Как оно было?

 
 Как только научился читать. Любил читать о войне. Особенно о той, на которой воевал мой тато. Просил его рассказать, что нибудь о ней той войне с фашистами. А он мне отвечал:
   - Сыну! Легче сказки рассказывать, чем о ТОМ. Что сам пережил. Я сердился на него. Другим мальчишкам рассказывают их тато дид а мои не хотели. Только подросши и тогда сам начал понимать: Война это не игрушка а война слезы, кровь, боль. В особенности, когда будучи в армейской командировке в Афганистане как авиавооруженник всего месяц. Но столько насмотрелся на то, что понял немного раньше после, почему тато не очень рассказывал а того что он видел. Того о чем пережил. Те ранения что получил и мне хватило. Я много книг перечитал, где авторы пытаются понять, кто виноват в той войне и своими словами пытаются обвинить того или иного. Нет! Обвинять я не буду и не хочу. Ибо и мой тато никого не обвиняли. Они вместе со своими друзьями по взводу охраны «Катюш» не искали виновных ни он Бессарабец, ни партизан белорус, ни кавказец с ним воевавший, ни другие кого он и позабыл малый в свои неполные восемнадцать лет солдат, той войны. Ни те, кто рассказывали мне о ней, той войне. Не обвиняли и жили, боролись воевали во имя мира на нашей земле. Вот по воспоминаниям их и родился мой сказ о них тех людях сороковых лет.
                Им и посвящается этот сказ.
 1941-й! Где то загремело, завизжало. Танки пошли на пограничные столбы. Немецкие грязные сапоги, ботинки топтали своими ногами нашу землю. Стрекотали автоматными очередями, по нашим красноармейцам Они подали от коварных выстрелов. Без объявление войны напавшие на наши мирные города и села.
     И в одном из черниговских лесов молодайка Мария, отправившая своего мужа только справившая свадьбу и один раз только переспавшая с ним, горько плакала, читая листовку в которой было написано готическими буквами:
«Рус! Бросай винтовку! Реж, стреляй жидов, командиров, болшевик! Эта листовка тебе будет пропуск. Сдавайся!» Она сквозь льющие из глаз слезы читала. Знала ее Виктор скорее, будет давить их нарушивших его семейную жизнь, чем подняв такую листовку сдастьса. Он у нее такой.
  Это, вспоминая в 1967 году через 36 лет после Победы рассказывала молодому Советскому солдату шедшему в самоволку в их село магазин, попросивший воды из криницы. А я пошел в самоволку, в это село. И  был остановлен женщиной на 20 лет старше меня и состарившая ожидая своего солдата из той войны. Мне стыдно стало от ее воспоминаний. С этого времени мы стапли как родные я с Черновицкой области на западе, СССР и она простая сельская женщина как моя мама с 1930 года рождения. Но моя мама того, что эта женщина пережила, не переживала, с Черниговщины. Оа стала навещать меня в части где я проходил курс молодого бойца и к ней в гости что она мне дорасказала о том, что она вынесла в той войне.
     Первого немца увидела когда они проехали на машинах. Мотоциклах по шляху в пять км от их лесного села .На шлях ее пригласила соседка комсомолка Женька на год старшей ее. Они прихватили барабулю, воды, сушеного табака, и  вышли на шлях подать при возможности нашим пленным, которых день и ночь гнали по шляху на запад в плен. Где то там далеко их ждал лагерь для военно пленных. Женька и там была, искала своего Толю с которым прожила год. А Мария с надеждой, что не увидит своего. Она не представляла своего Виктора пленным. Скорее убитым, валявшимся в окопах, чем пленным. Но, все равно шла. Видела изнущавших над нашими красноармейцами немцами.
 Шли изнуренные, раненые в тряпках замотанными с поникшими головами, робко поглядевшими на них стоящих, на обочине и пытавших подать шедшим картоплю или сухарь. А то и глоток воды. Боясь получить тычок, в спину винтовкой. Они же пленные, голодные бросались на клунки в руках женщин. Ребятишек, протягивавших в их сторону эти подачки. «Господи!» - тяжело вздыхала и вытирала глаза, из которых выбегали слезинки. А я смотрел на нее, сморщенное лицо, руки и седую голову. Что эта женщина видела? Даже представить себе не мог, много прочитавшего книг о войне и посмотревшего кино, будучи уже и завклубом сельского, в свои восемнадцать, как тато, лет. А она ко мне:
    - Угощайся сыну. И у меня мог бы быть такой сынок, если бы не загинул мой Виктор. - Меня удивляло, как она отзывалась о своем муже проживши с ним только несколько не дней а часов? А наши жены в  мирное время перебирают богом данным, мужьями! Это только в первые дни войны! А такое Наше село не видело немцев осень всю, и только когда зимой появились партизаны в наших лесах, зимой 41года. Немцы пришли в наше село. Озлобленные, обмотанные в женские, которые отбирали у нас тряпки. Они загыркали як ти грачи, на своей мове. И мы позабились по своим хатам, и смотрели в оконца, что они с нами сделают.
ПРОДОЛЖИЕТ СЛЕДУЕТ.