Тумбочка

Я уже точно не помню, как оказался тем вечером на квартире у своих знакомых. Мне обещали школьных друзей, но в итоге всех собравшихся я либо знал мало, либо вообще никогда и не хотел бы знать. Я давил из себя улыбку, по возможности вставлял свои пять копеек, чтобы не казаться совсем уж пустым местом и считал минуты до того, как смогу уйти. Причина возникла сама собой. В дверь постучали. Я вызвался открыть. На пороге стояла женщина лет 55.

— Здравствуйте.
— Здравствуй. А Витя где?
— Я тут, — из-за моего плеча, воскликнул он. — Что Вы хотите?
— Вить, спустись, пожалуйста, помоги деду тумбочку поднять.
Витя покачал головой.
— Мария Анатольевна, у меня гости. Как я их брошу?
— Ничего, я могу помочь!, — чуть ли не закричал я.
Спустились.
— Здаров!, — гремучим басом сказал дед и протянул мне руку, покрытую старческими пятнами. — Михаил.
— Здравствуйте. Костя, — представился я во время рукопожатия.
— Значит так, давай ты с одной стороны, я с другой — так победим!, — улыбаясь, предложил он.

Я окинул его взглядом — движения скованные, постоянно кряхтит и держится рукой за плечо. «Что-то с суставом, наверное» — подумал я. Тумбочка была совсем маленькой. Я решил попробовать донести её сам. Взмок, пока нёс, зато помог старикам. Было что-то в этом жесте помощи. Полезно иногда делать хорошие дела — на время перестаёшь чувствовать себя дерьмом.

— Воды хочешь? Может чаю? Маш, поесть нальешь?, — дед не мог найти себе места.
От денег я отказывался, а отпустить с пустыми руками он меня не мог. На тот момент времени, я последний раз нормально ел около суток назад, а тут суп, хлеб, сало. Я согласился.

— А где ваши дети?, — уплетая суп, спросил я.
— Сына в прошлом году схоронили — тромб оторвался, — пояснила Мария Анатольевна.
Дед замялся. Лицо его поморщилось. Глаза помокрели у обоих.
— Извините. Царство ему небесное.
— Ничего–ничего, спасибо. Кушай.
Я кивнул и упёрся взглядом в тарелку. Больше есть не хотелось.
— Спасибо вам, я пойду.

Я пожал руку Михаилу, так и не узнав его отчества, кивнул в сторону Марии Анатольевны и вышел на лестничную площадку.

Весна уже плавно переходила в лето, но без лёгкой курточки было прохладно. Я напялил её и стал медленно, ступенька за ступенькой, спускаться вниз. Домой идти не хотелось — слишком там тоскливо. Возвращаться на квартиру знакомых — тоже, слишком там гадко. Не успел я пройти и одного лестничного пролёта, как вдруг дверь квартиры, из которой я только что вышел, открылась.

— Тут ещё?, — почему-то прошептал Михаил.
— Да, а что?
— Подожди минутку.
Я замер в ожидании. Он надел свитер и вышел ко мне.
— Выпало, — он протянул мне пачку сигарет. — Угостишь?
— Конечно.
Закурили.
— Ты извини, что так получилось. Нельзя мужику плакать.
Я молча затянулся.
— Я ведь, ты знаешь, Афганистан прошёл.
Он немного отодвинул седые волосы на виске, и я увидел шрам длиной 7—8 сантиметров.
— Я должен был умереть, понимаешь? Но Господь распорядился иначе. Меня спас, а сына забрал, — дрожащим голосом, поделился он.
Михаил делал тяжку за тяжкой — пытался успокоиться. Я положил руку ему на плечо и был тысячу раз прав в тот момент. Он вмиг пришёл в себя.
— Ты заходи. Нам с бабкой скучно.
— Угу, — кивнул я, и побрел вниз.

Не желал я такого сближения. Очень уж я тогда был впечатлительный, как ребёнок. В одном из переулков, что недалеко от дома, меня вырвало. Я стоял, оперевшись рукой на угол хрущевки, смотрел на содержимое своего желудка и плакал.