Пасха в Софьинке

   
     Из сборника "две малых родины".

Итак, о втором (а, скорее всего о первом по значимости) псразднике в Софьинке – пасхе. По -софьински – паске.
В Софьинке (хотя она называлась селом, а не деревней) не было своей церкви.
Как, впрочем, и в районном центре – Панино.

Ближайшая, работающая церковь была в посёлке Анна, в 30-ти километрах по железной дороге. И, хотя почти в каждом доме был оформлен иконостас, где по церковным праздникам горела лампада, население, особенно молодёжь, не было особенно религиозным.
Хотя где-то интуитивно (мало-ли что!), среди пацанов клятва: «Вокруг церкви обойти – отца матрю не найти!»,- считалась железобетонной.

Честно Ленинское, честно Сталинское – это почти 100% - я клятва. Честно пионерское - туда-сюда. Ну, а простое честное слово – это, вообще, не серьезно.

Итак, подготовка к празднику начиналась задолго до самого праздника.
По весне начинали более менее регулярно нестись куры.
Хозяйки начинали сберегать яйца к Пасхе. Когда приходил к нам мой друг Толик Попов, он (на соответствующий вопрос моей мамы) сообщал, например, что его мать набрала и уложила в ларь по семь яиц на каждого члена семьи.

Яйца собирались не только (а я бы сказал, что не столько) как традиционная еда на Пасху, а как инструмент для традиционных боёв молодёжи яйцами.

Моя мама наскоро красила пасхальные яйца чернилами. Жене коммуниста не то, чтобы запрещалось, но, как бы, не поощрялось в открытую способствовать распространению «опиума для народа»,
Хотя и нормально крашенные яйца и куличи (в Софьинке их называли паской) у нас всегда были. Давали благодарные соседки.

Рано утром, хотя не столь рано, когда, по поверьям, солнышко пляшет на Пасху при восходе, мы – пацаны, как и взрослые ребята, набирали по два кармана яиц и шли к месту схваток.

Бои происходили по стандартной схеме. Сговор, визуальная проверка подлинности яиц (вдруг из мела или деревянные) и битва.

Оставлялась малюсенькая дырочка, чтобы предотвратить удар не строго по центру, а чуть сбоку и, собственно, не сильный удар.

В Софьинке бились «без отдачи». Так что когда у нас заканчивались не битые яйца, мы возвращались, и тётя Саня (Толикова мать) меняла их на целые.
 И всё с начала.
Особенно врезался в память один случай.
Не успели мы ещё даже выдвинуться в сторону площадки, где традиционно собирались участники битв, а это метров 300-400, как уже разнёсся слух, что Колян (парень лет 18-20-ти) с хавского края села всех побивает своим битком.
 
С ним уже никто не хочет биться.
Пока мы дошли, пока старшие ребята наскоро покрасили чернилами сырое яйцо (считалось, что оно крепче варёного) и уговорили Шураню Шеменёва сразиться, прошло время.

Всё на месте. Шураня подходит к Коляну и предлагает сразиться. Тот ничего не подозревая подставляет свой знаменитый биток.

Шураня со всей дури бьёт своим сырым яйцом. Яйцо растекается по руке Коляна.
Далее картина. Колян в ступоре несколько секунд смотрит на руку, потом с криком: «Ах, ты гад»,- хватает Шураню за шкирку и этим самым яйцом « умывает ему морду».

Никто из подстрекателей за Шураню не вступился. Во первых - явно не обещали, во вторых осознавали, что Колян – прав. Ну, а главное, от Коляа можно и самим схлопотать.

Шураня немного, для приличия, похныкав, вытер «морду» картузом и всё продолжалось. Биток Коляна выдержал ещё несколько сражений и разбился.

Картуз (фуражка) – это универсальный атрибут одежды в то время не только в сёлах, но и в городах.
Никто из мужского населения не мог представить себе, что весной, летом или осенью можно выйти из дома без картуза. Для пацанов – тем более.
Защищает от зноя и дождя, когда жарко - можно набрать воды из пруда и попить. Голове потом - прохладно.
А ловить мяч, при игре в лапту!
А отнести деду Кондрахе пол- картуза яиц, а взамен принести целый картуз падалиц Мичуринки и Белого Налива!
Вытереть пот со лба! Да, мало-ли что!

Но, к основной теме. Взрослые на Пасху разговлялись (и те, кто не постился) холодцом с квасом, яйцами, куличём (паской), ну и другой праздничной едой. Выпивали самогонки. Брали с собой яиц, паски и самогона и шли на кладбище, помянуть усопших родных и пообщаться со знакомыми из других посёлков.

Я и сам примерно в шестом классе впервые серьезно выпил самогонки на Пасху. Пока не было взрослых, мы – четверо пацанов, и все – голубятники распили бутылку самогона, запьянели стали утешать одного, у которого по слухам, знакомый же пацан из соседнего села (Сергеевки), якобы выкрал знаменитого Рябого -вертуна.

« Да что же, если бы он попросил, ты не отдал бы ему этого голубя?!», - причитали мы.
Хотя все знали, что не отдал бы.
Знали, что не попросил бы, так как тоже знал – что не отдаст.

Мы сами для улучшения породы обменивались только голубиными яйцами, при совпадении сроков высиживания птенцов соответствующими парами голубей.
Эпизод, упомянутый только что, не означает, конечно, что после этого я начал «пить горькую», но какой-то опыт – приобрёл.