Пронизанный войной и горем обреченный

    С творчеством М. Ю. Лермонтова мне довелось познакомиться трижды. Первая наша встреча состоялась ещё в средней школе, и к сожалению, мне не хватило ума понять тогда, какой самородок попал ко мне в руки. Оно и немудрено... Разве дано подростку осмыслить, разбитое сердце старого вояки из "Бородино", или трагичный фатализм "Мцыри"? Что может значить для него вся неуместность и искренность любви в "Кавказском пленнике"? И о чем может рассказать ему Максим Максимыч? Не трудно догадаться, что Лермонтов виделся мне тогда не более чем заунывным избалованным вельможей, от которого так млела далеко не горячо любимая мной учитель литературы.
    Повторно мне довелось встретиться с Лермонтовым на курсе русской литературы золотого века, во время обучения в ВУЗе. Словами не передать, какую бурю эмоций вызвали его стихи в юношеской душе. С каким упоением я зачитывался ими до глубокой ночи, открывая для себя новый, истинный смысл его слов. Вот только истинным он оставался недолго. Ведь тогда, я как и большинство из нас, стал жертвой заблуждений о том, кем на самом деле был Лермонтов.
    Мы почему-то привыкли видеть Михаила Юрьевича как человека чувствительного и ранимого. Этаким печальным ребёнком, запертым в теле взрослого мужчины. Читая его стихи, мы неизбежно представляем, как Лермонтов, расхаживает по комнате в самых взволнованных чувствах, и как с уст его течёт возвышенная как небесный эфир поэзия, закладывая в строки боль, что томилась в его сладкоголосом сердце. Но имеет ли это, хотя бы отдалённое сходство с реальностью, и кем же был Михаил Юрьевич Лермонтов на самом деле?
    Для начала нам стоит раз и навсегда уяснить для себя одну вещь - Лермонтов не был тем, кого сейчас принято именовать интеллигенцией. Он был солдатом. Человеком который не единожды бывал на волосок от смерти. Человеком, что видел смерть, страдания и жестокость, и сам отнимал жизнь. И если у вас ещё остались иллюзии относительно его службы в на Кавказе, советую вам ознакомится с хрониками Чеченского конфликта 90х готов и прибавить к увиденному тот факт, что в эпоху Лермонтова такие понятия как гуманизм и права человека были ещё не в ходу.
    Михаил Юрьевич отнюдь не был высокопарным стихоплетом. Доказательством тому, служат записи в его дневнике: «Следующим утром снова был бой. Мы оттеснили горцев, но окружить их не смогли. Потери с обеих сторон были ужасающие. Горцы атаковали нас с криками и с длинными кинжалами. Я увидел, как неподалеку упал молодой солдат, истекая кровью. У него была отрублена рука…и я невольно вспомнил трагический рассказ немецкого сказочника Вильгельма Гауфа... Когда бой завершился, я увидел, что у солдата не только отрублена рука, но и отсечена также и голова... Рука и голова солдата снились мне изрядное время. Не давали покоя. На ум приходили строчки из произведения Гауфа, об отрубленной руке... Я, почему-то, постоянно думаю, что могу быть подвержен участи этого несчастного солдата. Но не желаю этого. Хотел бы умереть на поле боя мгновенно». Согласитесь, совсем уж далеко от балов, канделябр и хруста французской булки, которые мы представляем себе думая о поэтах золотого века.
    Одному богу известно, сколько раз Лермонтов стоял на дуэли, до той самой - последней, и смотрел в дуло заряженного пистолета. И сколько раз его рука оказывалась для кого-то роковой. Неведомы нам и те мысли, что терзали юного поэта, когда его приговаривали к ссылке. Когда он сидел на гауптвахте... Кто знает, что чувствовал он, когда в свете посмеивались над его несуразной внешностью. Немудрено, что он стал для них изгоем. Что общего могло быть у изнеженного франта, которому снились локоны молодой графини и у непривлекательного  побитого жизнью человека, которому снились отрубленные части тел?
    Осознавая все это, я в третий раз переосмыслил творчество Михаила Юрьевича. Строки, в которых он описывает Кавказ, становятся куда более пронзительными и прекрасными, когда понимаешь, что Лермонтов разглядел их сквозь крики и стоны поля брани, на котором лишь множились тела убитых. Его любовная лирика стала трогать сердце куда сильнее, когда я понял, что сам поэт видел по большей части лишь жёсткость и насилие. Его яркие образы горцев, чаруют как никогда прежде, когда думаешь о том, что Лермонтов нашёл в себе силы восхищаться теми, кто возможно завтра снесёт ему голову в бою.
    Лермонтов почти не видел жизни, зато узнал все о смерти, и не от того ли он смог сполна оценить её святость? Не от того ли так полно его творчество неведомой нам тоской, что жизнь его была трагедией куда более страшной? Не от того ли он так умело препарировал общество и героев своего времени, что ему среди них так и не нашлось места? Не от того ли нас так притягивает таинственная печаль поэта, что о самом страшном в своей жизни, он так и не рассказал? И не от того ли при мысли о нем так щемит мое сердце, что когда оборвалась его полная лишений и драм жизнь, Лермонтов был младше чем я, читающий сейчас его стихи?

Нравятся статьи? Подписывайся на Лит Завод во Вконтакте https://vk.com/public217691557 и читай их прямо  в своем смартфоне. Делись опытом с другими участниками сообщества и находи знакомства и связи по интересу.