Записки из-за бугра - 1. Язык

На этот раз "боинг" был набит под завязку. Я протиснулся на свое место в конце салона для курящих и с трудом затолкал под сиденье ручную кладь в виде пары блоков Milde Seven, бутылки дорогого виски для Никитича, всегда встречающего меня у трапа в Шереметьево, и разных нью-йоркских безделушек, в спешном порядке набранных в "дьюти фри" шикарного терминала Delta бескрайнего аэропорта JFK.

По установившейся традиции мы с Женькой пообедали в "зеленом" ресторанчике, столь любимым улетающими в Россию по той причине, что заказать и оплатить надо было только изумительно приготовленное мясное блюдо, а все остальное - салаты, бульоны, сыры, овощи и даже пирожные - входили в его стоимость. Так как доступ к бесплатным лакомствам был совершенно неограниченным, то посетители изо всех сил боролись с этой вопиющей бесхозностью и непродуманной ценовой политикой. Неподалеку от нас пировали пятеро совершенно одинаковых мужчин с каменными лицами, в которых по ондатровым шапкам и присутствовавшему на столе гигантскому ассорти из халявы и литра "Абсолюта" однозначно угадывались соотечественники.

Частые десятичасовые мучительные перелеты через океан постоянно ставили задачу убийства времени, проводимого в малоудобном для столь длительного полета кресле эконом-класса. Правда, когда я улетал из родного Шереметьево, Никитич, многозначительно переговаривал с девочками на регистрации, после чего я оказывался в "бизнесе", где первые два часа отбивался от стюардесс, убеждая их, что ни в каком виде не употребляю спиртное и знаю, что за него не придется платить.

Почему-то почти никогда не приходилось и поболтать с попутчиками, - отчасти от того, что мои путешествия почти всегда проходили вне сезона, когда самолеты заполнялись едва на треть и люди рассаживались поодиночке, а, отчасти, от моей нелюбви к дорожному общению.

Сейчас моей соседкой оказалась красивая, светловолосая женщина лет тридцати пяти, одетая по-дорожному аккуратно и продуманно и расположившаяся у иллюминатора с журналом в руках и пачкой Marlboro Lights на откинутом столике.

Самолет вырулил на взлетную полосу и занял место в хвосте длиннющей очереди таких же "боингов", ДСов и А300 , готовящихся к старту. 767-й долго разгонялся, нехотя и тяжело оторвался от земли и, ворвавшись в облака, скрыл от нас, уже ставшие игрушечными, картонные домики Лонг-Айленда...

- Чем занимались в Америке? - поинтересовалась попутчица после долгого взаимного молчания.
- Летаю туда-сюда. Покупаю и перегоняю в Россию машины. Надо как-то жить, - ответил я.
- Хороший бизнес?
- Пока – да. Но постепенно он себя изживет… К счастью, это не основная профессия… А Вы живете в Америке?
- Нет. Я так работаю - полгода в Америке, полгода - в Москве.
- Кем, если не секрет?
- Никаких секретов. Я занимаюсь филологией. В частности - английской и американской литературой. Сейчас пишу докторскую...
- У вас, наверное, выдающийся английский!
- Хороший, - улыбнулась она и протянула руку. – Елена.

С Леной мы проболтали до посадки. Оказалось, что для того, чтобы продолжать работу над диссертацией в своем родном умирающем институте, она ежегодно уезжала на заработки в штат Вермонт, где преподавала в школе русского языка, открытой живущим там потомком российских князей, старающимся сохранить первозданные истоки нашей речи. Русский учили американцы, которых Лена явно недолюбливала, не понимая - зачем он им нужен.
- Понимаешь, выучить русский, чтобы читать в оригинале Пушкина или Толстого, они не смогут никогда. Русский настолько богат идиомами, настолько не поддается конструктивной логике, настолько сложен и многообразен, что дальше разговорного они вряд ли уйдут. Учатся богатенькие тетки и дядьки, пенсионеры, причем исключительно для того, чтобы в будущей турпоездке в Россию суметь узнать сколько времени или как пройти на Красную площадь. Что - английский! В основе – он консервативный и простой... Многие английские и американские писатели в русском переводе читаются интереснее, чем в оригинале!

Сев на своего ученого конька-горбунка, Лена вываливала и вываливала на меня горы информации, в которых я постепенно тонул, как "Титаник". К середине полета я был уже убежден, что нам достался самый лучший в мире язык. Со своим мумбо-юмбовским английским мне трудно было оценивать его бедность или богатство, но Лена на примере Джека Лондона, Агаты Кристи и даже Селинджера разнесла English в пух и прах, обвиняя всемирно известных и почитаемых мной писателей и в недостатке лексики, и в косноязычии, и даже в "сумбуре построения фраз"...

...Об этом разговоре в воздухе я вспомнил, потому, что меня всегда удивляло быстрое расставание наших людей, перебравшихся на берег Ист-Ривер с тем хорошим, что есть в нашей культуре – с музыкой, искусством, историей. И с языком. Даже если не идеализировать восторженные дифирамбы филолога, то надо признать, что язык-то у нас действительно "богат и могуч". В интернете, в конференциях, где общаются между собой русские, меня коробит от "сорри", " плиз" и "хай-бай". Что это - обыкновенный выпендреж, но перед кем и ради чего? Необходимость или удобство? Сомнительно... Неумышленное пренебрежение собственной культурой или осознанное стремление к культуре чужой?

В Нью-Йорке в среде эмигрантов эта страшная смесь из русского языка, наполненного абсурдными американизмами, первое время просто выворачивала меня наизнанку.
Когда бывший директор магазина в Медведково, а ныне развозчик запчастей Фима Лахман рассказывал, что он "делал деливери юзаного партса с восемьдесят пятой, форифайф минут пробираясь через констракшн и траффик и не получил за это хороший тип" мне хотелось крикнуть:
- Фима! Ну, черт с тобой, ты уже не живешь в России - так говори тогда по-английски!

Но бедный Фима не может говорить по-английски. Он не умеет говорить по-английски! Меня познакомили с парнем, приехавшим три года назад из какого-то Мухосранска, и он представился Гарри. Когда я его дважды назвал Игорем, он насупился и поправил меня – я Гарри!
Меня так и подмывало сказать ему - да будь ты среди американцев хоть Биллом, хоть Клинтоном, но прежде чем поправлять меня, такого же русского - посмотри в зеркало на свою рязанско-калужскую физиономию или, если хочешь, фейс и подумай: стоит ли при мне "становится в шестую позицию и надувать щеки", как это успешно делал "отец русской демократии", выпрашивая милостыню у входа в Провал?!

Согласен, что есть вещи, которые просто необходимо называть общепринятыми американскими словами, но коверкать слова "мама" и "папа", это, извините, в моей голове до сей поры уложиться не может. Не выучив английский - забыть русский. Так можно стать немым.

К счастью, химера американского суржика проникла не во всех наших соотечественников. Многие, даже приехавшие в Штаты семь-восемь лет назад, не заразились этим вирусом и говорят нормально - когда надо - по-русски, когда надо - по-английски. Мой друг Женька, который тоже не попал под это повальное убожеское влияние, как-то сказал мне:
- Просто очень многие хотят стать американцами больше, чем им этого отпущено, и быстрее, чем они этого заслуживают...

...Самолет пошел на посадку.

- Ну, вот мы и дома, - Лена погасила последнюю сигарету, и добавила: - Наконец-то я спокойно поработаю.
"Интересная жизнь,- подумал я, - человек летает в США, чтобы учить русский и возвращается в Россию совершенствовать английский"

...Никитич заключил меня в объятия на глазах пограничников и, потащив к выдаче багажа, начал тараторить новости, а я ловил себя на мысли, что испуганно ожидаю от него нечто вроде - "сейчас пройдем кастом, дринькнем кофейку в ВИПе и подрайваешь домой делать слип..."

NY - Москва, 1996 год