Колыма. Часть 39. Лагерная больница

Колыма. Часть 39. Лагерная больница.
(Воспоминания моего дяди - узника ГУЛАГА).

После операции я был помещён в палату выздоравливающих и стал быстро поправляться. В палате лежали и тяжелобольные. Из них каждую неделю кто-нибудь умирал. Справа от меня лежал молодой инженер с гнойным плевритом, осуждённый на 15 лет. Из него через проделанную фистулу с трубкой время от времени выкачивали скопившийся под легочной плеврой гной. Вначале всё шло как будто хорошо, и больной подавал надежды на выздоровление. Он выглядел бодро, смеялся и ел нормально, как вдруг однажды утром оказался мёртвым - не выдержал организм.
На освободившуюся койку внесли нового больного с огнестрельной раной в грудь. Он успел нам рассказать, что охрана лагеря приняла его за беглеца, когда он возвращался с работы через вольнонаемный посёлок, куда вход заключённым был строжайше запрещён. Вскоре начались предсмертные судороги. Оперировать его врачи отказались, так как ранение было смертельным. Я подскочил к нему, чтобы поднять голову, но было уже поздно. Теряя сознание, он с остервенением порвал свои повязки и кровь хлынула из прострелянной груди на кровать ручьём.
Из больницы меня выписали в очень ослабленном состоянии в начале весны. Оперированная рука зарубцевалась, но стала тонкой как плеть и я с трудом владел ею. Несколько раз вывели меня на работу в забой, но убедившись в том, что я никуда не гожусь, направили в подсобное хозяйство огородником.
Огород был небольшой, но очень запущенный. Немало нужно было затратить труда, чтобы что-то сделать. Посадил я на большей части картофель. На нескольких грядках посадил капусту и редиску. Из-за отсутствия парников и теплицы большего сделать было невозможно. Здесь мне очень повезло в другом отношении : я подружился с пекарем, армянином по национальности. Впервые за все годы на Колыме я стал есть хлеб вволю. С этим пекарем я был знаком с первых дней приезда на Колыму. Это ему я возил лёд с реки! Он меня узнал и сразу доверился мне. Я стал по совместительству его помощником по выпечке хлеба, научился готовить опару, месить тесто и выпекать булки в печи. А когда он уходил с работы к своей семье, я оставался в пекарне за сторожа.
Работа в пекарне меня не изнуряла, и питание было хорошим. Я быстро поправился и обрёл облик нормального человека. Неудивительно, что при очередной комиссии меня снова занесли в список работников первой категории, то есть в забой!
Начальница санчасти, проводившая перекомиссовку, та, что полгода назад неудачно оперировала мне руку, приняла мою полноту сначала за отечность, но затем, разобравшись, была удивлена моей быстрой поправкой. Откуда ей было знать, что ни медицина, ни лагерь, а добрые люди сделали меня снова человеком.
Вскоре я был зачислен в группу заключённых, отравившихся на другой прииск. Меня всячески пытался отстоять начальник участка, но ничего из этого не получилось.
В день отправки этот человек сам вывел меня за зону лагеря и указал место, где я должен был отсидеться. За мной пришли два стрелка, которым не составляло большого труда найти меня. Далеко уходить от огорода я боялся. За уклонение от этого мне был учинен свирепый допрос. Но я все взял на себя и никого не выдал. Мне пригрозили штрафной командировкой, прелести которой я уже знал по другим приискам.