Коммуналка

            История эта действительна имела место быть, эта дивная история, почти что настоящая. И как говорится не переключайтесь, дальше и особенно ближе к фингалу… финалу будет ещё интересней. Просьба не идентифицировать эту историю с автором и не примеривать к нему. Эту историю мне рассказал сам досточтимый Порфирий, а я с его разрешения её немножко разукрасил.
            Вот говорят коммуналка это дескать плохо, это мусор из квартиры вон. До коммуналки Порфирий жил хорошо, не жаловался. А вот когда купил комнату понял все прелести людей, которых возможно бы век не знал. Один знакомый Порфирия, когда тот ему похвастался, что купил комнату сказал, нагло убив весь его оптимизм: - Хорошего мало! И даже не разделил её, радость, нисколько: - Я говорит её коммуналку хлебнул по уши. Порфирий намекнул: - Да я там жить не буду, может сдам. На что знакомый сказал: - А без разницы! По полной! Так и вышло.
           Порфирий нёс своё имя честно, гордо, и не оправдываясь ни за прошлое, ни за настоящее. Себя Порфирий считал почти Порфирородным, ну то есть царских кровей. Но так в жизни бывает, мы о себе думаем одно, а кто-то о нас думает другое. Или вообще не думает, ты просто встаёшь у него на пути, или появляешься внезапно, и загораживаешь другому дорогу, или подступы к ней. Или просто как ненужный штакетник-забор торчишь перед чьими-то глазами. Неважно, важно другое вот и Порфирий, не желая того, оказался в этой игре. Порфирий актёр больших и малых театров, и даже погорелых. При всех своих незаурядных талантах ни в одном театре он не работает, и так перебивается антрепризами, съёмками, детскими спектаклями, утренниками, корпоративами, аниматорством. Порфирий действительно талантливый актёр, но ни одна работа не тянет за собой, как ниточкой наработанный успех. После каждого мало-мальски интересного проекта он опять ищет куда бы пристроиться. Он, Порфирий, очень яркий, очень заметный, он не на подыгрыше, он даже не в своём проекте становится ведущим, главным. Таких хвалят. Но не любят и дальше не зовут. Наш Порфирий иногда подолгу грустя, и ожидая новых проектов, мозоля глаза и имэйлы, трудясь в поте лица и пальчиков рассылкой электронной почты (да, сейчас почти уже всё так). Все его знают, но никуда не зовут, для многих ткачих, уборщиц, поварих, которые стали агентами и кастинг-директорами он… фрик. Да, человек, обладающий ярким сочным харизматичным амплуа, что-то между Луи де Фюнесом и Пьером Ришаром, Гариным и Смоктуновским – для дорвавшихся до искусства поломоек – фрик!
           Но Порфирия просто так не собьешь с пути. Управляет гороскопом и знаком зодиака у него божественный Юпитер. А это что значит? Это значит, что он бывает везучим. Везение порой после долгого ожидания выскакивает неожиданно из-за угла. И пусть кусают руки соперники, выклянчивающие крохи у Мельпомены и Меркурия, вся эта ненавистная бездарная голодная зима, как он их ласково называет. Порфирий порой отхватывает жирные куски. И пусть опять долгий период нет ничего, победа греет и делает Порфирородным, а с этим жить легче и вкусней, и азарта больше. Побегав по рекламным кастингам и антрепризкам, Порфирий тихой сапой поднакопил денежек. Не отказывая себе в апельсинах и шампанском (в данном случае Порфирий не пьяница), но придерживая накопленное стратегически, он купил комнату в среднем Подмосковье. И был этому рад. И думал это навечно, ну может быть когда-нибудь и очень-очень не скоро он что-то сможет купить повкуснее. – Вот это взял, а на остальное попробуй заработай, - думал Порфирий. 
           Надо сказать Порфирий был категорически против кредитов, ипотек, а тогда они так исподволь потихонечку в отношении граждан начинали вкрадываться поганенько в жизнь, ротик открывать и сбивать с толку доверчивых граждан, мечтающих на халявку пожить. Нутром чуял, что это не подарок, а твоё личное ограбление и рабство. Живи так на сколько зарабатываешь и не забывай созерцать природу. Комната в Подмосковье была большая 19 квадратов, но в трёхэтажном доме 1947 года рождения. Старая штукатурка под обоями немножко сыпалась и устраивала лёгкое шуршание, как летний дождь. Но буквально через полгода о нём вспомнили в прошлой рекламе, в которой он снимался года три назад, сняли видеоряд для ТВ и тут же предложили эксклюзив. У Порфиши глаза на лоб полезли, когда агентша сообщила цену. Вау!!! Это было невероятно. 40000 тысяч долларов, по тем временам в рублях миллион. Ну, вот так не думая, не гадая, Порфирий на радостях и замахнулся на комнатку в Москве. И даже не верил, что это вот так возможно. Но карты шли в руки, по деньгам всё сходилось. Он быстренько продал комнату в Подмосковье, которую надо сказать тоже сдавал и сложив денежки приобрёл комнату в Текстильщиках рядом с метро. Продажей занималась риэлторша, которая сказала: - Нам нужен покупатель, который сам не будет жить, а будет сдавать. Потому, как вторая комната принадлежит мне, и я её сдаю. Соседи у нас в семнадцатиметровой комнате не очень, мне нужны союзники. Порфирий был согласен сдавать, так как снимал рядом уютную квартирку и переезжать из неё не хотел. 
           Почти двенадцать лет Порфирий свою любимую, приобретённую за честные трудовые денежки комнату сдавал. И сдавал не от хапужничества и накопительства, а ради того, что сам снимал рядом в кирпичной хрущёвке квартиру однушку. С этой снимаемой квартирой он, как-будто сросся, и купив комнату 12 квадратных метров в трёшке с так называемой чешской планировкой на четвёртом этаже в четырнадцатиэтажном доме, переезжать в собственные законные «хоромы» не хотел. Порфирий закупил в комнату новую мебель с нуля, поискав конечно же милые скидочки чтобы просто так ни за что не переплачивать (а смысл какой, и так цены частенько у бизнесменов заломлены). Приобрёл угловой шкаф с зеркалами для одежды, диван «Кэтрин», обшитый очень приличным зелёным гобеленом и тремя подушками, похожих на зелёных свинок. А также стол-книжку, подставку-тумбочку с двумя ящиками под телевизор, стул изящный, табуретку и холодильник, который поставил в коридоре. Шкафы для продуктов и для посуды на кухне уже были, подарок от соседа Виктора Михалыча, который с женой Надеждой Алексанной, той самой риэлторшей, тоже комнату рядом сдавали. Не было только кухонного стола, но соседи опять же пока разрешили пользоваться своим, так как их жиличка-квартирантка была скромная и на кухню носа не казала.
           Как я уже сказал Порфирий временами был на редкость удачлив, тоже было и в отношении квартирантов. Если у соседей старичков жильцы менялись со скоростью ветра и порой выматывали пожилых людей, то у Порфирия только первый год они менялись друг за другом. Но аккурат первого мая риэлторша Наталья ему привела Ольгу, которая передала потом сама комнату Инэссе, которая прожила в ней восемь с половиной лет. Конечно, это не значит, что Порфирий только денежки получал, нет не так. Квартира требует вложений и приходилось приходить и решать совместно какие-то вопросы, равно как и общий ремонт и частичный, но в целом Порфирий, что самое главное был лишён этого нудного поиска жильцов, да и всей этой чехарды. Инэсса была работящая и довольно смирная девица из какой-то деревеньки из-под Орла.
           Ну, вот время, как говорится, пролетело как один миг, его ни в сказке сказать ни пером описать. Прискакал какой-то неведомый вирус, все в него дружно поверили, накидали запретов и ограничений, а ещё и по домам людей засадили. Работы стало меньше, а может и вообще почти не стало. Порфирий только и отбивался: - Здесь за квартиру за следующий месяц заплатить денежки надо наскрести, а там бы только квартирантка не съехала и денежки вовремя заплатила, ой-ой-ой. Вот он все денежки сложит и за хату заплатит. Здесь снимаю, там сдаю. Выдохся Порфирий. И надо бы ему в комнату к себе переехать и делов-то, но нет, привык Порфирий жить один в квартире сам себе господин. А там в коммуналке дюже неприветливые постоянные жильцы, хозяева своей комнаты. Они как церберы, и злые ещё как собаки.
          Так тянул лямку на безденежье Порфирий до конца года пандемичного, и в аккурат за неделю до нового года, выбрала ж время, его квартирантка Инэсса Улетягина ушла на свободный полёт, объявила что после восьми с половиной лет проживания она съезжает: - У меня работы прибавилось, дела пошли в гору, мне комната стала мала, да и коммуналка надоела. У Порфиши дела никак не идут, ни звонка, никому не нужен, как-будто все забыли, а у этой стрекозы дела попёрли. Пожелав Улетягиной всего хорошего, Порфирий приуныл крепко. К горлу подступила коммуналка, она стала его душить. Горько стало Порфише, что он за все эти годы ни на что не заработал кроме комнаты и вот час расплаты за беспечность настал. Он обманывал себя, что живёт припеваючи в своём чудесном мирке, наскоро забегая брезгливо и немного с испугом, от отталкивающей внутри от соседей энергетики. Забрав деньги или решив бытовые насущные по ходу возникающие вопросы, выходя из квартиры, выбегая из подъезда чувствовал неимоверное облегчение и что он снова на свободе. Так не хотелось ему дольше оставаться в этой квартире. И с другой стороны, он видел, что постепенно накапливаются бытовые вопросы по поводу неправедно занятыми нелюбимыми соседями из большой комнаты части ему принадлежащей общей площади. Он им намекал на это, но до разборок и требований явных не доводил, понимая, что сдаёт и лучше не ворошить гнездо.
           Порфирий видя, что денег на съём квартиры у него лишних уже нет, смурел по мере того, как понимал, что переезд неизбежен день ото дня.
           Та жизнь оказывается была вся эфемерной, лживой, надуманной. Надуманное спокойствие надуманное благополучие, надуманный успех. Порфирий созерцал жизнь. Как стрекоза пропел всё лето, тут лютая зима катит в глаза. Кое-как по быстренькому подложив себе на дальнейшее соломку, он скоренько надел розовые очки и «забыл» о правде. Но правда ему напоминала о себе уколами «а что будет если придётся жить в комнате» или «когда-нибудь я буду жить в своей комнате». Мама родная, - кричало всё внутри Порфирия, - нет никогда, мне сейчас вот так хорошо. Не надо об этом думать, прочь, прочь дурные мысли. Ну, а потом может на квартиру накоплю. Но час икс наступал. Он приближался неумолимо. В январе Порфирий пытался через риэлтора и сайт недвижимости искать жильцов, но они упорно не находились. Друзья и родственники толкали Порфишу к переезду в какую-никакую, а всё ж свою комнату. – И хватит платить за съём! – кричали все ненавистные сердобольники хором. Продолжая искать квартирантов, он всё-таки медленно начал готовить скарб к переезду. Скарб за восемнадцать лет оказался не нехитрым, а очень хитрым. Объявив хозяину, бывшему ударнику группы «На-на», что он съезжает Порфирий пошёл в атаку на своё имущество, дав себе две недели на сборы. Пусть медленно, но верно, надо всё барахло вместить в комнату, используя коридор в трёшке и антресоль. Упустим, как он собирался, проклиная вещизм, тряпизм, обувизм, посудизм, стаканизм, банконизм (банки под варенье). Временами у него начиналась истерика, проступали слёзы, потому что конца и края не было видно. Собрав за неделю четыре машины легковых, он, думая, что большую основную часть вещей собрал, и теперь останется потихоньку самая малость, грубо ошибся, стрижка только началась. Благополучно набрались ещё две машины и на сдачу ключей, попросив бывшего хозяина подбросить с одной сумочкой и с мешком, вдруг машина была забита до отказа, четыре сумки и три мешка.
           Вся дальнейшая история, к которой мы потихоньку подбираемся, произошла ровно в месяц и как здесь не сказать «воистину пути господни неисповедимы».
           Первого февраля, завезя оставшийся скарб, Порфирий пошёл на поселение в собственной комнате и отчасти в частях квартиры. Времени у него было предостаточно на устроение на новом месте проживания в собственной квадратнометровой площади. Занося оставшиеся сумки, Порфирий увидел мирно готовящих обед в понедельник Марию Виталяновну и её дочь 36-ти летнюю Анчутку. Поздоровавшись, пытаясь в очередной раз найти общие точки в худом мире с сособственниками и соседями по коммуналке и сказав: - Какой божественный запах! В ответ получил глухое молчание Анчутки и еле слышное ехидное «здрасьте» от Марии. Надеясь что всё-таки за двенадцать лет что он сдавал комнату, что они всё же не такие плохие и просто немного замучены коммуналкой, Порфирий подумал что со своим чувством дипломатии и приспосабливаемости Иудушки Головлёва он растопит огрубелые сердца этих милых женщин, матери и дочери, живущих здесь с самого начала строительства дома и получения своей комнаты. Порфирий склонен к миролюбию, хотя страдает определённой долей казуистики и иезуитства, но главное он уверен его личного желания добрых взаимоотношений и стремления к гармонии достаточно, чтобы проломить самые твёрдые, упорные и закоснелые в злобе лбы и души. – Ничего, они будут на моей стороне, - думал Порфиша, - они меня уже почти любят, общий язык будет найден. Я ещё из них верёвки буду вить, - отвлекаясь от насущного вещизма, витая в облаках, мечтал наш герой.
           Собственно говоря, это была трёшка испокон веков. Две комнаты сдавались лет пятнадцать уже, после того, как владельцы продали эти две комнаты разным хозяевам. Порфирий одну из комнат купил через три года и продолжил сдавать её дальше. В третьей комнате самой большой жила крупная Мария Виталяновна поначалу с дочерью Анчуткой. Когда дочь выросла, то вышла замуж очень рано и привела в дом, вернее в комнату к маме мужа Семёна Лямкина. Так они и зажили втроём. Через два года родилась внучка. Так их оказалось дружно в комнате четыре человека. И они все эти годы ждали, когда же у мужа хоть что-нибудь снесут… ну, в смысле, старое родительское жильё в пятиэтажке в Кузьминках и они разъедутся с мамой. Но пролетели незаметно девятнадцать лет как они жили в комнате втроём, а потом и вчетвером, а суть жизни не менялась.
           Мария Виталяновна Перетяжкина приехала в Москву по молодости из деревни, где-то из далёкой глубинки по лимиту в восьмидесятые. Сейчас она работает на складе кладовщицей на шоколадной фабрике потихоньку зарабатывая себе на пенсию. Она с виду крупная и даже приятная женщина русской такой симпатичности. Но внутренний грубый окрик всё портит. Она на своей волне, у неё свой слом. Вероятно, что воспитывала дочь одна, она никому не верит, сильная, крепкая. И даже если вы один раз расположите её к себе, найдёте на мгновение ключик к душе, следующий раз она вас снова, забыв обо всём, снесёт плебейским грубым криком: - Я уже заколебалась за всеми вами бегать, как-будто мне всё это одной нужно.
           Семён, менеджер средней руки, торгует чем-то вроде газовых труб ли, оборудования, что-то в этом духе. По вечерам на кухне грызёт орешки, чипсы, забивая ручные цигарки, смотрит параллельно кинцо по гаджету, по выходным пьёт пиво аккуратно. Семён живёт с тремя женщинами. Да, именно с тремя, с тёщей, женой и дочерью и старается соблюдать нейтралитет. В этом залог его спокойствия и охранение его мужского мирка, со своими слабостями. Семён не подкаблучник и не быдло, он этакий небольшой хитрец, который из не лучших сложившихся обстоятельств городской клеточной жизни имеет свои пять копеек.
           Анчутка почти не работает, изредка это делая, нигде не задерживаясь. Она, не обладая данными, где-то внутри считает себя королевой с большими корнями. Но корни эти скорее уходят в желчь и внутреннюю нарастающую злобу от проживания в этом коммуналке, когда можно же жить очень красиво. И, конечно же её бесит невозможность дождаться это злополучное новое жильё, чтобы уж совсем оставить маму, не видеть бесконечную чехарду квартирантов, и зажить самостоятельной жизнью. И ещё, это возможно тоже от большой коммуналки, у Анчутки есть пунктик в смысле чистоты. Не любя убираться и делая всё, что всё-таки необходимо, живя в большой семье, готовя ли суп или забрасывая бельё в стиралку, тонкими пальчиками, ну как бы типа простая, но такая я вот «аристократка». Ну, вот как бы, истинный аристократ, он и не покажет, что он такое именно и есть. И вот ей обязательно надо, чтобы ванна, раковина и унитаз блестели. Она надевает перчатки и нещадно льёт на них и туда «унутрь» в зев керамический хлористые жидкости.
           Анчутка… Вообще-то, по правде, зовут её не Анчутка, а Анна. Это Порфирий, впервые увидев её недружелюбную, разглядел в ней черты Анчутки из сказок или Кикиморы болотной, ну, или какие они там ещё бывают. Не потому, что она страшненькая, а потому что не улыбается, а потому что лицо немного перекошено от невозможности «жить, как люди, а не жить в хлеву». Все чужие вещи для неё помойка, вонь и гамно. И ещё почему Анчутка? У неё на левой щеке родинка. И если родинка чаще дамам даёт шарм и изюминку, то в этом случае нет, наоборот ухудшает «породу» кладовщицы. Анчутка была обижена на весь свет. Выросла без отца. Рядом с ней и её мамой в этой квартире в других двух комнатах жили их соседи Улыбаловы. У них была полная семья, мама, папа, сын и дочка. И они были на редкость дружными. И спортом все вместе на площадке занимались, и готовили вместе, и очень много смеялись, хохотали. И этот чужой смех с детства бесил маленькую Анну. Её мама, в принципе не злая женщина, была внутри скована, зажата и порой из неё вылезало хамство, невоспитанность, лезла деревенщина «да мы такие» и это выплёскивалось спонтанно. При внешнем добром образе вдруг новый человек. Анна это примечала, радость и полнота счастья одних и некая ущербность других. При маме из деревни, бабушки, к которой на всё лето уезжала на вольные ветра, Анна чувствовала себя городской девочкой и москвичкой, и верила в большое гламурное счастье. Когда Анне было двадцать лет, Улыбаловы дружно уехали, подкопили денег, продали эти свои две комнаты и купили две квартиры, одну неподалёку, а другую за МКАДом. Мама и Анна, и уже появившийся Семён Лямкин, почему-то думали, что хотя бы комната им достанется. Но времена другие, Улыбаловы приватизировали и продали. Стали жить, вернее сдавать комнаты другие собственники и всё нарушилось в сознании Анны и её родных. Жизнь поменялась, а психология осталась, они считали, что вся квартира им принадлежит. И это уже невозможно было выбить из головы.
           Три дня после переезда Порфирия разговор не клеился, взаимопонимания не находилось и даже ушли робкие ехидные попытки Марии Виталяновны ответить «здра-а-сьте». Лямкин ещё здоровался. Анчутка была в глухой обороне и видно было, там в её накипевшей душе что-то зреет и вот-вот родится. Порфирий, пытаясь пристроить свой скарб, активно вычищал в коридоре принадлежащие ему шкафы и антресоли. Выкинул старую стиральную машину и телевизор, перед тем как это сделать он желая как-то обмолвиться словечком и возможно ожидая прорыва нарыва робким детским голоском спросил не их ли это предметы. На что Анчутка сказала: - Я не знаю чья это помойка, но точно гамно не наше. Порфирий, не думая сказал: - Ну, если не ваше гамно, то тогда выкину на помойку.
           Главная гроза прогремела на третий день. Раскидав за два дня свои вещи по шкафам и углам, Порфирий решил для смены обстановки поехать в гости. Уехал он рано и приехал поздно. Едучи в дороге, он чувствовал, что ситуация созрела и что-то будет, пришло время лобовой атаки. Возвращаясь домой, Порфирий вышел на станции метро более дальней от его дома, чтобы подольше пройти по улице и позже прийти домой. По дороге он зашёл в магазин, как и полагается. Придя домой, он на кухне стал выкладывать купленные продукты. Присев на корточки и глубоко склонившись, почти залезши в самую низшую полку стола, Порфирий вдруг увидел копыта Анчутки, да именно такими они ему и показались. Он ещё подумал про себя, а где же рога? – покосившись наверх и даже как-то ухмыльнувшись про себя.
           Анчутка пришла на кухню явно с какой-то целью уже конкретной, она созрела для боя. Села напротив Порфирия, раздвинув сильно колени и уперев в них руки, показывая как животные свою самость, она как бы нависла над ничего не ожидающим фитюлишным актёром. Она была сверху в этот момент, в доминанте, над почти распластавшимся на полу Порфишей. – Порфирий, вы, как я полагаю, поселились на постоянку! Ну тогда, чтобы жизнь мёдом не казалась, давайте начинайте драить полы, унитаз и раковины, чтобы блестели. За вас ничего здесь делать не будут. К такому резкому развороту событий даже Порфирий не был готов, хотя держал ухо востро и был настроен фибрами души к войне и давлению. Но в этот момент Порфирий даже слегка задохнулся от такой наглости и неуважения, мало того приказа от какой-то рябой тётки. Он реально задохнулся на мгновение, у него перехватило дыхание и даже немножко тряхануло. Он снизу вверх прямо в глаза посмотрел стрекозе. Порфиша, готов был сдержаться, но это в другой раз. Это была как красная тряпка. – Что я ещё здесь должен?.. Анчутка: - Ага, убираться, наводить чистоту. Порфирий, смягчая тон, но так чтобы доходило: - Я… ничего здесь делать не буду. Вас четыре человека вот и начинайте, я за вами убирать тут не намерен. Ваш прошлогодний мусор, по углам-то вон сколько пыли набили. Видимо Анчутка немного подзабыла, подумал Порфирий, что сейчас перед ней не безгласные квартиранты, а хозяин комнаты и выслушивать бред и приказания он не собирался и в его планы, как говорится это не входило. - Да, что вы? А вот ваша Инесса постоянно здесь всё драила и чистила, и ничего. – Я не Инесса Улетягина и вашу ораву обстирывать и обмывать не имею намерений. Только после вас. Давайте начинайте, а я месяца через полтора подключусь, пока не обдежуритесь тут. Надо сказать пока Порфирий переезжал он уже два раза полы нехитрым образом помыл в коридоре. Но в данном случае это заметить не было цели. Главное ссора и отрицание оппонентов.
           - А с вами весело, - вдруг загорелась в раже Анчутка.
           - А мне с вами тоже весело. Анчутка, расслабляясь, видя, что наш герой может ответить, когда надо: - А у вас штаны драные… И я даже трусы вижу, не стыдно вам в драном ходить, обнищали что ли? Порфирий: - Мне не стыдно! Стыдно кому видно. Действительно Порфирий в раже переезда и не заметил, как у него вся матня разодралась в клочья. Смешно Порфише. - Не та бедность, которую видно, а та бедность, которую не замечаешь. А чаще всего это оболваненная душа. И тут Порфирий вспомнил, что на его территории, на его квадратных метрах, оплачиваемых по платёжке, стоит кошачья спальня и лоток-туалет. Он просил аккуратно слегка пища, чтобы Мария Виталяновна освободила его место, но его просьба была благополучно проигнорирована. Это бесило Порфишу. И тут был как раз подходящий случай проучить эту «поганку» и её семейство. Сохраняя самообладание и ровность духа, слегка педалируя на слова, отчётливо их произнося, Порфирий сказал, беря кошачье хозяйство: - И я попрошу впредь мою территорию не занимать ни-ко-гда. И переставил кошачьи атрибуты на ничейную промежуточную площадь. На что Анчутка взревела, как могла, она иногда пытается басить и юморить. Схватила лоток и «кровать» и поставила их обратно на Порфишину территорию. Она была уверена в своих действиях, ведь в комнате внимательно слушают и поддерживают её ещё три человека и в любой момент могут нагрянуть на защиту её интересов горячей инспекцией. – Ничего подобного, - снова схватил и переставил искомое Порфирий, - ваше не будет здесь стоять никогда! И сохраняя стать, культурность и достоинство, дабы не продолжать ненужные прения пошёл с места боя, предполагая, что Анчутка будет возвращать «это» до бесконечности, как заведённая юла. Видимо Анчутке нравится вот так «разогреваться», но она не поняла, что Порфирий получает не меньшее удовольствие от таких «боев». А больше его заводит, когда люди то ли от глупости, то ли от шор, то ли от того, что оголтело бьются за жизнь, а жизнь их бьёт, они ничего не видят, кроме своей мелочёвки и не готовы на компромисс. – У них нет юмора, думает Порфирий, самоиронии нет, несчастные люди!
           И Порфирий пошёл в ванную якобы мыть руки. В дверях появляется Анчутка и кричит: - Что не наигрались ещё? Порфирий целомудренно молчит, делая вид, что он культурен до безобразия и чист и наивен, как слеза младенца. – Да знаем мы что актёр, видели ваши неинтересные, никакие видюшки, которые вы снимаете, непонятно для кого, играете там каких-то дураков, непонятных странных личностей таких же, как и сами. Порфирий моет ручки пахучим мылом и слышит очень интересные слова, слегка взглядывая глазками на оппонента. Порфирий слышит, что главная цель достучаться и сказать, нам плевать на тебя, мы тебя не уважаем кем бы ты ни был, нам всё равно, для нас нет авторитетов. Анчутка куражится: - Да, вы актёр-неудачник, потому что у вас ничего не получается, вы никому не нужны. Что сюда-то приехали, год тяжёлый, поиздержались что ли, денег не хватает, а-а? Ждали что ли вас здесь? Тут Порфирий понимает, что ему все эти слова, как горох об стенку, давно он не получал такую порцию откровений и каждое слово ценно, и в каждом зерно. И это такая здоровая критика. Только всё это ему чревовещает человек, которого он видел только лишь раз в полгода, ничем с ним из своей жизни не делился, и вдруг такие познания. А он знает, что он этот человек проживает вчетвером в одной комнате семнадцать квадратов и они все удачники. Порфирий в своей тарелке, его начинает душить радостный смех, потому что какое это счастье получить столько гумна, и он боится даже намёком улыбнуться чтобы не спугнуть этот поток человека, так уверенного в своей правоте, и что он этот человек вот так запросто может говорить так откровенно, ей это позволено. Порфирий, иногда провоцируя людей, знает, что о нём просто так красиво говорить не будут, но он не помнит чтобы ему так «лили» в уши и «имели» бы право.
           Вымыв тщательно руки, пройдя мимо беснующейся Анчутки, кричащей неудачник, неудачник, бездарный актёришко, нигде ты не снимаешься. Порфирий, понимая, что всё-таки он «спорит», вступает в прения с женщиной, был тактичен, вновь изящно переставил лоток и «кровать» и у него ещё само вырвалось: - А вы удачники, вчетвером в одной комнате. На что подлетела Анчутка и демонстративно переставила: - А вы сидите в своей комнате и не выходите. Порфирий сделал тоже самое: - А вы сидите в своей и не вылезайте. На этом моменте вышла Мария Виталяновна, слегка ухмыляясь, готовясь к «умному» окрику, и проходя мимо Порфирия, хмыкая выдала сопраной фразу: - Если ты ещё раз переставишь, я тебе на голову сковородку надену. Таких людей как Мария Виталяновна надо бояться, они могут претворить угрозы в действие. И ещё вспомнил Порфирий Виталяновне присуща вероломность, как одной тётеньке из шукшинских персонажей. Помнит ещё Порфиша одну из некрасивых с душком историй, состряпанных «этим дельцом», из-за чего семейство буквально вынудило съехать квартиранта старичков. И ещё была пара моментов, когда проломили гирей, попросили Семёна залезть на стол и кинуть сверху 32 кг, новый только что купленный кухонный стол. И стиральная машина, которая, проработав год забарахлила, не кинули ли туда гвоздик?! Порфирий: - О, прекрасные слова, зафиксируем и съакцентируем на них внимание. Это уже не только оскорбление, но и угрозы. Анчутка в этот момент методично в очередной раз переставляла скарб.
           - Уважаемая, Анна!
           - А, вы, для меня совсем не уважаемый!
           - Вы тоже совсем для меня не уважаемая, но тем не менее уважаемая Анна. Можете сколько хотите трудиться на коммунальном поприще и переставлять, как попугай, но «это» стоять здесь не будет! Удачи! И Порфирий, сказав себе, что уже поздно и он не произнесёт с этими людьми сегодня ни слова, развернулся на 180 градусов.
           На другой день, видя, что всё стоит, как и прежде с претензией на гегемонию и господство «этих» на его площади до поры до времени Порфирий не трогал конфигурацию. Но ближе к вечеру, выходя из дома, он убрал чужие предметы со своей территории громко произнеся: - «Это», здесь находиться не будет. На что вдруг резко подскочил со стула Лямкин, сидящий на кухне и занимающий её своим присутствием, вернул обратно и зарычал: - «Это» будет стоять здесь. Ещё раз переставишь, я тебя урою, - прорычал почти в лицо Семён, и добавил, - и руки-ноги переломаю. Порфирий, чувствуя свою правоту, несмотря на свою субтильность, оказался не робкого десятка.
           - Ты здесь не прописан, значит никто! Вот и не командуй. У себя будешь распоряжаться. – медленно и чётко проговорил Порфирий.
           - А ты здесь, что кто?
           - Я кто! Я здесь хозяин!
           - Ага, хозяин, прям! Угу!
           - Да, хозяин, можете переставлять сколько угодно, но этого здесь не будет.
           - Это, мы ещё посмотрим, - отвечал Лямкин.
           Порфирий, сдерживая себя, аккуратно улыбнулся: - Посмотрим. И вышел из квартиры. Пройдясь по улице, Порфирий пошёл по магазинам. И в одном из них, выбирая шкаф для этой самой прихожей, он разговорился с приятной блондинкой продавщицей. И Марина, так зовут эту милую, красивую, умную женщину сказала Порфирию: - А вы больше с ними не разговаривайте, идите пишите заявление в полицию, спустят участковому, он возьмёт их на галочку и будет ходить к ним, как на работу. Как шёлковые станут. Порфирий понял, что устами прекрасной дамы ангелы небесные защитники глаголют, и где ему ещё искать правду сироте. Он так и сделал, придя домой ничего не переставлял, и разговоров не вёл. Пусть думают, что их взяла. От этого ему стало легко и светло. На следующий день он пошёл и накатал на соседей жалобу в полицию в дежурную часть. Надо отдать должное Порфише, он всё равно в душе не хотел так делать, писать кляузы, и делал вообще это первый раз в жизни. Но граждане оказались очень упорные и были явные угрозы. И если спустить это на тормозах и оставить всё как было, они, чего, пожалуй, ещё и наглеть будут. Порфирий оправдывал для себя этот поступок, ну они же не хотят уступать и на компромисс не идут. Он предлагал им, если они сами попросят, он разрешит им временно попользоваться своей территорией, тем более и к кошке он претензий не имеет, хотя она разодрала коготочками частично дверь в комнату, но это мелочи.
           После этого дележа территории больше разговоров и общения между двумя сторонами не было. Все молчали, как рыбы и занимались своими делами. Это то, чего и добивался Порфирий, чтобы никто лишний раз рот не открывал. Сопи себе в тряпочку, не нравится, мой, подмывай, убирай, но своими ручками. Если у тебя пунктик по чистоте, либо хочешь чужими ручками чистоту ощущать, своими помаши и пошурши метлой.
           Через неделю вечером в квартиру позвонили. Порфирий ждал звонка, так перед этим ему позвонили. Это был участковый Илья Ильич Непонимашкин. Порфирий ещё раз ввёл Непонимашкина в курс проблемы и пригласили Анчутку с Лямкиным. Анчутка вышла из комнаты, и, увидев человека в форме,  присела на стул: - Так вот почему тебя целый день не было, хм, жаловаться ходил. Участковый: - Граждане Лямкины, на вас поступила жалоба. Что у вас здесь происходит, расскажите? - Да, я даже не знаю, - замялась Анчутка, а потом бодро, собравшись с мыслями, продолжила, - вы понимаете, он актёр неудачник. Ему делать нечего вот он и сочиняет. Он с самого начала, как только появился в этой квартире как комнату купил с тех пор и играет, остановиться не может, скучно ему, наверное. Как сценарии пишет, наиграться не может. То одно придумает, то другое. У него куча образов. Мы не знаем где он настоящий. Порфирий: - Вот, товарищ участковый, я даже не знаю, где они работают и чем занимаются, а они обо мне всё знают и свои суждения высказывают. Так неизвестно кто ещё играет.
           Участковый: - А вы гражданин прописаны в этой квартире? А паспорт дайте? Лямкин Семён Иванович. Где вы прописаны? В другом районе? А здесь-то нет, получается! А живёте где?..
           Лямкин: - Живу у жены?
           Участковый: - То есть проживаете в этой квартире. А сколько вы здесь уже живёте?
           Анчутка: - Он живёт уже девятнадцать лет.
           Участковый: - Значит, смотрите, угрозы были? Понятно, что всё со слов обратившегося вашего соседа. Но на бумаге всё это написано. Данные я ваши, Лямкин Семён Иванович записал. Если будет рукоприкладство… сами понимаете… будет другой разговор… делайте вывод. Порфирий Евсеевич, а вот территорию я делить не уполномочен, это, вы как есть, обращайтесь в БТИ за справкой и в суд подавайте. Желаю всего хорошего! Порфирий: - До свидания! Благодарю, Илья Ильич!
           После посещения участкового соседи Порфирия присмирели. Анчутка попыталась после ухода раззадорить Порфишу: - А вы не мужик, вы тряпка, за спиной всё делаете, чужими руками… Но Порфирий уже просчитал этот ход и в ответ сказал спокойным и нежным голосом: - Я желаю вам здоровья и благополучия! Анчутку передёрнуло: - Да, у меня есть здоровье, есть оно, и на десятерых хватит, - шипела красавица, пытаясь втянуть в перепалку любимого соседа. Порфиша молчал. Видя, что он не реагирует словесно, Анчутка решила ещё ужалить побольней: - И, да вы не актёр, вы неудачник, бездарный. Такими актёрами и мы можем быть. Порфирий набрал в рот воды. Анчутка, понимая, что её иголки не колят, оценила ситуацию и резко ушла из кухни. И больше никаких разговоров не было. Лямкин и семейство стали дорогу уступать. 
            Конечно, когда жили квартиранты и менялись как перчатки, они чувствовали себя здесь главными и диктовали свои условия и даже обувь бедным жильцам нельзя было оставить возле порога, надо было нести в комнату. Видите ли бедную Анчутку смущали запахи. Да убирались жильцы по полной, либо носа не казали из комнат, а Анчутка властвовала. Но тут поняли, что хозяевам понадобились комнаты и права здесь не покачаешь, а ненависть внутренняя кипит и к примирению и дружбе не согласна. А может быть кладовщики и поломойки никогда не станут людьми, имеющими своё мнение. Они всегда в загоне, крепкой зависти. Они легко манипулируемы, ими легко управлять сверху. И вот они уже ненавидят соседа, вот они метут с полок всё подряд, что нужно и ненужно, вот они обязательно хотят хотя бы раз в год съездить отдохнуть в какое-нибудь «крутое» место, вот они все как один на подбор в пуховичках, вот они все вкусно пахнут отдушками от стиральных порошков.
           Кстати, об этих самых запахах. Анчутка стирает без продыху. Но не ручками нет, стиральная машина не выключается, лопатит бесконечно и по квартире несётся запах «вкусной» химии и отдушек кондиционеров. Чего не переносит Порфирий, понимая, что здесь перебор и он обязан дышать химикатами. А Анчутка считает, что с переездом Порфирия в квартире сплошная «вонь» и «помойка». Порфирий в целом не против чистоты, против излишеств. Конечно, переехав с таким накопленным за восемнадцать лет скарбом, «вонь», сложившаяся годами, больше сконцентрировалась. Всё что долго не трогалось на антресолях и по углам, было сбито с толку, с насиженных мест и полетело по околоткам. Прибыв на новое место, перемешавшись с другими запахами в большой квартире, вступило в конфликт и дало гремучую смесь тончайших запахов, которые сам Порфирий не мог ни с чем идентифицировать, он никогда с ними не сталкивался, они никак не проявлялись. Это были не его запахи, а чьи-то чужие, но источались в настоящее время от его вещей и предметов. Порфирий сам недоумевал откуда пришли эти запахи, где они дремали прежде, чем так себя проявить? Может быть столько лет он жил в своём коконе, ничего не менялось и запахи самого тела были одни незаметные, химия, так сказать тела, парфюмерия кожи. Всё это дремало, а оказавшись в стрессовых опасных защищающих свои интересы ситуациях, запах и парфюмерия внутренняя, как защитный шлем поменялись. А надолго ли навсегда? Может так запахи сами избирательно кусают кого надо и точечно, прицельно раздражают? Он пытался бороться с ними, но шутка ли всколыхнуть всю однушку и множество вещей, которыми не пользовался годами, и выкинуть нельзя, там и реквизит, костюмы театральные и прочее… И выброшено было тем не менее достаточно. И всё это добро надо было впихнуть в комнату, рассовать по антресолям и шкафам в коридоре. Естественно, «оно» задышало, объявило во всеуслышание дыхание, а также заразилось, как простудой другими искомыми местными запахами и пошло чудесное обсеменение. Но не запахи смущают людей, думал Порфирий, а хочешь быть на коне, скажи, что от другого воняет, это такая детская месть, месть от бессилия, от того, что не можешь справиться с другим, от взрослой неразвитости, от нежелания расти и развиваться. Проще что-нибудь ляпнуть.
           Порфирий никогда не жил в такой хорошей, добротной, злой коммуналке. Он жил в общежитии во время учёбы в институте, в театральном общежитии при театре, но там были единомышленники. Снимал квартиры, но опять с понятными людьми, а тут совершенно чужой мир. Порфирий не робкого десятка и стелиться не будет, и ждать-пропускать тоже не будет. Но надо же сбить вольготную жизнь привыкших командовать. И хоть ему хватало комнаты, он сознательно больше времени находился на кухне, в коридоре, потому, как с кухни соседи круглосуточно не переводились. И Порфирий, конечно, немножко из вредности, немножко из желания сбить наглость смело опережал, подрезая подходы к плите и мойке, заходя перед носом в ванную, и видя, как это бесит и напрягает. Но молчит Анчутка, созревает.
           Последние годы Порфирий вообще жил один в снимаемой однушке и не задумывался о своих действиях в предлагаемых обстоятельствах. В коммуналке же буквально с первых дней он вкусил весь букет послевкусия совместного проживания с чуждыми и даже враждебно настроенными людьми. Это же кошмар, открывая глаза, понимать, там за дверью кто-то ходит. Чужие, не свои. А кто там ходит, кто из них сейчас дома? И где они, в ванной в туалете, на кухне? Что из общей площади топчут и занимают в данный момент. И всё бы ты конечно простил, но ты знаешь, что встретившись с ними, ничего доброго ждать от них не стоит, и приятным словом всёпрощающим ты не обмолвишься. Это же ужас, вставая с кровати, не знаешь с чего начать, за что схватиться, что первое взять в руки, к чему подступиться? То ли халат надеть, то ли трусы, толи ночную рубашку снять? То ли лысиной блеснуть, то ли кудрями взмахнуть? Толи зубы идти чистить, то ли пи-пи, то ли воды глотнуть, то ли щётку зубную взять, то ли сесть, то ли встать, или радио «Орфей» включить? Или ещё раз сесть, и понять, где ты и выработать единый алгоритм действий. Но это всё повторяется каждое утро? Где они сейчас, кто там, я пи-пи или воды попить сразу. Что делать? Куда бежать взрослому человеку, со своим сложившимся миром оказавшимся в коммуналке. Тут можно понять людей, которые с катушек слетают, или даже могут сломаться. - Это «поворотти» судьбы. Это явное ухудшение условий и ареала обитания, - размышляет Порфирий. Конечно, он понимал, что рано или поздно придётся жить в комнате, но что вот так скоро и так упасть в социальной лестнице, это ж свихнуться можно. Он чувствовал себя уже не взрослым мужчиной, а маленьким детём, которое блюдут. О, жизнь-злодейка. Так падать низко.
           Но у Порфирия есть один неистребимый оптимизм. И он знает, что у некоторых и этой комнаты нет, и как маются бедные и клянут судьбу. Несмотря на некий новый складывающийся конфликт интересов в душе у него как вызов идёт позитив. И он где-то в душе радуется, что расквитался с той квартирой, так беззастенчиво присосавшейся к нему и не отпускавшей восемнадцать лет. Да он потерял часть свободы, но и к той квартире возврата нет. Какое счастье. Она же впилась в него, как непотребная девка. Она его холила и ласкала, и обдирала гадина поганая. А он, Порфирий переплачивал, переплачивал, переплачивал. Ну всё этому конец. А свободу мы вернём. Порфирий умеет неведомым образом расчищать вокруг себя дорожку, открывать новые свободные коридоры. Трудно, трудно бывает, но каким-то непостижимым образом, Боже дарит подарки и взмывает Порфирия над суетой. - Поднимись над суетой! – поёт какая-то тётка из проезжающего автомобиля.
            И вот февраль пролетел незаметно и зубодробительно.  С огоньком, хотя холодный был, морозный и ветреный. Всё произошло стремительно и неожиданно. Порфирий вдруг вспомнил что за месяц жизни в этой квартире в гонке встраивания в новую жизнь, прежние навыки и удобства были утеряны. Он ни разу не сварил своего любимого супа из гороха, ещё немного крупок, картошки и капусты. А этот суп был его скрепой, радостью бытия и варился строго раз в неделю. Он начал готовить, была суббота 27 февраля. И вокруг тоже началось движение, поначалу слабое и тихое. Тихим оно и оставалось всё время, они как-будто затаились. И спецоперацию готовили молча и долго. Ничто не предвещало такого поворота. Ко всему был готов Порфирий, но к этому нет. Чтобы вот так практически без боя. Во время варки, так называемого московского борща, они всем семейством уехали и таинственным образом из ванной исчезла гордость Анчутки большая стиральная машина. Порфирий подумал: - Странно, сломалась что ли? В ремонт повезли? Интересно! Ну и ладно, скорей всего так. О другом и подумать не мог бы в состоянии такой войны Порфиша. Закончив варить суп, уже из комнаты он услышал возню в ванной. Выйдя ненароком проверить что там, он увидел, что Лямкин с другом, корячась, устанавливают другую стиралку, только поменьше размером. Удивился Порфирий. Но, идя обратно, вдруг приметил, что и также ко всему прочему вполовину ванная опустела, главным образом полки «этих». Но и тут не поверил бы своему счастью и новым переменам в квартире наш друг. Но подставив ухо к своей двери и внимательно слушая, что происходит в коридоре, он вдруг услышал фразу Семёна: - Мою зубную щётку оставь пока и пасту, я тут ещё одну ночь с соседями переночую. Порфирий аж затаился внутри, как бы ничего не понимая, как бы тупея от невозможности происходящего. Лямкин с приятелем выпил пива вечерком и его больше не было видно. 28 февраля семейство собирало ещё какие-то необходимые вещи и предметы, но в ночь на первое марта никто из них не ночевал. Порфирий реагировал по мере поступления информации, по опустошению полок и по исчезновению их предметов, но осознание что они съезжают не приходило.
           Двадцать восьмого он попытался робко сказать, когда они гремели дверцами от полок: - Ну, что вас можно поздравить? У вас приятные перемены? На что Анчутка прервавшись в сборах, зло обернувшись ответила: - А вас это не касается, это не ваше дело! На что Порфирий без ехидства сказал: - а что такого поздравить ведь никогда не бывает плохо и всегда хорошо. Но его не оценили и правду не сказали. А ему именно правда была ценна. Анчутка вдруг бросила фразу: - Можете теперь креативить как вам захочется без стеснения!
            1 марта вдруг Порфирий ясно и осознано понял, что они жить здесь не будут. Всё баста. 1 марта Порфирий медленно стал приходить в себя. Робкими шагами понимать, что что-то интересное и необычное произошло. Но что так скоро? Люди годами ненавидят друг друга и собачатся. А тут? Что сподвигло этих людей уехать с насиженного места? Месяц зубодробилки и никого. Пути господни неисповедимы. Если бы знал Порфирий, что соседей надо потерпеть только один месяц! Всего один месяц! Ура! И не было бы этих жутких страданий, мучений, сомнений, переживаний перед переездом.
            Переезжая сюда, он больше всего не хотел, чтобы видели, что он сейчас сбитый лётчик, что никому не нужен, чтобы не видели его драму. Не быть в сложный период на виду, отсидеться, отлежаться. Тяжело, когда ты никому не нужен, тяжелее, чтобы это ещё кто-то это видел особенно недоброжелатели, недружелюбно настроенные по отношению к тебе люди, не желающие добра вослед. При всей своей экстраординарности Порфирий был, в сущности, ранимый человек. Защищаться приходилось чаще ему нежели, тем с кем он сталкивался, хотя другие чаще думали, наоборот. Обычные люди в жизни более напористые, чем лицедеи, они оголтело и жёстко стадным чувством отстаивают свои интересы. А в актёры идут особи с большим клубком комплексов и страхов, которые они благополучно реализуют на сцене, в профессии, в перевоплощении.
           И вдруг никого нет. Порфирию, при всей первой радости, даже стало обидно. Сидя вечером, в «осиротевшей» от стольких человеческих баталий кухне, и смотря в окно, он вдруг загрустил, тоска как-то хлынула в сердце. Но как так, столько было рядом и вдруг никого. Как сгинули, как чертей с колокольни смело. Ау, где вы отзовитесь, сволочи. Что страшно стало, а ведь я ещё и не начал. Он не хотел разборок и всей этой грязи, но когда всё это исчезло, он понял что ему этого будет не хватать, этого именно при его внутренней кипучей энергетике часто не хватает и не всегда он может это реализовать в работе. Из-за его неординарности и таланта работа от него бежит прочь, пока он сам не возьмёт быка за рога. И горько стало Порфише и до слёз обидно. И ведь крепко битва началась и казалось надолго и вдруг сбежали позорно нечестивцы, предатели, дезертиры как с поля боя, расстрела им мало. Плакать хотелось, даже твари от него бегут, казалось, вот здесь эти точно не сбегут, потому что сильны, потому что кровопивцы, потому что неудачники, потому что звёзд с неба не хватают, ходят с забитыми телевидением ушами, неба не видят, а борются за грязь под ногами. - Вот так выходит, - думал Порфирий, - со мной ничто живое не уживается, ни цветы, ни люди, о животных умолчу, всё от меня бежит прочь. Одиночество правит миром Порфирия Порфирородного. Это крест что ли? Да переехав в эту квартиру он боялся, что его жизнь будет, как на ладони. И все его удачи, а больше неудачи и ненужность и одиночество будут видны этим мелким меркантильным, измученным бытом людям. И он боялся не переезда в коммуналку, а что увидят его одиночество и может быть даже грусть, скрывающуюся за уверенностью субтильного слабого человека, за его полуулыбочкой. А грусть и тоска всё равно прорвутся. Но схватка была такой сильной и упорной, и все так резко погрязли в ней, что Порфирий даже не понял, как оказался в своей стихии и стал получать истинный кайф, удовольствие от схватки, от состояния, что нужно всегда быть собранным, готовым к ответу, на лету парировать наезды, быть, как во время скачки на коне, главное острота ощущений и не свалиться. Схватки, интриги, продавливание и добивание, это его конёк. Он может долго и потихоньку добивать противника, делая вид что уступает, отступает, но внутренним процессом он делает своё дело, и противник начинает изнемогать, хотя понимает, что вроде он сильнее и мощнее своей силой, опорой и семьёй. - Но начали то они, - думает Порфирий.
           - А застрельщиком кто был, кто нажал на курок. Она ведь нагло и напористо, сдерживая себя спросила: - Порфирий, ну вы, как я вижу, переехали сюда на постоянку. Так давайте начинайте убираться, мыть полы, драить раковины и унитаз! Она сидела на стуле, а Порфирий, почти был почти распластан на полу. Бедный Порфирий. Сколько ты претерпел. У него аж перехватило дыхание, что «эта» калоша вообще ему хоть что-то предлагает. Вместо того, чтобы дружить и быть просто милыми людьми.
           Порфирий поставил на опустевший подоконник искусственные цветы вместо их увезённых кактусов, которые были везде. У них топорик висел над входом в комнату. У них на подставке даже коровы бодались. - Несчастные люди, - думал Порфирий. И он их жалел и прощал, и обиды у него на них не было. Всё становилось сном. Удивительным ярким сном. Цветы искусственные были белые-белые с зелёными листочками в стеклянной прозрачной белой колбе. И огромное окно. Напротив, бело-бирюзовый длинный дом. Невинность и чистота. Порфирий сидит пьёт кофе в темноте и тихо радуется. – Господи, это подарок, - думает Порфиша. – Я знаю ты меня немного можешь попытать, попроверять, но недолго, потом снова окутываешь защитой и негой. И позволяешь созерцать этот мир. Кругом никого. И цветы искусственные.
           А квартира начала свой нехитрый обед. Она начала жрать Порфирия Порфирородного. Он пил в восхищении и упоении собственного одиночества кофе. Он радовался, как вдруг неожиданно, как так скоро всё освободилось. Нет никого. Пространство очистилось, жизнь заискрилась мириадами звёзд, снежинками так хлопотавшей и задержавшейся зимы. изумрудные его глаза засверкали, как всегда, миллионами граней. Он включал свет в коридоре и сидел в полутьме на кухне, с опустевшим от кактусов подоконнике и окне, пустом без тюли, и как ребёнок радовался своему счастью. Порфирий мечтал, что вся квартира станет его, он выкупит все комнаты и это всё будет его, и никто ему не нужен. Ему и так хорошо. Ему уютно, ему тепло. Мозги его отключаются, становятся порой ватными. Планировал по «бырому» чуть-чуть пожить здесь, да куда-нибудь слинять. А ничего не бывает временного, как надолго, как постоянно. Он чувствует новую любовь. Зачем же было сопротивляться и так глупо не чувствовать новой предстоящей «любви», не доверяться своему счастью.
            Сколько пространства освободилось. Ванна, которая была забита непонятно чем и было не развернуться, теперь как на ладони она пустая и чистая, и большая стала. И пользовался он раньше этой ванной как в гостях, а теперь это всё его, и энергетика чистая. И коридор большой и спокойный. И кухня, потерявшая оковы, она стала просторной. «Эти» как тараканы забили своим хламом все щели, вся аура была исковеркана, биополе уничтожено. Грустная печальная картина была.
             Но со временем, он сам этого не замечал, становилось всё холоднее и холоднее. А на душе Порфирия всё теплее и теплее. Он погружался в какие-то мистические дивные мечты и сны, в которых его богатство всё прирастало и прирастало и как хорошо, что здесь больше нет этих жутких колючих кактусов.
           И вот в один из дней съехал и квартирант, снимавший комнату у старичков. Фельдшер из провинции на скорой помощи, уставший в огромном городе бесконечно оказывать помощь непереводящимся и умножающимся страждущим. Сказал вместе с двумя своими сумками, сидящему на кухне лицом к окну Порфише «здрасьте» и съехал. Порфирий остался один в трёхкомнатной квартире с перемежающимся чувством радости и горести. Ничто человеческое ему не было чуждо. Он временами чувствовал себя, как в детстве, в своём бывалом детстве, маленьким ребёнком никому ненужным, брошенным, всеми оставленным, и ему хотелось горько зарыдать. А больше на него находило какое-то забытьё, как-будто ворота закрылись, и всё забылось, не помнишь ничего, что было, что будет, чем сердце успокоится. Вокруг разреженное пространство, ни планов, ни мечт, и даже желаний уже нет.
           Временами приходила Мария по вечерам. Собирала по шкафам какие-то вещи, посуду, нагружала две сумки, и молча уходила. Порфирий долго смотрел за ней в окно. Мария мерно, чуть вздрагивая, шла по переулку, сворачивала за высотный дом и исчезала там впереди на большом проспекте. И Порфирий понимал, что у них этих людей и у Марии была и есть какая-то своя только им известная «ИХ» огромная жизнь. В сердце Порфирия проскочила на мгновение любовь к Виталяновне. На расстоянии мы лучше понимаем других и больше готовы прощать. Он увидел в этой пятидесяти восьмилетней женщине старательность той деревенской девушки, приехавшей в большой город. Главным смыслом её жизни, было защитить себя, испуг и боязнь у неё всегда рядом, чтобы не обидели. Все эти, присущие нам слабости и чувство оскорблённой недооценённости, и защищаться до последнего, и не уступить, и тяпнуть побольнее, и никому не верить.  Порфирий, стоит в тёмной кухне, слегка подсвеченной уличным фонарём, смотрит на засыпающий ночной мир за окном, и в голове у него вертится: - Ну, вот уже и апрель наступил…

                МОСКВА. 6.04.21