Ящер

Быть древним и достаточно могучим, чтобы выжить в бесчисленных схватках, мудрым, чтобы смутно и обрывочно помнить с чего всё началось и что надо помалкивать об этих знаниях – это тяжёлое благо, которое не позволяет испытывать скуку. Всё также, как и тысячелетия назад нравиться созерцать ночное небо, слушать звон капающей воды, ощущать вкус живой горячей крови на раздвоенном гладком языке. Вечность тянется как волокна мяса между острых зубов безвременья.
Захотелось погреться, прозрачное веко сползло с глаза, лапы вытащили на солнышко по узкому каменному туннелю из сырого чрева изумрудного холма. Когда-то это была пирамида, посвящённая древнему повелителю, судя по её коридорам и залам, фрескам и орнаментам повелитель этот был самый первый, самый истинный. Город, что обступал усыпальницу зачах и порос лесом, распавшись на очаги утлой жизни – пару торговых факторий и охотничьи поселения. Всё здесь было старым и заплесневевшим. Как по мне – идеально уютным. Пирамида имела в себе августейшие останки, которые лежали в нефритовом гробу. Не мало удивительных украшений и ритуальной утвари наполняли залы, множество допотопных предметов и механизмов были складированы в каменных нишах. Когда я ощутил себя в углу одного из залов, словно бы после долгого оцепенения, полным сил и желания крови, я посчитал своим долгом охранять усыпальницу от вандалов. Как позже выяснилось - эти гробограбители неплохо хрустели на зубах.
Я словно сквозь туман, как через мутную грязную воду видел всё то, что было до моего оцепенения. Тени и образы громоздились. Там было тепло и вкусно, и, кажется, не надо было никого пожирать. Порой мне казалось, что я знал тогда хозяина августейших останков, и, видимо, как-то не случайно вышел из оцепенения тут.
После пары лет тишины и спокойствия повадились герои и грабители в мои руины. Они приходили не часто, но вовремя, чтобы разнообразить меню из рыбы, которая обильно водилась в протекающей недалеко чистой речушке и каких-то мелких грызунов, облюбовавших лесную опушку. Приходили разные люди, но я привык их делить на две группы. Так герои хотели сразиться, чтобы, не только забрать драгоценности, и в отличии от вандалов, хотели ещё прихватить с собой августейшее тело. Какой-то сноб может сказать, что герои и гробограбители суть одно. Но нет, мне известно, что это не так. Одними движет грех наживы, алчность. А другими грех мессианства, гордыни, и иногда идолопоклонства. Хотя…были и любопытные экземпляры. Героев первых эпох я почти не помню, они какие-то, словно нарисованные углём или мелом на стене остались в моём мозгу. А вот например сар Арктур Железнорукий, менее тысячи лет назад приходил ко мне - прекрасный статный молодец, верхом на белом коне, закован в блестящие латы. Конечно реально ростом он был чуть повыше среднестатистического куста крыжовника, что облюбовал склоны моего холма. И лошадка была покрепче и покрупнее собаки, но не сильно. Понятно, что это от питания, технической неразвитости. Но, знаете, они стремились же. Так одна рука у него была из стали, приводилась в движение хитрым механизмом. Пришёл он чтобы перенести сокровища в реликварий (как и многие), а тело правителя использовать для ритуалов клятв – чтобы остановить распри среди правящих кругов. Очень тронул он моё трёхкамерное сердце, но всё равно пришлось его сожрать. Или Был вот Иуван Бедный – в отрепьях, а сам на груди алмазную броню носил. Золото бедным, череп правителя водрузить на хоругвь, идти сеять добро и свет. Очень он был упорный, бился очертя голову. Этого пришлось в начале превратить в камень, потом расколоть о стену и уже тогда сидеть над осколками мрамора, смотря как они медленно превращаются в плоть. Некоторые успели даже стухнуть в процессе…
Но эти были намного позже. В начале я видел, как «Изящная эра» отмирала быстро, но не мгновенно, поэтому ко мне первым пришёл странник в витиеватой броне, с копьём, на конце которого искрилась маленькая шаровая молния. Чего он желал? Уничтожить чудовище, ибо «много их расплодилось после катастрофы, выгнать их из наших затерянных городов и вернётся хорошая жизнь».
Хорошая жизнь, для них, не вернулась. Иссяк их энтузиазм, а чуть раньше ресурсы и остатки былых технологий. Странники с шаровыми молниями перестали появляться довольно быстро. Герои в летучих сандалиях, в непробиваемых плащах, с трёхголовыми собаками на цепи и чарующими арфами и гуслями приходили регулярно пару сотен лет. На вкус они были все одинаковые. Вырванные из их рук и тел, содранные с голов и глазниц удивительные устройства, которые мне всегда казались безделушками, до сих пор гнилой трухой валяются в углу одного из залов.
Кроме героев и гробограбителей приходили философы и мудрецы. За знаниями. Глупых я сжирал сразу, не помогали им ни обычные, ни древние посохи, выкопанные среди руин и бьющиеся искрами, вызывающие пламя и холод. С умными я беседовал. Они говорили о звёздах. О прошлом и будущем. О том как был Сотворён Мир, почему произошла Катастрофа, что будет дальше. Кому нужен весь этот цикл, возродится ли человечество. Мне не бывает скучно, но, когда разговор доходил до этого момента, я ощущал нечто похожее на скуку, какое-то вялое оцепенение.
Одного мудреца даже отпустил, тот был старый, даже древний и наверняка жёсткий, он всё равно умер в одной версте от пещеры, такое бывало неоднократно, уже проверяли. Он мне запомнился. Разговор у нас пошёл любопытный. Вот, говорит, есть всемогущий Творец, он может всё. Ну создать несокрушимую стену, да-да — это реально, древние же делали очень-очень прочные стены. Нет, не спеши скучать и меня сжирать, — это он зевок мой разглядел, точнее, как я смахнул сухость с глаз третьим веком. Дослушай, мол, старика. Так создал эту стену, а может ли он её пробить? Она ж несокрушимая, а он ж всемогущий.
Ответ то прост. Природа разная у Творца и у стены. Она несокрушимая, но лишь пока существует. А захочет он лишить её несокрушимости, так – разбилась на кирпичики. Но, это, ящер мой дорогой (коробило меня от этой фразы), присказка, а сказка вот. Как творился этот мир? Почему вот тут на камне прожилка красная? Это случайно? Творец задал случайным образом распределиться этой соли среди камней. Или прожилку эту специально тут поместил, чтобы я тебе её в пример привёл. А если случайно, то, в чём суть соли в камнях? Или он запустил процессы распределения прожилок этих, помощникам раздал их провести в утробе горной, ну вот как создал азбуку, алфавит, строго буквы звучат, строго писать их надо, а расставляются они по-разному, у учёного мужа ровно, у оболтуса безусого вкривь и вкось, иногда похабщина выходит, иногда вообще сова чудные. Но и это первая глава к сказочке. А вот вторая глава о тебе, ящер мой дорогой.
Я щёлкнул зубами, но старик не заметил. Ты то откуда здесь и зачем? Говорят, что изваяли тебя из мрамора тут древние мастера, а ты ожил. И стережёшь теперь всё. Кем был тот царь, чьи останки ты охраняешь? Позволь взглянуть на гроб его?
Я не позволил. Мудрец попытался меня разжалобить, разозлить или просто достать. Но в итоге ушёл сам и помер где-то в расселинах, так и не рассказав вторую главу сказочки своей, может и не было её у него. Интересно, были ли у него ученики?

***
Другому мудрецу я даже рассказал тайну своего происхождения. Тот был неглуп, но морщил лоб, когда слышал об изменяющемся контуре плазмы, о цепочке жизни, о генном материале козла, льва, змеи и петуха, о золотом яйце-инкубаторе, о бегстве из домика генетической ведьмы. Потом я рассказал ему про вторую версию – ожившую статую. Он сказал, что обдумает оба варианта и попросил сходить к роднику, что просачивался через трещину в стене. Я разрешил, хотя твёрдо был намерен его съесть. Диалог меня с ним позабавил, но не хотелось, чтобы он рассказал об этом кому-то, вдруг они придумают на основании этих знаний какое-то оружие или чего хуже, попытаются это воспроизвести. Я прямо так и представил, как они в большом чане мешают варево из козлиной шерсти, петушиных шпор, змеиной кожи, ну и чего-то львиного. Супчик у них выйдет отменный.
Но старик оказался не только мудрецом, но и хитрецом. Вот это всё он накарябал как мог на пергаменте и отправил вместе со своим ручным вороном. Как я понял гораздо позже, ворон добрался до городка, где письмо получил сын сестры жены этого мудреца. Я не знаю его, но наверняка худосочный поэт-пьяница, который как только увидел перевранные мудрецом мои слова, тут же переврал их ещё хлеще и сочинил какую-нибудь трагедию, в купе с комедией, повествующих о тяжкой доле василиска, рождённого из яйца снесённого петухом, зачавшего от ехидны с Харибдой, пока Сцилла на это смотрела. Ах, козла тоже ж должны были приплести. Но всё равно эти знания ничего не дали тем, кто пытался победить меня. Кто-то наивно полагал, что я выгляжу как тот самый козёл, который и не причём особо, кто-то думал, что раз яйцо якобы снёс петух, то я почему-то боюсь куриной крови. А кто такая ехидна с Мальвиной, никто не знал, поэтому периодически меня окуривали то благовониями, то серой или даже навозом. Я их жрал. Не серу с навозом, а горе-выкуривателей.
Времена менялись. Герои с артефактами прошлого сгинули, сгинули и мудрецы. Потом приходили люди с бронзовыми щитами. Их победить было проще всего. Они кутались в красные плащи, выставив вперёд короткие гладкие мечи, что-то говорили на своём деградировавшем наречии. Не было в них изящества золотого века, только какая-то тень от него. Они приходили за странным. Вроде бы победить, и получить силу через это. Да, конечно, это вполне возможно. Но им этого не удалось. Лишь однажды повезло моему противнику. Дело было так: мои челюсти уже готовы были размозжить голову одному такому бронзокожему красавчику, а моя ядовитая слюна текла ему на лицо, он извернулся телом, натренированным в масляных битвах на песчаной арене и с силой воткнул мне свой бронзовый меч под брюхо. И преуспел, ранил. Кровь полилась. И я почувствовал возвращение словно бы золотого века. В воздухе запахло им, веком этим. Красотой, моей кровью…Парень вскочил, тоже задвигал ноздрями. И как-то воспрял, налился силой… И да, с ним повозиться пришлось подольше. Всё же я артефакт прошлого, одно из вместилищ.
Потом наступили иные времена. Стали приходить другие воины. Они были молчаливы, их глаза колки и пальцы цепки. Они сражались не для славы. Они сражались чтобы выжить. Я стал залогом их жизни, моя голова должна была спасти или лично война или королевство, возлюбленную или семью. Моя цена выросла в разы. Я превратился не препятствие, я превратился в средство достижения цели. И моё новое положение мне не нравилось. И не зря. Постепенно я перестал слышать своих братьев. Они умирали. Раньше мы часто говорили друг с другом, сравнивали обстановку, героев, битвы, они походили друг на друга, различались лишь деталями, да интенсивностью оттенков и пыла ярости битвы. Но со временем я слышал их всё реже и реже. Люди в плетёных кольчугах уничтожали их.
На смену грубым коренастым кольчужникам пришли войны в блестящих латах, но их горящие глаза оставались такими же неумолимыми. Я держался. Я убивал их, пожирал, перекусывал. Не отдавал сокровища. Ни мнимого, ни истинного. Так текли сотни лет. Но и тут время неумолимо меняло окружающую действительность.
И вот передо мной стоит совсем новый персонаж. Его цветастая одежда, отсутствие брони меня тогда удивили. Дрожащие руки сжимали какую-то палку, которой он тыкал мне в морду. Похожа она была на древний энергетический жезл. Что-то щёлкнуло, вспышка, что обжигает кожу. Я успел тогда моргнуть и зрение меня не оставило. Горько-кислый запах серы и селитры. Я перекусываю стрелка…
Иногда они ходили группами. Тогда удавалось поиграть с ними. Устроить обвал, свалить камень на пару человек и долго гонять по коридорам оставшихся…
Они как-то меня ранили - отсекли палец на правой передней лапе. Попортили шкуру в паре мест своими огнестрелами. Но кровь моя загустела и уже не дарила аромата прошлого или я и они стали хуже чуять, возможно и то и то и даже одновременно.
А потом они перестали ходить. Хотя не так. В начале я почувствовал, что потерял связь с последним из своих сородичей, живущем где-то в глубине Медной горы. А потом пришёл мой последний витязь. Ничего особенного. Искатель приключений, таких в этом веке полно. Из дворян он был, даже представился, учтиво отвесив поклон.
- Араго, - поручик 8-й императорской конной батареи
Я смотрел на него немигающими глазами. Думал ли он, что я что-то отвечу? Вряд ли. Бой был с ним коротким. Даже немного скучным. Он выстрелил из пистолета (к тому времени я уже знал, что это такое), промахнулся, достал шпагу, но она оказалась бесполезной. Я запомнил его глаза надолго. Потому что пару сотен лет ко мне больше никто не приходил.
Вода всё также капала с потолка пещеры, солнце всходило и заходило. Потом прибавилось урчание, постоянное и днём, и ночью – где-то вдалеке по скользили корпуса самоходных машин, утлых по сравнению с древними, но всё же прогресс на лицо…
Приходили маркшейдеры, геологи, исследователи, археологи. От них удавалось спрятаться. Было ясно, что сожрать их реально. Но на поиски погибшего товарища обязательно придут. И не снова герой-одиночка с парой оруженосцев, а целая толпа, запечатлевающая всё на свои слабосильные приборы. Впервые становилось скучно, но не от того, что не было чем ебя развлечь. Нет, ощущалось, что я уже не охотник, а жертва. Но и ни не были охотниками, так какие-то бедствия, типа камнепада или сильного мороза, от которого приходилось зарываться глубже к горячим водным источникам.
А потом всё стихло. Только ветер шумел в ветвях, да камешки иногда посыпались с крутых склонов горы. И вот тогда стало тоскливо. Их больше нет, никого. Не дышит земля горячими людскими сердцами и всё остальное стало бессмысленно. Постно, холодно, одиноко. Мне оставалось вспоминать, хотя голод и уныние притупляло мой разум.

***
Неожиданно пустоту одинокого пространства прорезал звук шагов. Он разлетелся по коридорам, отразился от гор самоцветов и золотой маски августейшей персоны. Отразился от моего уха и заставил холодное сердце ударить лишний раз. Нет, я не был рад человеку. Я был рад возможности победить, насытиться.
Он явился передо мной. Ничего особенного. Простой. Тихо говорил. Но такая от него исходила власть, что бросаться и пожирать совсем не хотелось. Я хотел слушать. Я приготовился к историям. Вечным, уносящим меня в небытие, дающим меня поглотить вечности и одновременно с этим наполняющими меня этой вечностью. Образы и тени, что блуждали стой стороны моего окаменения проступали ясней и чётче.
Но говорил он мало.
- Я отпускаю тебя. Они ушли. И тебе пора уходить.
- Куда и надолго ли? - беззвучно спросил я.
- Пока не настанет всё Новое.
- А мои братья? И зачем я?
- Ты спрашиваешь каждый раз об этом. Ты и есть твои братья. Ты - чтобы они приходили к тебе. Без легенд мало питание сердцам и скоро кончится всё.
Раздался странный скрип, я повернул голову, это мой августейший сосед сидел на камне и кивал черепом, который оторвал от дна саркофага впервые за десять тысяч лет. И потом медленно кости поднялись и перенесли себя вновь в своё каменное ложе.
Наш собеседник тихо смотрел на своды грота, на смущённые и растерянные кости, на меня. Потом он встал и ушёл. А я свернулся, накрыв морду хвостом. И обратился в камень. Чтобы потом, когда всё начнётся вновь, если начнётся, обнаружить себя здесь.