Ким. Пролог

***
Лил дождь. В промокшем воздухе ядовито и приторно пахло железом с примесью шуршащего под ногами гравия, а от сырой земли густо и тяжело несло прелой осенней гнилью и пронизывающим до мурашек холодом. Порывистый северо-западный ветер срывал с деревьев жёлтые с коричневыми трупными пятнами листья и насильно тащил их за собой, кружа в своём дивном мистическом танце и безжалостно пачкая их ржавой грязью.
Крупные свинцовые горошины барабанили по лобовому стеклу и крыше автомобиля, а замедленные в стоп-кадре взмахи щёток сметали воду на капот и в стороны. Поникшие и сгорбленные тени полицейских в чёрных дождевиках, подсвечиваемые в пронзительных красно-синих бликах мигалок, точно молчаливые монахи в трепыхающихся на ветру балдахинах, неторопливо переминались вокруг вытоптанной полянки с торчащими сухими головами чертополоха, утопая по щиколотку во всё более прибывающей воде.
Совсем неподалёку, за серой и невзрачной безмолвной пустошью, тяжело дыша и всё более учащая свои шаги по полотну железной дороги, крался умытый нескончаемым потоком мороси, похожий на вора или на трусоватого убийцу старый закопчённый локомотив с двумя широкими полосами на боку. Он осторожно прокладывал себе путь из заснувшего депо через город, который ещё тоже спал, окутанный голубоватой дымкой пара, и по мере того, как он продвигался вперёд,  лёгкий глубинный тремор, становился всё сильнее и внушительнее и раскачивал проскальзывающую от влаги под ногами почву. Небо было плотно затянуто густыми тучами, что однозначно сулило продолжение непогоды ещё на долгое время, а в метеопрогнозах по телевидению всё также никакой надежды на приближение солнечных дней…
Красные и синие всхлипы патрульных огней нещадно били в глаза, создавая какое-то нездоровое помутнение в мозгу и вызывая подкатывающую к горлу тошноту, точно мир сворачивался в клубок и катился в тартарары. Дождь нанизывал тело своими тонкими спицами, уколами в сердце, а ветер продолжал свою трепотню и путал вымокшие волосы, и отчаянно цеплялся за края одежды и бежал прочь из города точно выживший из ума преступник.
И узкая тропка от железнодорожной колеи вела ровно туда, точно к тому месту, где пожухлая трава больше всего источала тление, за раскачивающиеся плечи полицейских, и ноги, словно слепленные из ваты и воздуха, непослушно спотыкались и проскальзывали в чавкающей грязи, но продолжали идти дальше. Угрюмые силуэты в дождевиках пытались во все глаза хоть что-то разобрать на вытоптанной проплешине в каких-то жалких десять квадратов, подсвечивая себе фонариками, но подобравшийся уже совсем вплотную к городу осенний циклон начисто смывал прочь любые следы: отпечатки ног, и примятую землю, и кровь на траве.
Всё это напоминало олдскульное кино, где вспышки света перемежались с лицами людей, и было почти невозможно заглянуть за эти широкие спины полицейских, похожих на суровых великанов, возникших посреди дороги, далёкий глухой стук сквозь шипение дождя и наваливающийся гул приливает к голове, путая мысли, дрожь сотрясает подгибающиеся от страха и холода колени. Вода становится красной, а воздух сладковатым с примесью железа. Гудок тепловоза. Разрывается криком.
- Карина, девочка моя! – испуганно воскликнула женщина, целуя её бледные щеки, но взгляд дочки был неподвижен, какой-то остекленевший и неживой, и уходил куда-то далеко в пустоту. – Тебе что-то приснилось? – нервно шептала она. – Всё хорошо. Мама рядом. – успокаивала она, поглаживая её по затылку. – Опять? Эти кошмары?
- Всё в порядке, мам. – спокойно и как-то безучастно отозвалась Карина заученной фразой, выглядывая из бездонной пропасти небытия и постепенно возвращаясь в сырую реальность. – Долго ещё? – устало спросила она, потирая глаза.
- Нет, дорогая, мы почти на месте. – успокаивала женщина, отдёргивая часы на руке. – Бабушка будет очень рада тебя увидеть. – обещала она, машинально продолжая поглаживающие движения.
- Ну, ладно. – вяло и без эмоций ответила девочка, совсем отворачиваясь и плотнее прижимаясь плечом к холодному запотевшему стеклу, за которым, медленно вздрагивая на ухабах, умирала ночь.
В салоне было темно, кажется, все пассажиры спали, так, что казалось, они едут лишь вдвоём с мамой. Еле заметно горела зелёная лампочка возле водителя (а может он тоже спал, возникало такое чувство, что ехали они не по влажной асфальтовой дороге, а неслись на всех парах в чёрную бездну, не обнаруживаясь на радарах), радиоприёмник тихо потрескивал и не мог поймать ни одной приличной волны, словно также потерявшись в пространстве и времени.
За окном автобуса чуть заметно серел горизонт, а сквозь призрачную дымку тумана, как сеть из пленчатых пальцев, проглядывались чёрные верхушки деревьев, вылезая из прохладной глубины ночи, точно страшные злобные монстры, протягивая острые с когтями лапы, усеянные струпьями, чтобы схватить их,  сжать в ветвистые кулаки по-крепче и утащить, оплетая густыми корнями, в землю...