Крёстный

… Крёстный… Да именно так звал Улаф того, на чьих улочках прошло его детство. Он вернулся, спустя много лет…

Улаф ступал медленно, осторожно, однако гулкое эхо, воскрешённое стуком каблуком его сапог о влажные булыжники пустынной мостовой уже потревожили чуткий сон Крёстного. Множество окон-глаз — внимательных, подозрительно прищуренных, подслеповатых — поблёскивая чисто вымытыми, запылёнными, кое-где треснутыми стёклами, внимательно приглядывались к нежданному гостю, дерзко осмелившемуся нарушить сладкий предрассветный покой. Однако старик-Крёстный продолжал дремать, мерно попыхивая закопченными кирпичными трубами на покатых черепичных крышах, выпуская облачка сероватого дыма в хмурое, покрытое низкими тучами осеннее небо.

«Ничего, – думал старик-Крёстный, поскрипывая ржавыми петлями дверей двух-трёх развалюх на окраине, – ещё рано, можно немного поспать. А с гостем я успею разобраться позже...»

Улаф усмехнулся в усы: он узнавал своего давнего друга.