В глазах госпожи резко потемнело, она чувствовала, что земля вот-вот выйдет у неё из-под ног, а неразборчивые мысли с неимоверной скоростью проскальзывали сквозь затуманенный разум, как песок сквозь пальцы.
Находясь в непосредственной близости ко главной угрозе, Уильям аккуратно сменил маршрут, постепенно, но очень грамотно и щепетильно подведя людей к самым границам господских владений, заставив их двигаться вдоль ограждения – и хотя на силу уже охрипших, но таких же неистовых голосов это существенно не повлияло, толпа стала чувствовать себя гораздо свободнее – вероятно, из-за того, что основная масса обезумевших восставших, которых им предстояло обойти, была больше сосредоточенна у стен дворца, нежели в любом другом месте угодий госпожи.
Мраморная тропинка и жестковатая трава плавно сменились на гладкую каменную поверхность, и госпожа всё-таки решилась на то, чтобы развернуться и посмотреть своей величайшей беде в глаза, самовольно повернув голову. Те виды, что ей довелось после увидать, наконец-то простёрли пред ней подлинную причину ужаса её слуг и гостей, повергнув в искреннее потрясение: она узрела огромную ватагу людей, численностью не менее полутра тысяч человек, представители которой то и дело сновали под окнами дворца, сотрясая стёкла нещадным и требовательным скандированием.
Они требовали её… грозились громкими, запальчивыми словами, подымая зажжённые огненные факелы так рьяно, что пламя с жутким весельем расплёскивалось по округе, окропляя землю россыпями раскалённых рыжих и жёлтых щепок, слепящих глаза. В тот самый миг, ясный, как день, правительница поняла, что они не отступят. Бунтовщики взаправду намеревались претворить в жизнь все свои разгорячённые стремления, как свирепые псы с пронзительными взглядами, ярко налитыми кровью, они хотели погубить древнейший дворец Небесного острова, священную обитель всех его господ, лишь бы добраться до неё, своей владычицы, и подвергнуть её неминуемой каре.
Они абсолютно не осознавали ценность того, что уничтожали – эти изящные своды, такие родные и любимые ей, под которыми уже отнюдь ни один век вершилась славная история острова… дворец, фундамент которого провёл много столетий в тени садов, в прохладе мраморных дорожек… где когда-то, едва став полноценной главой государства, прогуливалась и сама Анн, пытаясь собраться с духом и найти себя в этом новом и очень тяжком титуле. Титуле, чья ноша оказалась для неё непосильной.
Дворец Великих господ… неужели, неужели они готовы просто так обрушить его, это дорогое произведение небесной архитектуры? Неужто они поистине ослеплены своим гневом и злобой, что не замечают главного: дворец Великих господ-правителей является неотъемлемой частицей души самого острова, плывущего по небесам, его реликвией, важнейшим кусочком сердца и для Анн, без которого оно было бы совсем неполным, пустым, не таким, как когда-то прежде. Прожив в его чертогах более трёх лет, она будто бы смогла стать с ним единым целым, соединиться невидимой нитью, а оттого и слёзы горячим потоком вырвались из глаз неугодной властительницы, согрев её неожиданно озябшие щёки, сердце неописуемо больно жалось где-то в груди…
Но ещё сильнее защемилось оно, когда Анн наконец-то сняла мутную пелену слёз, накрывшую глаза, и повнимательнее всмотрелась в тёмные фигуры, почти неразличимые, но регулярно мелькавшие среди нетерпеливой и взволнованной вражеской ватаги: они принадлежали ни кем иным, кроме как представителям защитной дворцовой гвардии, той, какую на подмогу успел вызвать часовой Энри, чтобы хоть как-то выиграть для госпожи драгоценное время. Удалые и храбрые защитники госпожи были абсолютно разбиты жёстким натиском вероломных бунтовщиков и теперь беспомощно и недвижно лежали у стен дворца, особо крепких и упрямых борцов хитро повязали, но то, что объединяло их всех – это кровь.
У госпожи невольно перехватило дыхание, когда она увидела, что почва под отважными воинами уже была размыта кровавыми лужами, образованными от мощных алых струек, что ни на секунду сочиться из глубоких ран и порезов. Кое-где у наиболее крайних гвардейцев, каких лишь изредка заслоняли собой пробегающие мимо нетерпеливые изменники, правительница Небесного острова заметила крупные следы огненных ожогов. Она едва ли могла достоверно рассмотреть что-то ещё, но заметила, что у большинства её людей были практически полностью закрыты глаза, но и из тех маленьких щёлочек, что всё же были видны, горел очень слабый огонёк жизни…
Они все находились в крайне критическом положении и, судя по всему, многие из них могли с минуты на минуту погибнуть от кровопотери, если бы внутри пускай самой маленькой группы мятежных островитян не проснулось бы справедливое, совестное и милосердное чувство… но, глядя в спины участникам восстания, Анн с холодным осуждающим трепетом отметила, что таковое у них вряд ли существует, поскольку восклицания и укоры только росли в своей раскованности и грубости.
Но, как бы то ни было, ныне ей было уже не до всеобщего шума. Анн смотрела и ужасалась, задыхалась, не в силах поверить в то, что это её народ. Тот народ, который гордо ликовал и радостно рукоплескал во время оглашения результатов голосования при избрании нового правителя, тот народ, что счастливо подбрасывал цветы, когда она выходила на балкон в завершение её инаугурации, работящий, надёжный и мирный… теперь она оглядывалась вокруг и больше не видела этих замечательных черт, кои обыкновенно присутствовали в жителях острова, плывущего в небесах, в большом изобилии. Это непредсказуемость, неизведанность… она её пугала.
- госпожа… - тихий, но требовательный голос одного из верных стражей в одно мгновение вывел её из смятённых раздумий – мы просим вас, спрячьте лицо.
Опомнившись, правительница Небесного острова, как могла, старалась следовать этому настоянию, уделяя больше внимания аккуратности собственного шага, нежели развернувшийся подле неё чудовищной картине. Она боролась с собой, пересиливала саму себя, пытаясь избегать даже мельком прикоснуться взглядом к непостижимой трагедии всего острова. Но мысли по-прежнему клубились в её голове, как пчелиный рой, не всегда ясные, опасливые и проворные. Крики и шумы ушли далеко на второй план, практически замолкнув для неё, когда она замкнулась в своих недобрых думах…
Вдруг впереди, ближе к чуть более дальнему флигелю дворца, краем глаза госпожа Анн подметила сильную красно-рыжую вспышку и всё-таки не сумела удержать себя от того, чтобы не повернуть голову. То, что она узрела потом, повергло её в немое аханье, сердце упало вниз, с горечью содрогнувшись: там, далее находилось целое скопление деревянных телег, число каких только возрастало с каждым новым моментом. Люди с ехидными ухмылками подвозили их вплотную к дворцовым стенам, к группе других мятежников, что набирали из тележек целые растрёпанные комки и деловито забрасывали их к дворцу, дабы подсластить разгоравшийся огонь...
«Огонь!..» - госпожа взвинчено встрепенулась, словно поражённая молнией. Она немного убавила ход и пригляделась к фасаду своей бедствующей резиденции: та оказалась довольно густо обложена… соломой! – варвары исполнили своё обещание!..
Один из них, вероятно, уже успел подойти к охапкам соломенных заготовок и познакомить с пламенем своего факела. Пристальнее всмотревшись, Анн даже смогла себе предположить себе, кто именно это был – долговязый, но невероятно худой человек, стоявший по центру всего происходящего и очевидно имеющий при них какой-то авторитет. Лица его не было видно из-за огня, но внимание госпожи немедленно приковал его большой увесистый факел, значительно отличавшийся по размеру от других. Он бродил мелкими шагами на не слишком дальнем, но, при всём, вполне безопасном расстоянии от зародившегося пожара, и что-то рьяно проговаривал, с такой страстью и внушением, что все прочие его товарищи с не меньшим запалом вторили ему, помахивая вскинутыми наверх факелами, что, казалось, сам незыблемый и нерушимый облачный щит затрясся от их единого напора.
Они громко кричали и усмехались, будто бы празднуя свою великую победу и свободу, не представляя, как обливалось в то же время сердце их разбитой главы, какой вопль отчаяния она подавляла в своей груди…
Но между тем, её отвлекло ещё одно событие: их самоотверженный проводник Уильям, воспользовавшись этакой радостью мятежников, смог незамеченным подобраться к воротам, до которых, как выяснилось, было уже рукой подать. Пока часть бунтовщиков, что распределилась у выхода, побежала посмотреть на красочный костёр, разведённый возле дворца, оставив всего лишь двух своих человек, юноша остановил толпу беглых придворных, вырвавшись вперёд.
Чтобы не вызывать подозрений, он сперва подошёл к караульным, притворившись, что находится в числе восставших и, как и все остальные, любуется сложившейся обстановкой.
- ах, какое пламя! – с чувством восхищения открыто произнёс он, остановившись по левую сторону от одного из сторожей – признаться, мне до сих пор трудно поверить, что Дворец Великих господ скоро обратится в лёгкий пепел…
- да, госпожа наконец-то понесёт заслуженное наказание за свои прегрешения! – сказал тот, оскалив зубы.
- точно так!.. – подхватил его товарищ, замерший напротив – ежели не захотела покидать излюбленных покоев и сдаваться на нашу милость, так пусть примет неизбежную участь в своём дорогом дворце!
Они говорили это так колко, словно намеренно желали задеть госпожу, даже не в полной мере осознавая, какую боль причиняют ей этими словами. Безвольные, запутавшиеся во мраке чёрных языков люди, были совершенно слепы, предпочтя примкнуть к мнению большинства и став в их ловких, изворотливых руках подобием послушной марионетки.
- постой!.. – оборвав кратковременную паузу, настороженно проронил тот же караульный, с недоверием прищурив глаза – уж не ты ли тот самый юнец с рынка, который, как мог, старался оправдать действия своей «безвинной» госпожи, выгородить её в наших глазах?!
- как ты сюда пробрался и что намерен делать?.. – немедленно проговорил второй захватчик господских ворот, его напарник, с буравящим взглядом двинувшись прямо на паренька и направив на него свой огненный факел, так что лицо того тотчас осветилось в блистании голодных языков.
Но всё-таки оба мятежника, избранных держать в оцеплении главный выход из владений Анн, были людьми довольно нескладными и особо ничем непримечательными по своему сложению, а потому на лице упорного спасителя монархини Небесного острова ни на секунду не промелькнуло и тени чего-то похожего на настоящий страх. Весьма спокойно пронаблюдав за тем, как оба неприятеля разом соскочили со своих мест, напрочь позабыв про свой главный пост, и принялись с тяжестью в шагах идти точно на него, находчивому юноше оставалось лишь выждать верный момент… и не бросить висящий в воздухе вопрос без ответа, поскольку хмурые бунтовщики продолжали с требовательной хмуростью пристально смотреть на него, явно проявляя неподдельный интерес, который было просто невозможно скрыть сквозь напускное равнодушие.
- вы действительно хотите это знать?.. – насмешливо и невероятно уверенно протянул Уильям, переведя хитрый взор с одного противника на другого – тогда, я не слишком сильно огорчу вас, если скажу, что вас это не касается?
И не выжидая более ни единого мгновенья, он резкой подножкой быстро подсёк одного охранника заветных врат, подступившего к нему ближе всего, и, когда тот в полной неожиданности, с приглушённым стоном обрушился на землю лицом, успел ещё на лету поймать его горящий факел. Потом, не давая своему следующему сопернику прийти в себя от изумления, проворный защитник госпожи проворно развернулся в его сторону и замахнулся жгучим пламенем ему в лицо, лишив всякой ориентации.
Дальше, лишив их основного огненного оружия, совладать с ними не составило парню больших проблем – утратив свой главный оберег – пламя, несобранные изменники оказались ни на что не способны, и серьёзный отпор крепкому и натренированному борцу дать не смогли, так что тот сумел без лишних усилий оттащить от окрыляющей цели и, предварительно ещё раз ослепив их новой вспышкой отнятого огня, и оглушив их ударом наконечника одного из отобранных факелов, чтобы они уж точно больше не смогли ему воспрепятствовать, лично взялся за изящные врата.
Госпожа не верила своим глазам: ворота! Так как в цепочке людей она стояла практически последней, ей пришлось приложить немало сил, чтобы встать во весь рост и хотя бы мимолётно взглянуть на них через трепетавшую толпу. Но ещё больше впечатлялась она, когда заметила лёгкое движение витиеватых створок, а затем и лёгкий плавный скрип… - ему удалось отворить их!.. пускай в небольшом проёме в то время сгущалась беспросветная тьма, Анн была уверена, что почти различила пробившийся сквозь неё тонкий светлый лучик, хотя никаких видимых прорех на облачном щите и не было. Этот тускловатый отблеск имел другую суть – именно так зажглось их спасение.
- гори, несчастный дворец, гори! Сгорай дотла!!
- всё равно предательская правительница уже успела замарать твои чистые своды своим грязным лицемерием, обманом и алчностью!..
Внезапный прилив сил, возникший у Анн, был омрачён и развеян снова услышанными её обвинениями с гордостью смотревших на своё тёмное дело бунтовщиков. Глаза госпожи испуганно сверкнули, едва она опять обратила свой взор к их пылающему столпотворению и с трепетанием увидела, что разведённое ими пламя стало стремительно набирать высоту, готовясь поглотить в себе дворец.
Уильям в тот же момент уже отошёл поодаль, открыв для до смерти затравленного придворного люда дорогу к их свободе и безопасности, и мощный поток жителей и посетителей дворца мгновенно хлынул к отпертым воротам. Параллельно чувствуя, как стремительно убывает шустрая толпа, Анн продолжала заворожённо смотреть на ход бунта и сердце её разрывалось на части, душа была готова взвыть. Госпожа Небесного острова хорошо понимала, что очень скоро очередь освобождения дойдёт и до неё.
Вот только… правильно ли это?.. неужели Дворец Великих господ навсегда войдёт в небесные хроники, как неизменная жертва для её спасения? Однако сама владычица и не собиралась мириться с подобной утратой, невосполнимой для истории её государства. Она знала, что просто не смеет так подло поступить, иначе точно прослывёт предательницей. По крайней мере, для самой себя.
Пронзительное чувство остро забилось в её груди, когда она, убрав из своего поля зрения всё маловажное и пустое, подчинилась мольбе своей изнемогающей души и, отделилась от почти выбравшейся из двора толпы. Анн бросилась вперёд так неожиданно и горячо, что сами стражники, окружавшие её надёжной дугой сзади, не смогли вовремя среагировать на её импульсивное бегство.
- госпожа! – раздался приглушённо-обеспокоенный выкрик за её спиной, но в тот миг она едва ли могла его услышать.
За эти краткие несколько секунд госпожа стёрла из памяти все иные свои эмоции, перестала что-либо замечать, мчась вперёд размашистыми шагами, так что уже на пятом таком шагу необратимо выпустила из рук единственное средство своей защиты – факел с огнём, который практически полностью загас из-за сильного порыва ветра, столкнувшись с почвой. И сами мятежники для неё не были преградой, ведь перед собой она видела только слабые очертания дворца, потемневшие в разгорающимся пожаре, они же и отражались в её мрачных глазах.
В таком, будто гипнотическом состоянии, она живо растолкала фанатичную гурьбу, которые далеко не сразу сумели признать в ней правительницу Небесного острова, представительницу древней знатной династии небесных дворян. Проникнув, наконец, к источнику возгорания, она попробовала самолично устранить его, накидав поверх ещё несколько свежих охапок соломы, лежавших недалеко, в надежде перекрыть доступ к кислороду у некоторых языков, однако, это оказалось тщетно: пламя чересчур разрослось, и поэтому охотно, с большим аппетитом впитало в себя все её подношения, приняв их за подкормку.
Сперва восставшие не стали препятствовать ей, решив, что она – обыкновенная простолюдинка, одна из них, и, подумав, что таким образом она пытается сильнее раздуть пожар, даже стали всерьёз кричать ей в спину одобрения. Однако вскоре звуки всеобщего признания быстро затихли, когда протестующие увидели, как Анн пытается засыпать огненный очаг землёй – тогда выкрики были сменены на негодующие.
Госпожа ощутила сильное недоброжелательство, направленное в её сторону, но ни на мгновенье не позволила себе остановиться, почитая это своим долгом, и позволила себе обернуться к недовольным, поспешно обступившим её в неизбежное кольцо, только тогда, когда почувствовала их хриплое дыхание у себя на плечах.
- да это же госпожа Анн! – воскликнул кто-то из предательского круга.
И это было чистой правдой, ведь даже если правительницу Небесного острова и постараться сокрыть, переодев в иные одежды, то никто и ничто не могло спрятать от мира её глубокие, извечно задумчивые и мудрые, красивые фиолетовые глаза, глаза, которыми хотя бы раз в жизни был очарован каждый её подданный.
- да, это я! – отозвалась госпожа Анн, более не желая скрываться, но на всякий случай, видя неистовый напор некоторых смотрящих на неё людей, чуть отступила к огню, понимая, что даже страшные языки учинённого пожара не смогут напугать её так сильно, как неизвестность, волнами исходившая от изменнического народа.
- надо же, госпожа!.. – последовали далее людские шептания – как же она сумела выбраться из своей резиденции без нашего ведома?..
- ей что, надоело прятаться?.. – послышался в дальних рядах ехидный смешок.
Но Анн не могла с ним не согласиться.
- именно, надоело! – открыто воскликнула она, всплеснув руками и горячо воззвала – а раз я явилась к вам, то, умоляю, выслушайте то, что я хочу сказать!
По мятежной толпе вновь пронеслись смутные, недоумённые переговоры. Видимо, народ Небесного острова был крайне удивлён неподдельной смелостью внезапно представшей перед ними монархини. Все посторонние возгласы моментально улетучились, а люди из первого ряда толпы, напряжённо выступившие вперёд и хотевшие было приблизиться к ней, прервали свой ход и со смятением замерли на полпути, не спеша посмотреть опальной властительнице в лицо, с пренебрежением отводя взгляд и сжимая губы.
Но промеж тем, около неё всё-таки воцарилась, хотя и натяжная, не самая полноценная, но тишина. Властительница Небесного острова восприняла это, как своеобразный знак, а потому начала:
- я прошу вас, не как госпожа прошу, а как такая же обычная островитянка, как и вы!.. – она вздохнула тяжкой грудью, искренне веря, что ей удалось привлечь хоть пусть какое-то их внимание – все мы знаем события последних месяцев, и я могу понять, почему вы гневаетесь на меня. Вступая на трон, заменив моего дорогого предшественника, почившего господина Редьярда, я во всеуслышание дала всем моим подданным присягу, поклялась, что смогу сделать Небесный остров ещё более изобильным и счастливым, как и обещала моя кампания. Я была полна стремлений, желаний и мечтаний, сбыточных или несбыточных, но… я не справилась. Я подвела вас, разочаровала, не оправдала чьих-то надежд и из-за этого буду до самого конца собственной жизни просить прощения пред вами, прекрасно зная, что это ничего не изменит. Я была молода, амбициозна, сейчас я даже готова с сожаленьем принять, что в какой-то мере была неопытной, неподготовленной для этой непростой роли. Я грезила приумножить на Небесном острове всю ту благодать, какая успела сложиться на нём за долгие века правления моих предшественников, но очень боялась, что невольно оступлюсь и когда-нибудь найду разочарование в ваших глазах, таким ясным, как я вижу в них растерянность и замешательство. А потому, когда со мной связался Люциус Энцберг, влиятельный человек со станции обслуживания дирижаблей «Вивет», и попросил об аудиенции, я не сумела отказать. Вскоре после нескольких таких встреч, он стал абсолютно вхожим в мой круг человеком. Своими дорогими подарками, красноречием и постоянной похвалой он будто подчинил своим выгодам мой разум, внушил мне, что цивилизация наземных людей сейчас находится на пике своего расцвета, уверял, что заоблачные жители могут многому научить нас и помочь нам стать ещё развитее, чуть ли не на коленях клялся мне в вечной дружбе между народами двух миров… хуже всего было то, что я ему поверила: все его громкие эпитеты были не более, чем обманом, ложью, игрой. Он использовал меня, а когда я, наконец, начала догадываться об его истинных планах сделать Небесный остров зависимым от наземного мира, принялся угрожать мне. Тогда я поняла, насколько это опасный и коварный человек, какая чернота на самом деле заполняет его гнусное сердце, но было уже поздно… я испугалась, но честно во всём созналась вам, и мне даже показалось, что во время Битвы у облачного щита мой народ стал со мной единым целым, стал един со всем островом. Но, похоже, я снова заблуждалась, вы так и не смогли извинить меня…
Госпожа тяжко преклонила голову перед недоверчивым народом, с болью сомкнула глаза и сплела вместе опущенные руки. В тот момент по стаям и прочим отголоскам мятежников вновь прокатился шёпот, сперва достаточно тихий, но несколько неэмоциональный, затем порывы различных чувств стали нарастать, беря верх над смятёнными людьми, и их голоса стали громче. Но Анн всё равно не удалось расслышать, что они пытались доказать друг другу, так как звон их возгласов невообразимо скоро оказался перебит тяжёлым шумом властных шагов небольшой, но вполне решительной группы, пред которой им пришлось расступиться, равномерно распределившись направо и налево.
Грозный такт объединённых шагов приближался, становился всё отчётливее, но опальная глава Небесного острова не посмела открыть глаз и поднять головы до тех пор, пока не узнала хриплый, грубоватый, ехидный тон:
- Анн Элайза леди де Грассия!
Он был ей знаком.
Расслышав своё полное имя, она тут же вскинула голову, с яркой непоколебимостью сверкнув очами, в коих снова не нашлось места для страха – на сей раз взор великой госпожи Небесного острова отразил совершенную немилость и презрение, направленные против того человека, кто гордо подошёл к ней, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
- Митчелл!.. – сквозь стиснутые зубы проронила Анн, и глаза её непримиримо вспыхнули, подобно огню в направленном на неё факеле.
Сжимая перед ней свой длинный кроваво-алый предмет освещения, он только широко, с ответной ненавистью улыбнулся ей в ответ, встряхнув толстыми рукавами излюбленного кафтана. Всем своим видом он старался дерзко продемонстрировать заложнице бунта, некогда абсолютной владычицы, что ныне стоит гораздо выше неё, пристально и вызывающе глядя на неё, но не полностью не скрывал того, что был обрадован её появлением – во взгляде его так и искрился злобно-весёлый смешок.
Анн с отвращением поморщилась, не сумев выдержать такой гадкой ухмылки. С Митчеллом, нечистым на руку рыночным торговцем бракованного фарфора она до этого пересекалась совсем не единожды: за последний год к ней поступила внушительная стопка бумаг с бесчисленными жалобами простого люда, напрямую связанных с именем этого человека: подданные госпожи были недовольны высокой ценой и некачественно изготовленным товаром, в своих письмах просили госпожу не обделить это своим вниманием и поскорее закрыть его прилавок. Прочитав порядка пятнадцати подобных посланий, она и впрямь не на шутку заинтересовалась этим вопросом, даже посылала на рынок нескольких своих людей, чтобы выяснить, настолько ли там всё плохо, как об этом говорят и, получив положительное утверждение, приказала самым надёжным чиновникам разрешить эту неурядицу и провести предупредительную беседу.
Улучшений после этого, отнюдь, не последовало: писем, касающихся недобросовестного торговца в её почтовом ящике стало ещё больше. Сейчас, с брезгливостью заставив себя вновь взглянуть в его сияющее от подлости и превосходства лицо, зажатая правительница вспомнила, как решила взять рассмотрение этого щепетильного дела в свои руки и повелела Митчеллу предстать перед ней лично. Как она заметила, корыстолюбец вовсе не изменился с тех пор ни внешне, ни внутренне. При их закрытой встрече он вёл себя несколько дерзко и развязно, будто бы вообще не замечал того, что находится во дворце пред самой монархиней острова: алчный торгаш не изволил даже склонить рядом с ней своей головы, как того требовал устоявшийся церемониал – он просто сделал какой-то неуклюжий, небрежный жест, ни капли не выглядевший почтительно. В разговоре с ней он постоянно язвил, неоднократно менял темы разговора, увиливая от задаваемых ему вопросов, а все учтивые фразы произносил с ярко выраженной желчью сарказма, абсолютно неискренне. Беседа не продлилась и получаса, так как госпожа в скором времени приказала своей страже выставить едкого наглеца с господского двора, предварительно глубоко пригрозив ему.
Да, видно, он так и не встал на истинный путь, и сейчас, глядя в его жёсткие черты, сильно искривлённые чувством собственного достоинства и лестных желаний, Анн с ужасом понимала это, но не боялась.
После произнесённой её речи и прихода Митчелла, волна гнева, направленная на неё бунтовщиками, словно смирилась, затупившись, а её раздражение, напротив, лишь возрастало, болезненно осознавая подлинную причину всего этого кошмара…
- это же ты… - заговорила она сначала тихо, а позже её голос резко возрос – это ты только что поджёг дворец прямо на моих глазах! Это ты устроил все беспорядки, ввергнув Дворец Великих господ в хаос, превратив мои владения в полыхающий сущий ад! Это ты, ты, ты!!
Подняв сомкнутые в кулаки ладони перед собой, она желала было кинуться на бессовестного рыночника в запале, но почти тут же её схватили два высоких сильных человека, спутники Митчелла, непоколебимо выступившие у него из-за спины. Поначалу вырывавшейся из их стальных пальцев неугодной владычице Небесного острова не удавалось хорошо рассмотреть их, но вскоре, когда их лица всё же осветились в языках пламени их собственных тяжёлых факелов, она определила в них Джеральда и Ларса, первый из которых был видным владельцем ковровой лавочки, а другой – умелым дроворубом, так же имевшим своё местечко на рынке. Запрокинув голову назад, Анн всячески пыталась освободиться от их хватки, но напрасно, ведь с каждым новым её движеньем, они сжимали её тонкие руки в своих только крепче и безжалостнее, порой подавляя в себе мрачный смех.
- да, это правда, - звонко и злорадно ответил Митчелл, игриво нагнувшись к госпоже и взяв её за подбородок, чтобы поднять её голову и принудить вновь взглянуть прямо в его глаза – но знаешь ли, дорогая госпожа-дворянка, буйное пламя никогда не разгорается просто так: на всё есть свои причины. Причина этого пожара нами определена – это ты сама. Ты, привыкшая к богатству и пышности в своём быту, изволила назвать подобное адом?.. тогда осмотрись вокруг, ну же! Узри вокруг себя вид несчастных людей, которым твоё безобразное правление искалечило жизни!..
Он обернулся к мятежному собранию, указав на него Анн. В этот момент он взглянул на простых людей с таким требовательным напором, вероятно, ожидая, что кто-нибудь из бедняков его поддержит, но с ним сочли нужным согласиться лишь его ближайшие соратники – Ларс и Джеральд, живо закивав. Гурьба народа была, на удивление, сникшей и смирной, будто потерянной – Анн, бегло окинувшей своих подданных с малейшей надеждой на понимание, даже показалось, что даже факелы их стали блистать менее ярко. Однако в те же мгновенья, к собственному горю, она также не увидела и сострадания, милосердия в их лицах, и на глазах у неё проступили слёзы.
Тогда же, резким движеньем, Митчелл опять обратил её взор на себя, приблизив свою торжествующую, пылающую физиономию прямо к её лицу.
- понимаешь теперь? – злостно прошипел торговец – твои действия на посту правительницы были эгоистичными и малодушными! Ты безустанно твердила о любви и преданности к своему народу, а сама тем временем одной рукой подписывала нашей родине приговор, продала Небесный остров наземному миру!.. и только потом, наконец-то осознав свою роковую ошибку, побежала вымаливать у подданных прощения! Но какой толк нам от твоих извинений сейчас?.. ты почти что не глядя подписала документ о передачи нескольких земельных участков Небесному острову и – вот! – наш остров теперь практически оккупирован, он с трудом отстаивает свою независимость! Вы довольны, достопочтенная?!
- но я… - принялась подбирать слова Анн. Сердце немилой монархини было готово разорваться на части от боли, от невозможности возразить.
- … думала, что тебя обязательно простят?.. – ехидно завершил за неё Митчелл, отпустив правительницу и отстранившись – ну конечно, кто ты такая – сама госпожа! Только да будет вам известно, великая Анн, что некоторые вещи в небесном мире способны решаться без вашего участия или воли. У всякой власти есть свои пределы!.. ты зря считала, что у тебя вышло без последствий замять эту неприятную историю: иногда в людских сердцах может разгореться такой огонь, что его уже невозможно ни загасить, ни усмирить. Сей огонь вполне готов перебраться и в явь, и он сотрёт в порошок любого, кто встал на пути!..
Разоблачённая и полностью растоптанная правительница Небесного острова ещё раз осмотрелась вокруг, и сердце её, утопая в душевных муках, не унималась, по щеке стекала чистая слеза печали. Вначале она было вновь склонила голову подле бессловесной толпы, однако затем вдруг встрепенулась, подскочив в тисках своих захватчиков и искренне воскликнула:
- да, всё, что было высказано мне в глаза, всё – это истинная правда. Я признаю, что заблуждалась, подорвала благосостояние Небесного острова, ввела его в трудное положение. Это я стала зачинщицей всех этих катастрофических событий – всех, до единого! И поверьте мне, я осознаю свои проступки. Я даже готова добровольно сдаться вам, принять свою кару, какой бы суровой она не была – я целиком заслуживаю сего. Только умоляю вас… - тут она на секунду повернулась к пылающей соломе и силуэту своего славного дома, стирающемуся в жадном пламени – не губите Дворец Великих господ! Это наше достояние, ценность, подаренная нам нашими предками!..
Проговорив это, она снова вернулась к осаждающим её восставшим, к Митчеллу и его главным помощникам, сковавшим её в сильных руках. Победная ухмылка торговца растянулась по его лицу ещё шире, когда он услышал её последнюю просьбу. После этого он сделал повелительный взмах рукой и из людских масс к нему немедленно выбежала группа стройных островитян, нёсших с собой довольно тяжёлые, заполненные водой до краёв, вёдра. Их предводитель нетерпеливо показал им на источник разраставшегося огня, и те послушно залили солому, горящую ослепительным огнём, после затоптали остаток искр ногами, чтобы предотвратить новое возгорание. Всё это они проделали под надзором потрясённой госпожи, да и толпа бунтующих, как видно, тоже не совсем понимала, что происходит.
- основной целью было вовсе не сжечь дворец, как многие смели подумать, - спокойно пояснил предатель-торгаш, отвечая на недоумённые взгляды госпожи и некоторых иных присутствующих с упоением закрыв глаза и растянув улыбку сильнее – мне нужно было только выманить тебя оттуда – я-то не глупый, соображаю, что такое есть богатство!
- но… что будет со мной?.. – тихо спросила опальная глава.
Предводитель бунтовщиков отступил от неё на несколько шагов, далее спокойным знаком распорядился, что дроворуб и ковровщик, всё это время державшие Анн, поступили так же.
- твоё правление было катастрофически неграмотным, как ни жаль, с ним пора распрощаться, - с притворной грустью оценил он – людские сердца – как ты уже усвоила – это пламя. Пламя, от которого не скрыться и не сбежать. Ты породила на Небесном острове много несправедливости, лжи, справиться с которыми под силу только этому костру. Его второе имя – правосудие. Наше правосудие, - он с призывом развернулся к мятежникам – так вперёд, дорогие друзья!.. давайте покажем этой несчастной изменнице всю мощь огня наших сердец!
Госпожа кивнула, плотно зажмурив глаза под блеском расплавленного рыжего света, и покорно раскинула руки, догадываясь, какая именно участь ей предначертана. В мыслях своих она поневоле представила милый образ Люселии, но тут же холодно отогнала его. Добрая, заботливая её девочка… она сейчас на свободе, волнуется за свою мать, беспокоится, ищет неустанно по тесным рядам спасшихся. Даже лучше, что она этого не увидит: Анн глубоко сожалела, но если, отдав жизнь, она сумеет хоть как-то помочь Небесному острову в его тяжкой обстановке, то она не поскупится и на это.
Некоторое время от людей не было никаких ответных действий – народ просто не шевелился, стоя, как окаменевший. Но очень скоро она услышала ненавидящий стон ненасытного торговца и, чуть приоткрыв глаза, она смутно увидела, как прямо на неё несётся подброшенный в воздух факел – самый большой и яркий из тех, что она видела за сегодняшнюю ночь, казавшуюся беспросветной…
Свидетельство о публикации №221040501994