Бука

1

Каждое утро, спозаранку, Анатолий Геннадьевич Сливко выходил из своей избы и шёл на прогулку в лес. Его дом со временем стал крайним в деревушке Маслёновка, молодёжь уезжала в город, а старики, естественно, умирали, кто от хвори, кто от старости. Сам же Геннадьевич схоронил свою жену лет десять назад, как раз, когда ему исполнилось семьдесят лет, и остался он один в этом мире, как перст, без детей и внуков – не дал им Бог потомства, не считая старого и облезлого пса Ванко, прибившего ко двору как раз в то время, когда вечный президент сменил забулдыгу Борьку. Дед был добрым человеком, и все соседи знали об этом, иногда злоупотребляя этой, по нынешним безбожным временам, «слабостью». И денег он занимал, не записывая должника и благополучно забывая о долге. И овощи, фрукты да ягоды, выращенные в огороде, отдавал лишние, много ли ему одному их надобно было для пропитания – не голодный и то хорошо. А когда крепок был в теле, помогал старухам-вдовам нарубить дрова, аль забор скосившийся, приподнять. Настюха, жена его покойная, часто поругивала того за этот изъян, называя «остолопом» и «бестолочью», а он лишь улыбался в ответ.

– Шо Ванко? Пойдём шо ли, сосенки наши навестим? – дед вышел на порог избы: в кирзовых потёртых сапогах, в старых штанах, заплатанных на коленях и ватной, уставшей куртке. На улице стояла ранняя осень, и по утрам было довольно промозгло. Пёс уже ждал у калитки хозяина, повиливая хвостом, он так же привык совершать утренний променад, тем более после этого, дед всегда кормил овсяной кашей, смешанной с содержимым банки тушёнки. – Вот и молодец, братишка, айда старый!

Пёс глухо гавкнул, как будто не соглашаясь со словом «старый», но после того, как скрипнула дверца, радостно бросился вперёд, опережая деда и успевая пометить столб, стоящий рядом.

– Как же сегодня красиво! – прокомментировал Анатолий Геннадьевич красочный восход солнца, озарявший верхушки столетних сосен. Раньше он работал трактористом и приходилось часто вставать рано, но только на пенсии старик оценил красоту родной природы. — Эх, Ванко, жаль, шо ты просто пёс… тебе бы только пожрать да за палкой побегать, нет в тебе простора мысли!

Любитель палок, быстро обежав все близлежащие заборы соседей и израсходовав весь свой запас жидкости, сейчас пристроился рядом с неспешно идущим хозяином. Его правое ухо, как локатор, было повернуто к Анатолию Геннадьевичу.

– Сегодня, представляешь, опять мне она снилась, такая улыбчивая, стоит у окна и тянет ко мне руки… Ванко, Настюшу то помнишь? – пёс глухо гавкнул, то ли и в правду помнил, то ли просто так, чтоб поддержать беседу. Дед тяжко вздохнул, – да-а-а, скучаю я по ней, ждёт она меня там. Только вот из-за тебя пока не тороплюсь к моей ненаглядной… Кому ты тут нужен? Ленивый увалень, да ещё бестолковый, последних кур рыжая в том году перетаскала перед твоим носом… эх-х-х, ма. А вот у Степановны Барбос всех гоняет со двора, и куры, и гуси с утками, все на месте… ха-ха-ха, даже саму Степановну гоняет, для порядку. Она привыкшая, Захар её, покойничек, ух зверюга был – тоже гонял ту по всей деревне, как выпьет. Да, весело было раньше…

Так за разговором, они подошли к опушке леса, и остановились. Пахло еловой свежестью и прелой травой.

– Помнишь, как мы с Настей тут маслят собирали? – Ванко не обращал внимание на старика, он с настороженностью смотрел в гущу бора. – Шо, старый? Кого-то чуешь, лису шоль?

Басисто пролаяв, пёс рванулся по знакомой за годы прогулок тропе. Перед чащей он приостановился на пару секунд, бросив на Анатолия Геннадьевича зовущий за собой взгляд.

– Ох, Ванко, иду, иду… – вздохнул обречённо дед и, прихрамывая на вечно нудящую в коленке правую ногу, почти побежал вслед за собакой, успевая ворчать на ходу, – надеюсь не на смертушку меня тащишь за собой… у-ф-ф-ф, братко, так-то околесицу нёс – слушай меня больше, не хочу я ещё туда, боязно… у-ф-ф-ф.

Сердце учащённо билось в грудной клетке, дышать становилось тяжело, и Анатолий Геннадьевич сбавил бег, перейдя на шаг. Благо лай приближался, а значит пёс там впереди, остановился.

– Ну шо там, Ванко? – кобель стоял над чем-то и лаял себе под ноги. С хрипом вдыхая воздух, хозяин подошёл и глянул на причину такой бурной реакции всегда спокойного до этого дня, лохматого увальня. – Ох же-шь, матушка моя родная…

Сливко скривил в отвращении лицо от вида странного и мерзкого создания, и отступил в ужасе на шаг назад. Это была гигантская, белая личинка, очень похожая по форме и размерам на здоровый полуторакилограммовый кабачок.

– Шо за нечисть такая гадливая? – вроде это существо не нападало, а так, нехотя шевелилось, в попытке уползти. Анатолий Геннадьевич, осмелев, поднял валявшуюся палку и ей ткнул в тело этой личинки, чувствуя твёрдость.

– Ц-ц-ц-ц… – дед аж вздрогнул от неожиданности, существо пронзительно засвистело и напряглось. Ванко, поджав хвост перестал лаять и прижав уши, отбежал в сторону, поскуливая, словно щенок.

– Боже мой, да шо же это за букашка? – удивился испуганный старик, перестав тыкать, – а ты, старый? Сам же звал, а теперь убегать?! Ах ты шельмец!

Личинка перестала свистеть, расслабилась и снова неловко попыталась ползти.

– Ну ка, кто это такой у нас? – осмелел Анатолий Геннадьевич, присаживаясь на здоровое колено и всматриваясь в эту «букашку». Таких больших и толстых «червяков» он не встречал в своей жизни, была даже смутная уверенность, что вообще, эти учёные со своими сачками, ничего подобного не видели. – Ого, Ванко, братушка, глянь какое чудо то?

Старик встретился глазами с личинкой и поразился увиденному. Они были голубого цвета и в них читался разум. Существо с интересом наблюдало за человеком и даже шевелиться перестало.

– Нда, дела-а-а… – дед почесал затылок, – Шо же с тобой мне делать?

Пёс подкрался к ногам хозяина и из-за них настороженно выглядывал. Анатолий Геннадьевич обречённо вздохнул, снял с себя куртку и бросил её на траву.

– Не тут же тебя оставлять, чудо ты малолетнее, – почему-то старик был уверен в юности этой сущности. Пересиливая отвращение, он погладил тельце, чувствуя жёсткость кожи и тепло, схожее с человеческим. Личинка сначала была вздрогнула, но потом успокоилась и стала посвистывать, но уже тихо и как будто миролюбиво. – Надо ж, нечисть, а тоже ласку -то понимает! Ладно, Ванко, видимо сегодня не судьба погулять…

Завернув неизвестное существо в куртку, старик взял его в руки, словно завёрнутого в простыни, ребёнка, и отправился в обратный путь.



2

– Букаша, малыш, как же мне тебя называть? – задумался старик, сидя перед личинкой. Только что он её положил на старую кровать в третьей, маленькой комнате, в своё время предназначенную для гостей, которые возможно, чисто теоретически, могли нагрянуть с ночёвкой. Она, своими большими, почти человечьими, глазами внимательно смотрела на хозяина дома и как будто бы слушала. – Бука! Во, и точно, Бука! Я же не знаю, мальчик ты или девочка, а это подойдёт для всех! Слухай, Бука, а ты наверно есть хочешь? Шо же мне тебе дать? Никуда не уходи, я до кухни.

Прокряхтев, Анатолий Геннадьевич поднялся со стула и неторопливо вышел из маленькой комнаты. На кухне он отрезал ломоть хлеба, оторвал небольшой кусок от жаренной курицы (два дня она пролежала в холодильнике) и нарезал помидор с огурцом, мало ли, что едят «нехристи», а тут будет выбор.

– Бука, я тут наложил тебе, чем богаты, малыш… – он снова присел, но уже на кровать, поближе к личинке, в руках держа тарелку с пищей, – всё вкусно, вот тут огурчик есть.

Протянул дольку овоща в район головы, если честно, где перед, а где зад, было не понятно, все части были одинаковы, даже наличие глаз не гарантировало ясность. Зрачки внимательно смотрели за руками старика.

– Шо? Понимаешь? Ох… – вздрогнул от неожиданности дед, из конца личинки вылезли непонятные конечности, похожие на маленькие щупальца, и прикоснулись к дольке огурца. – Кто ж ты такой, Бука?

Существо тихонько присвистнуло, после чего посреди щупалец открылась дырка.

– Голодненький, – по-доброму прошептал старик, всё понимая и засунул в это отверстие овощ. Бука с всхлипом, почти моментально засосала его. – ну вот и хорошо, значит овощи едим, а как мясо?

И курица ушла вслед за огурцом, и хлеб с помидором - вся еда пропала в ротовой части существа. Дед аж увидел, как тельце личинки покрупнело, раздобрившись и в длину, и в ширину. После завтрака Бука благодарна свистнула, а зрачки покрылись мутноватой поволокой.

– Малыш ты маленький, словно и правда человек, – старик догадался, что Бука утомилась и прикрыв её одеялом, вышел из комнаты. Проспал нежданный гость почти сутки, каждый час Анатолий Геннадьевич на цыпочках захаживал к Буке – контролировал, пока сон и его не сморил.

На следующее утро дед не пошёл на прогулку, впервые за долгие годы он остался дома. Убедившись, что нежданный гость не приснился и всё так же спит на кровати, Анатолий Геннадьевич достал из подпола картофель с луком и стал готовить жарёху и тушить овсяную кашу для собаки, а ещё нарезал опять огурцы с помидорами.

– Шо, Ванко? А Бука то до сих пор спит, ну и дела… – пёс сидел около своей миски, у будки, не понимая, почему сегодня не было гуляний. Весь его вид выражал обиду, до того момента, пока хозяин из кастрюли половником не черпанул кашу. – Странный Бука какой-то, но тоже ведь живое существо… Сто лет к нам не захаживали гости, и вот, дождались.

Собака жадно глотала еду, особо не обращая внимания на человеческие слова. Сливко присел на крыльцо, продолжая говорить.

– Он похож на личинку жука-носорога, мы пацанами такие находили в навозе, когда червей копали для рыбалки, только раз в сто больше… Противная гадость, мы боялись к ним прикасаться. А этот всё же какой-то другой, и знаешь, Ванко? Мне кажется, Бука всё понимает, у него глаза как у нас, почти человечьи… – пёс перестал чавкать и глянув в дом, требовательно пролаял. – Шо, Ванко? Ты шо слышишь?

Прокряхтев, старик встал на ноги, разогнул спину и пошёл в избу. Так и есть, из «стенок» доносился свист. Увидев, как человек зашёл в комнату, Бука замолчала и посмотрела на старика своими голубыми глазами, в них читалась просьба.

– Сейчас, малыш, накормлю тебя, не сомневайся! – дед всё понял и вышел ненадолго за приготовленной едой. На этот раз Бука съела чуть больше и не сразу уснула. Анатолий Геннадьевич рассказал ей про свою молодую жизнь, про отца погибшего при артобстреле поезда, во время войны, про своё военное и голодное детство в Маслёновке, ну а потом он увидел знакомую поволоку в глазах существа. – Ну ладно, Бука, хороших снов!

Так и повелось, Бука спала сутки, потом кормление и получасовой разговор о жизни, политике, женщинах и маленькой пенсии. С каждым днём существо вырастало всё больше и больше, и удивительное дело, оно не ходила ни по малым, ни по большим нуждам. На тельце появились грубые чёрные волосики и как раз под Новый Год оно достигло размера с кровать. За три месяца Анатолий Геннадьевич научился понимать настроение по глазам Буки. Когда он рассказывал весёлые истории, оно веселилось чуть посвистывая, когда страшные – ужасалось и даже в страхе дрожало. Слушателем оно было отменным, хоть и не могло говорить по-человечески.



3

Однажды старик как обычно, зашёл в комнату к Буке - подходило время завтрака и разговора.

– О-о-о! Боже! – вырвалось у Сливко при виде пугающего и одновременно удивительного зрелища. Кровать, на которой лежала Бука, была завернута в толстый, серого цвета, волокнистый материал и судя по внушительному объему, существо находилось внутри. – Бука, малыш, шо произошло? Ты превратился в кокон?

Стало грустно и Анатолий Геннадьевич с печальным вздохом присел рядом, на стул. Как-то за эти несколько месяцев он привык смотреть в эти голубые и красивые глаза и рассказывать о своей маетной жизни, а теперь всё изменилось. В комнате появился неприятный, сладковатый запах, как будто что-то там гнило.

– Надеюсь ты не умер? Надо же какое чудо, – старик с настороженностью прикоснулся к волосяному и плотному материалу, очень похожего на войлок для валенок. Этого показалось мало, и он наклонился ухом к кокону, прислушиваясь, – как тихо!..

И с этого дня жизнь пошла в своём привычном ритме. С утра чистка от снега двора, прогулка по зимнему лесу с Ванко а днём поход до единственного магазина, где после обеда собирались старухи и старики погутарить друг с другом. Вечером он раскочегаривал печку, теперь приходилось протапливать дом, как никогда, почему-то Анатолий Геннадьевич считал, что тепло необходимо Буке в этом своём коконе. Иногда Сливко заглядывал в третью комнату, надеясь на хоть какие-то изменения, но увы, ничего не менялось.

Так и прошла зима, Бука в своём непонятном войлочном сгустке, а Анатолий Геннадьевич в обыденном и одиноком существовании. Спасибо Ванко, хоть чем-то скрашивал эту серую жизнь, но и он, в начале марта занемог.

– Ах ты, старый… совсем обнаглел? – с трудом Сливко поднял поскуливающего Ванко и шатаясь, потащил в избу, в тепло, – даже не думай глупостей! Хочешь меня оставить? Вслед за Настюшей сбежать собрался? Фиг тебе!.. у-ф-ф-ф…

Рядом с печью, на кухне, старик постелил запасное верблюжье одеяло, куда и устроил обессиленного друга.

– Теперь будешь тут лежать. Дурак я, раньше тебя сюда не определил… ну ничего, отойдёшь и всё будет хорошо! – а к утру пёс околел, несмотря на уверения хозяина.

Со стонами и слезами, Анатолий Геннадьевич вытащил из сарая лом и лопату, взвалил всё на сани, вместе с Ванко, и потащил всё к кладбищу, которое находилось в метрах пятистах от деревни. Там, чуть в стороне от людских захоронений, сердобольные местные жители хоронили своих любимых питомцев. Намучившись с промёрзшей землёй и собственной немочью, через пару часов старик всё же прикопал своего пса.

– Ну всё, братко, вот тебя и прибрала смертушка, теперь, пожалуй, и моя очередь пришла! – мокнул платком уголок глаза Анатолий Геннадьевич и наклонившись, повесил старый, разваленный ошейник на воткнутую палку в холмик. – Ты уж извиняй меня, коль обидел чем…

4

Когда старик зашёл в дом, первое что его поразило, это приятный цветочный аромат, исходящий отовсюду. Отбив с валенок приставший снег, он в недоумении прошёл в комнату Буки.

Посреди кровати стояло удивительное существо, отдалённо, только по очертаниям, напоминающее человека. На нём было пестрое, разноцветное покрывало. Оно вертело по сторонам головой, всматриваясь такими знакомыми, синими глазами. Вместо рта и носа шевелились щупальца, в районе висков торчали отростки, схожие с рожками.

– Бука, малыш… это ты? – пришёл в себя удивлённый дед и сделал шаг в комнату. – Какой ты стал!? А у нас сегодня сдох Ванко, представляешь?

Создание повернулось в сторону говорившего, оно стояло посреди своего разорванного кокона. И тут Анатолий Геннадьевич почувствовал радость и нежность, исходящую волнами от Буки.

– Иду, иду… узнал меня малыш… – старик уловил бессловесный зов, оно звало его к себе, и он стал подходить.

Это было не покрывало, Бука взмахнув, расправило крылья необычайной цветной красоты, чуть светившиеся в мраке темноватой комнаты. Тело существа старик даже не мог разглядеть из-за ярких красок.

– Всё будет хорошо! – всхлипнул Анатолий Геннадьевич, понимая немой сигнал, исходящий от Буки, и обнял тёплое тело существа. Оно накрыло его своими бархатными крыльями и всё вокруг растворилось в непомерном, почти осязаемом, счастье…

Он оказался на пороге чистой и светлой избы. От окна, в свет вышла навстречу Настенька – красивая, молодая, с вьющимися русыми волосами. На губах её играла нежная улыбка.

– Толик, наконец-то ты пришёл ко мне! – это был её родной голос, столько лет не слышимый и почти забытый.

– Настюша, милая… – выдохнул Анатолий Геннадьевич и подошёл к ней, – я знал, что ты меня встретишь!

Они обнялись, оба в слезах, и стали целовать друг друга, не особо разбирая в какую часть лица. Под ногами радостно загавкал Ванко, норовя влезть между ними.

– Братко, и ты тут, малыш! – у пса лоснилась здоровая шерсть, он как щенок скакал вокруг хозяйки и хозяина, с прытью, какой не было уже очень давно. – Это рай?

– Нет, любимый, это теперь только наша жизнь! – ответила Настя, поглаживая спину мужу, – и теперь никто не в силах нас разлучить!..

*** *

– Эй, Толя!? Ты дома? – Степановна, соседка старика, стояла у открытой двери, с испугом заглядывая внутрь избы. В обед он не пришёл в магазин, и во дворе она его не видела - обычно всегда тот что-то делал по мере своих сил. Сегодня вообще был странный день, по всей деревне часов в одиннадцать пронзительно что-то свистело, испугав маслёновщан ни на шутку. Старики погадали да порассуждали между собой, но так и не поняли причину этого звука. Васильевна божилась, уверяя что видела настоящего ангела, летящего в небе, но она была та ещё сплетница и фантазёрка, ей верить - себе дороже. – Старый, ты там ещё живой?

Благоухало цветами, старуха вдохнула полной грудью, наслаждаясь ароматом.

– Одеколоном чтоль пахнет? – она прошла в пустой зал и пощупала печь, та почти остыла. – Толик, ты где?

Запах исходил из третьей комнаты, находящийся за спальней, там призывно была открыта дверь.

– Ты тут? О-о-о! – чуть не задохнулась в шоке Степановна. На взлохмаченной кровати, посреди разбросанного и разорванного материала, очень похожего на войлок, лежал высушенный почти до мумии, труп Геннадьевича, лишь только по одежде и можно было опознать старика. С потолка падал снежок. С удивлением женщина посмотрела на верх. Через дыру в полтора метра диаметра она увидела пасмурное небо…