Л. Балашевич. Углубляясь в историю. ч. 20-я

На снимке: Маннергейм перед конной прогулкой в пилотке с поднятым наверх ремешком. Около 1942 г. Из собрания адъютанта Бекмана.


Если у интересующихся личностью Маннергейма читателей возникнет желание узнать подробности его быта во время зимней войны и войны-продолжения, то ни в его мемуарах, ни в большинстве серьёзных монографий о нём, не исключая многотомной работы Ягершёльда, такой информации по понятным причинам или вообще нет, или её очень мало.  Приведенный ниже фактический материал, касающийся этого вопроса, в основном почерпнут из воспоминаний  членов его ближнего круга,  адъютантов и обслуживающего персонала, опубликованных в разное время на финском языке. Значительно облегчила поиск  обстоятельная монография Германа Линдквиста, опубликованная в  Швеции в 2017 году и  двумя годами позже изданная на финском языке под названием, которое можно перевести как «Маннергейм – человек за маской», и в которой большинство  информации о его личной жизни  собрано  в одном месте.

     В течение первого месяца зимней войны  маршал жил, или правильнее сказать, ночевал в отеле  в центре города на втором этаже. Это был обычный номер, в который владелец гостиницы Эйно Тансканен поставил ещё два своих кресла. Советская авиация 5 января 1940 года совершила налёт на Миккели, в котором участвовало 40 самолётов. Они беспрепятственно сбросили на город свой смертоносный груз, поскольку из-за сильного мороза противовоздушные средства не удалось задействовать на полную силу. Во время бомбёжки  отель был разрушен, как и 60 других домов в городе. После этого Маннергейм несколько раз менял место своих ночёвок, пока наконец не обосновался в бывшей помещичьей усадьбе Инкиля примерно в 15 километрах от города.  Во время войны-продолжения он одно время жил в расположенном в гранитном основании уцелевшего во время бомбёжки кафедрального собора города Миккели помещении. Его спальни были просто и скромно меблированы только самым необходимым. Единственный  денщик капрал Эйнар Фром следил, чтобы  в помещении спальни было всегда прохладно, и температура не превышала 16 градусов. Он же отвечал за состояние одежды и других личных вещей маршала, которые  были занесены в длинный список, в котором была даже специальная графа с указанием места хранения каждого предмета. В случае необходимости экономка Маннергейма Эльза Сундман, которая оставалась во время войны  в его доме   в Хельсинки, присылала в Миккели еду и  недостающие вещи.

  Такой же спартанской была и обстановка в его рабочем кабинете – бывшей учительской. На это обратил внимание даже посещавший штаб-квартиру премьер-министр Таннер. Адъютант генерала Эрика Хейнрихса, возглавлявшего генштаб во время войны-продолжения,  Эркки Сутела удивлялся этому и писал, что Маннергейм, служивший при царском дворе и привыкший к роскоши, должен был бы вроде любить её, но в реальности его аристократизм проявлялся только в его безукоризненной внешности, а обстановка в его рабочем кабинете действительно была аскетичной. Его младший адъютант Бекман, назначенный в помощь Грёнваллю в начале 1942 года,  рассказывал, что для работы Маннергейму было предоставлено  большое мягкое кресло, но маршал его игнорировал и использовал высокий прочный жесткий дубовый стул с подлокотниками, удобный для его высокого роста, такой же, как  в его доме в  Хельсинки.  Этот стул ему дал во временное пользование на 4 года строитель из Миккели Моссе Рясасель. Через четыре года стул ему вернули. Пожалуй, единственным предметом роскоши в кабинете  была  подаренная маршалу одним датским добровольцем во время зимней войны шкура гренландского быка, которую он поместил под рабочий стол и использовал с чисто практической целью для обогрева ног в холодном помещении кабинета. Он ею очень дорожил и после войны забрал в свой дом в Хельсинки.

   В отличие от Уинстона Черчилля, который мог принимать рапорты о состоянии боевых действий, находясь  в постели, Маннергейм вставал  рано – в 6.30 утра он уже был на ногах. Если позволяла обстановка, после скромного завтрака он в любую погоду совершал для поддержания физической формы конные прогулки верхом на своей любимой лошади  K;thy. По словам адъютанта Бекмана, она  была высокой, стройной и миролюбивой лошадью, которую  драгун Пааво Пёлёнен, отвечавший за лошадей, хранил как зеницу ока. Маннергейм вскакивал в седло, не используя никаких подставок, а встав одной ногой в стремя, в то время как  драгун Пёлёнен поддерживал стремя с другой стороны, чтобы седло не повернулось. Он также использовал любую возможность для пеших прогулок или купания в озере в летнее время, и в течение всего периода военных действий лишь несколько раз из-за непреодолимых обстоятельств не попарился в сауне по субботам.

        В 9 часов утра в штаб-квартире Маннергейм заслушивал рапорт начальника оперативного отдела генерала Айро, после чего начинался длинный и насыщенный рабочий день, заканчивавшийся только в 10 часов вечера. Только после этого он возвращался в своё жильё, читал свежие газеты, выпивал стакан грога и в 23 часа ложился спать. Таким образом, в течение всех военных лет его фактический рабочий день, если не случалось чего-то экстраординарного, продолжался 13 часов.  При этом, как вспоминал его адъютант Бекман, маршал  никогда не жаловался на состояние здоровья и не показывал, что трудности в напряженные моменты войны как-то сказывались на его состоянии. Наоборот, в такие моменты он мобилизовывал себя и становился спокойным и целеустремленным.

        И всё же запредельные нагрузки на фоне хронического ревматизма, склонности к простудным заболеваниям, перенесенных многочисленных переломов дали себя знать, и в марте 1943 года он заболел настолько тяжелой пневмонией, что у близкого круга финских офицеров и официальных лиц возникла серьёзная тревога за его жизнь. Но и в этот раз ему удалось преодолеть болезнь. После улучшения состояния, пользуясь вызванным весенней распутицей затишьем на фронте, он 17 апреля улетел с небольшим экскортом для восстановления здоровья в Лугано, и,  вернувшись  в Миккели выздоровевшим,  снова с головой окунулся в работу.
 
        Обременённый огромной ответственностью, Маннергейм, тем не менее, не упускал из виду и такие по меркам главнокомандующего мелочи, как соблюдение подчиненными правил ношения формы одежды и уставное поведение. Если, например, одежда адъютанта не соответствовала обстоятельствам или не была безупречной, маршал всегда реагировал на это: «Капитан, когда находитесь рядом с главнокомандующим, ваша одежда должна быть в полном порядке!». В свою очередь, своим внешним видом он сам подавал пример подчинённым, выглядел всегда стройным и подтянутым. Некоторые даже спрашивали адъютантов, не носит ли маршал корсет!

    Что же касается формального соблюдения прописанных правил ношения военной формы, то тут маршал, вероятно, считал себя вправе позволять себе некоторые отклонения от них, если ему это было удобнее, и следовал собственному стилю.  Например,  его шинель была не из толстой шинельной ткани, как у всех, а из  светлого диагоналя для гимнастерок. Плащ он носил цивильный, английский, с нашитыми на рукава знаками различия. Как-то кто-то осмелился ему заметить, что это не военная одежда, на что он ответил, что конечно нет, но ему она нравится.

     Положенные ему как кавалерийскому генералу красные галифе он во время войны не носил, так как считал их цвет слишком кричащим, и предпочитал брюки из диагоналя тёмного цвета, но петлицы и лампасы носил кавалерийские жёлтого цвета или иногда серые, как у  финской белой гвардии, поскольку имел право на то и другое:  он был почетным командующим как драгунского полка, так и белой гвардии.  Одежду для него шили по его указаниям портные  Ансель Комппа в Миккели и Давид Селигсон в Хельсинки.  Например, в галифе с учётом требований верховой езды штанины скреплялись прочно тесьмой, никаких стрелок не было. Лампасы пришивались так, что они были видны и сбоку, и спереди, и их ширина была не 4 см, как было положено для высшего комсостава, а такой, какая  соответствовала его чувству стиля.
    
   До лета 1941 года Маннергейм  обычно носил фуражку, но с началом войны-продолжения сменил её на обычную финскую пилотку, в которой он был даже в день своего 75-летия. От знакомой нам пилотки она отличалась наличием ремешка, который в экстремальной ситуации позволял предотвратить её потерю.  Ремешок пилотки положено было по правилам в повседневной ситуации размещать горизонтально спереди под кокардой, но Маннергейм сдвигал его вверх на голову поперек пилотки.  В зимнее время поверх шинели  положено было носить ремень. Адъютант Бекман рассказывал:  «Когда шведский наследник престола Густав Адольф посещал штаб-квартиру в Миккели в начале 1942 года, Маннергейм был в шинели без ремня, и мы, адъютанты, тоже по его примеру не надели ремней. Маннергейм это заметил и спросил, где наши ремни. Мы ответили, что под шинелью. Тогда он заставил нас отойти в сторону и, как положено,  надеть ремни поверх шинелей».     Так он давал понять подчинённым, что «quod licet Jovi, non licet bovi» (что положено Юпитеру, то не положено быку).
 
    С другой стороны, Маннергейм иногда с юмором воспринимал мелкие нарушения установленных правил и даже одёргивал излишнюю ретивость адъютантов в наведении порядка, особенно если это касалось членов женской военизированной организации «Лотта Cвярд». Бекман рассказывал: «Вспоминаю следующий случай. Как-то мы с маршалом шли по улице в Миккели, и навстречу   вышли лотты в форме. Увидев маршала, вместо установленного приветствия одна из них сделала книксен, другая лишь слегка склонилась, а третья просто кивнула головой. Маннергейм обратил на это внимание. Я сообщил об этом руководителю лотт. Через пару дней во время подобной  встречи на улице лотты приветствовали маршала так рьяно, что у них юбки по земле волочились. Когда мы вернулись, маршал прикрикнул на меня: «Я не просил капитана советовать, как меня приветствовать лоттам! Я сам разберусь!». Даже во время войны он оставался джентльменом!

Источники:
1. Ilkka Enkenberg:  Talvisota p;iv; p;iv;lt;. – Helsinki, 2013. – 242 s.
2. Herman Lindqvist: Mannerheim – mies naamion takana. – Helsinki, 2017. – 495 s.
3. Juha B;ckman, Jarno Koivum;ki, Nikolai Marschan: Mannerheimin adjutantina. – Helsinki, 2011. – 167 s.
4. Stig J;gerski;ld: Talvisodan p;;llik;. – Helsinki, 1976. – 383 s.
5. Taru Stenvall: Marski ja h;nen hovinsa. – Porvoo, 1955.
6. В. Эрфурт: Финская война 1941 – 1944 гг. – «Илма-Пресс», М., 2005. – 318 с.
7. Erkki Sutola: P;;majan sis;rengas. Kun Suomi taisteli. – Helsinki, 1989. – s. 272 – 274.