Как Мяконький уезжал в дальние страны

Однажды  Тигра проснулся утром, и увидел перед собой грустную мордочку Мяконького, который сидел у него на передней лапе.
Тигра вопросительно посмотрел на своего маленького друга.
— Знаешь, Тигру, — сказал Мяконький, —Сегодня я уезжаю…
— Куда? — спросил Тигра.
— В дальние  страны… — задумчиво ответил Мяконький. — Я уже и вещи собрал.
И действительно, возле старого пня уже стоял наготове его жёлтый сундучок, с которым Мяконький обычно путешествовал.
— Ты едешь один? — уточнил Тигра.
— Конечно, — ответил Мяконький. — Мне надо поскучать. Ведь я так давно не скучал по тебе. Со вчерашнего дня.
— Хорошо, — согласился Тигра, зная, что спорить с Мяконьким бесполезно. — Когда ты уезжаешь?
— Через час, — ответил Мяконький. — Ты меня проводишь?
Вместо ответа Тигра нагнулся и легонько взъерошил носом плюшевую макушку Мяконького.
Мяконький позавтракал сухариками, а Тигра сказал, что ему не хочется. Чика, словно что-то ощущая, вёл себя немного странно: не бегал и не прыгал, а смотрел на Мяконького.  После завтрака Мяконький забрался со своим дорожным сундучком на Тигру,   и друзья вместе с Персиком отправились на железнодорожную станцию. Чика кружился над ними, то улетая вперёд, то возвращаясь обратно.
На станции Персик купил в кассе билет Мяконькому до Малахитовой горы и вернулся к Тигре. Молча подождали на платформе несколько минут и, наконец, пришел весёлый разноцветный паровозик. Он пыхтел и свистел от нетерпения, ему хотелось бежать дальше:  вдоль заманчивых опушек леса, забираться на холмы и пригорки,  поросшие диким вереском,  и спускаться в цветущие долины, оглашая окрестности задорным басовитым гудком.
Персик и Тигра  расцеловались с  Мяконьким. Чика вспорхнул, но Мяконький строго посмотрел на друга:
- Чикуша, ты не поедешь.
Чика что-то обиженно заверещал, запищал, взъерошив пёрышки. Но Мяконький был неумолим:
- Ты остаёшься нахранять Тигру!
Чика замолчал, отвернулся и нахохлился.
Мяконький  подхватил свой сундучок,  показал билетик зайцу-проводнику и полез в вагончик. Через минуту грустная мордочка Мяконького появилась в окошке.
Паровозик свистнул, Мяконький махнул платочком, и  поезд помчался вперёд.  Он всё уменьшался и уменьшался, а Тигра, Персик и Чика  продолжали смотреть ему вслед.
Затем друзья отправились домой.
На поляне было всё по-прежнему: также цвели травы, так же отбрасывал широкую тень могучий дуб, и наперебой пели птицы. Лишь возле раскрытой дверцы старого пня, стоял забытый Мяконьким полосатый зонтик.
Тигра лёг и до ночи пролежал неподвижно; Персик качался в кресле-качалке и делал вид, что читает энциклопедию; А Чика уселся на спинку кресла-качалки и закрыл глазки.
А с Мяконьким происходило вот что.
Он впервые в жизни ехал один в купе, без Тигры,  и смотрел в окошко, а  весёлый паровозик всё наддавал и наддавал ходу. Мяконький думал про своего Тигру,  подпирая лапой щёчку.
Проходил час за часом, а паровозик бежал и бежал. Одна станция сменяла другую. Очнулся  Мяконький от окрика Зайца-проводника:
— Через пять минут остановка — Земляничная поляна!
Мяконький достал свой жёлтый сундучок из-под сиденья, и  когда паровозик остановился, Мяконький решительно вышел в тамбур.
— У вас же билет до Малахитовой горы? — удивился заяц,  — это не ваша остановка!
— Моя, — пискнул Мяконький и спустился на траву.
Медленно садилось солнце. Мяконький отыскал тропинку среди ромашек, васильков и мать-и-мачехи, и, вдыхая аромат трав, направился к гостинице «Теремок», стоящей на опушке леса.
Это был расписанный узорами резной  домик, с высоким крылечком, которым заведовала хозяйственная мышка Поля.  Мяконький выбрал комнатку с видом на лес и убегающим изгибом железной дороги.
Мяконький открыл окошко, вдохнул аромат хвои, и полез за сухариками в сундучок, но сиреневого холщового мешочка на месте не оказалось: от расстройства, Мяконький забыл  его в кладовой.
Тогда Мяконький отправился за ягодками. Он набрал целую кружечку земляники, вернулся в номер  и поставил её на подоконник.
Затем Мяконький  походил несколько минут,  съел самую маленькую ягодку, достал из сундучка карандаш и свою записную книжечку и положил на подоконник.  Мяконький долго думал, глядя на темнеющие ели и бегущую вдаль ниточку железной дороги,  а затем вырвал листочек и стал писать.
А так как Мяконький совершенно не владел грамотой, то он просто выводил причудливые «корябушки», которые напоминали ему слова.
Когда он исписал почти три четверти странички, одна его крохотная слезинка упала между строчек.
После этого, Мяконький решил больше ничего не писать и вывел внизу букву «М», единственную, которую знал.
В комнате потемнело, а в небе загорелись первые звёзды.
   Мяконький долго-долго смотрел на них. И вдруг среди тишины, он услышал знакомые звуки, которые не мог перепутать ни с чем — это был свист совы Ярушы!
Мяконький пригляделся и увидел летящую к нему Ярушу. 
Мяконький радостно пискнул, забрался на подоконник, и бросился в объятия своей любимицы, усевшейся на раму.
Рядышком стояло накрытое лукошко.
Яруша заклекотала, прижимая к себе крылом хомячка.
Через минуту Мяконький  немножко успокоился, шмыгнул носом и спросил:
— Ты откуда? 
Яруша ничего не отвечала, молча поглаживая Мяконького крылом, лишь  сняла платок с лукошка, в котором оказались Тёнины жареные блинчики, сиреневый мешочек с ванильными сухариками и любимая бутылочка Мяконького с компотом. Мяконький молча смотрел на всё это богатство.
— Уже поздно, тебе пора ужинать, — сказала Яруша. — Приглуши немного свет, он режет мне глаза. 
Мяконький спустился вниз, убавил свет, и снова залез на подоконник. Он облизнулся и с аппетитом принялся за еду. Вскоре его щечки стали плотными и округлыми. Вдруг Мяконький перестал жевать, замер и спросил:
— Же как ты меня нашла?
И яруша поведала следующее.
Когда Мяконький решил ехать, Персик сделал условный знак Яруше, та проснулась, и полетела за ними.
А когда поезд отправился, Яруша  долетела до последнего вагона и уселась на козырьке.
Но совершенно непривычная к дневному свету, Яруша проспала станцию, где сошёл Мяконький и очнулась только через два часа. Однако, по прибытию к Малахитовой горе, Яруша с удивлением не обнаружила Мяконького среди пассажиров. Тогда Яруша отправилась к проводнику, всё выяснила, и отправилась в путь.
— И вот я здесь… — закончила Яруша.
Мяконький внимательно слушал, продолжая набивать щёчки.
Яруша  взяла листочек с подоконника и углубилась в чтение.
— Ты там мичиво не поймёшь, — сказал Мяконький. 
— Напротив, — возразила Яруша,  здесь всё очень ясно написано.
— Не может быть! — удивился Мяконький. — Сё понятно?..
— Конечно, — подтвердила Яруша, и принялась  читать вслух:

Дорогой Тигра!
Я так безразмерно тебя… что это не влезет ни в один сундучок!
Путешествие было длинным, хотя мне очень понравилось смотреть в окошко и думать о тебе, Чике, Тиле, Тёне, Персике и сех наших.
А потом я приехал в далёкую страну и поселился в резном «Теремке». Меня очень тепло приняли. Я сразу же сем показал нашу с тобой мотографию.
Я очень скучаю по тебе, Тигру. Скорее приезжай. Я набрал тебе кружечку земляники. Ночень нароматная!
Мяконький

 Мяконький перестал жевать и уставился своими изумрудными глазками на Ярушу:
— Как это ты сё так прочитала?
— А ведь Тигра сейчас очень скучает по тебе — ответила Яруша и добавила:
— И скорее всего не спит. Ведь он не почесал тебе на ночь лапку…
Мяконький прикрыл глазки и протянул:
— да! Мот это дела…
— Полетели домой? — предложила Яруша.
Мяконький бросился судорожно собирать вещи.
Через минуту жёлтый сундучок поместился в  лукошко, Мяконький сбегал к Поле, чтобы проститься, и, вернувшись, забрался в лукошко. Яруша, крепко зажала ручку корзинки, и, невысоко поднявшись над лесом, полетела в Деревню, Которой Нет. Мяконький грустно смотрел на звёзды, потом улёгся  и незаметно уснул.
А рано утром, когда первые лучи солнца только-только осветили землю, так и не заснувший Тигра, заметил летящую со стороны реки Ярушу.  И не успела она приземлиться, как Мяконький выпрыгнул из лукошка прямо в Тигрины лапы.
Он так долго прижимался к Тигриным усам, что Яруша, вспорхнувшая в дупло, успела задремать.
Мяконький сбегал поцеловать Персика с радостно заверещавшим Чикушей, и, вернувшись,  улёгся возле Тигриного уха. Друзья долго молчали. А потом Мяконький задумчиво сказал:
— Знаешь, Тигру, я больше не поеду в дальние страны…
— Почему? глухо спросил Тигра.
— Лучше я буду скучать дома. Сё-таки так спокойнее для тебя…