Воры. Рассказ ч. 3

  Мгновение спустя дверь резко открылась, на пороге появился офицер,
 средних лет, по его взгляду было ясно, этот спуску не даст.
 Капитан-мучитель еле дыша стоял по стойке смирно перед начальством.
 Моментально оценив ситуацию, подполковник вызвал его к себе.
 Но передо мной задержался.
 – Ты чей будешь? Отец, мать есть?
 Получив отрицательный ответ, он ещё некоторое время пристально
 разглядывал меня, потом вышел. А через несколько минут, меня по приказу
 начальника доставили на машине домой, пообещав разобраться с моим
 заявлением на действия виновника беззакония.

 С трудом, даже с помощью бабушки и тёти Нукры добрался до дому,
 хотя от калитки до крыльца не более десятка шагов. Потом ничего не помню.
 Спал без просыпу целые сутки. Проснувшись, первое кого я увидел,
 это Саломат, она улыбалась сквозь слёзы.
– Бабушка, бабушка Азим встал! – радостно воскликнула она.
 В ту же минуту я был окружён всеми домочадцами.
 – Слава Аллаху! Ну, наконец-то ты проснулся, сынок!
 Давно я не видел всех такими улыбающимися и радостными, как это здорово
 оказывается, быть вместе. Пережитое сплотило нас и ещё больше сблизило,
 семья Саломат, подумалось мне, уже не станет для нас чужой.               
 – А чем это так вкусно пахнет? – удивился я.               
 – У соседей свадьба, – сообщила бабушка, – вот угостили, показав в казанке
 на шурпо и свёрнутые вчетверо тонкие лепёшки – чапоти.

 За ужином узнал, кто подал заявление о явке с повинной.
 В семье Бахром ака произошла настоящая трагедия. Касым, не найдя средств
 для очередной дозы, набросился на мать, требуя от неё денег.         
 – Я знаю, ты прячешь от меня свою заначку, где она, где? – орал он,            
 не контролируя себя, женщина в страхе оттолкнула его и выбежала во двор,      
 в  надежде на помощь соседей, но он нагнал её и, вцепился ей в горло,   
 повалив на землю. Лицо Зубейды посинело, она стала хрипеть, но обезумевший   
 сын продолжал её душить, в этот момент вбежал отец и, схватив первый   
 попавшийся под руку камень метнул его в Касыма. Взвыв от боли, наркоман   
 бросил мать и побежал за дом держась за голову.
 Занятый заботами о жене, Бахром ака поначалу не придал особого значения
 отсутствию сына.

 Освободившись, отец вышел во двор и обошёл дом вокруг.
 Касыма нигде не было. Ничего, пусть освежится, под остынет заодно, подумал он.
 Забили тревогу к концу дня. Милиция нашла в конце посёлка лежащий на снегу      
 труп Касыма с пробитым черепом, мы с Гафуром оказались в числе главных
 подозреваемых. Ведь незадолго до трагического события мы оба грозились его
 убить из-за Саломат.
 Лишь утром следующего дня Бахром ака, понял, что удар камнем оказался
 смертельным для сына и подал прошение о явке с повинной.
   
 Через несколько дней, когда синяки на моём лице побледнели, мы вместе с Гафуром
 пошли к женщине разбирать сарай.               
 – Я думала, что ты больше не придёшь, испугавшись тяжёлой работы, – некое
 подобие улыбки отразилось на её хмуром лице.
 – Нет, я наоборот даже с подмогой пришёл, чтобы быстрее закончить,               
 Вы не будете возражать? – спросил я. Нехотя кивнув, она зашла в дом.

 В две руки работа пошла куда быстрее. Я собирал и связывал газеты и журналы,
 он грузил их в Москвич и отвозил домой, к концу второго дня гараж стал заметно
 освобождаться. Дома застали всех наших женщин за читкой журналов, вернее того,
 что от них осталось. Годами заброшенные в сыром сарае они пришли в полную
 негодность и годились разве что, только в печь.            
 День за днём мы разбирали макулатуру, теперь очередь дошла до книг, некоторые
 из них к нашему удивлению остались целыми, и мы несколько сотен отвезли в школу,
 чем несказанно обрадовали учителя литературы и русского языка.
 Как-то, пролистывая старые тетради и блокноты наткнулся на несколько фотографий,
 одна из них поразила меня. На обороте размашистым почерком написано: Мои
 Азимджон и Нигина, 17 апреля 1992 год. Я оцепенел. Такая же фотография была      
 у нас дома, только без надписей. Сердце встревоженно забилось. Вернувшись домой
 я пристал к бабушке с расспросами, показав обе фотографии.

 – Бабушка! Расскажите лучше, всё равно не отстану! Это мой отец, да? Отец?
 Нахмурившись бабушка долго не отвечала.
 – Ох, сынок, ты не представляешь, как тяжко мне всё это вспоминать – начала
 она, наконец-то, вняв моей настойчивости.
 Из её рассказа мы узнали, что семейство Гуфроновых было известно своей
 зажиточностью и знатностью, многие считали за честь пригласить главу семейства
 на свадебные и праздничные мероприятия. Гуфронов долгое время работал в сфере
 торговли и возымел славу весьма уважаемого человека. Правда, уважение к нему
людей было больше напускное, т.к. жил далеко не по средствам, жировал попросту
  говоря, имел бесчисленные связи и без стеснения пользовался ими.

 Большой двухэтажный дом с фонтаном, предусмотрительно построенный за пределами
 города, чтоб меньше в глаза бросалось, как подчёркивал хозяин, важно гуляющие
 павлины во дворе, усаженном экзотическими растениями, новенькая Волга ГАЗ - 24
 позволяло ему чувствовать себя князьком в своей вотчине, что в условиях
 советского времени не поощрялось и, более того, пресекалось.

 Но Гуфронову каким-то непостижимым образом удавалось всегда выйти «сухим из
 воды», несмотря на многочисленные проверки различных инстанций.
 Блестевший лысиной, золотозубый директор сельпо самодовольно поглядывал на
 сельчан, торжественно восседая в числе почётных гостей на праздничных
 мероприятиях.
 – Твой дед не уважал Гуфронова, как и многие, считал его вором и расхитителем
 государственного имущества. И надо же было такому случиться, чтобы наша Нигина
 стала встречаться с Санджаром. Они заканчивали политехнический институт и
 жили в студенческом общежитии Мы пытались её убедить прекратить с ним
 отношения, но она не слышала нас, слепо веря в торжество любви.

 Родители Санджара, узнав о выборе сына, всячески чинили препятствия их
 взаимоотношениям, даже пытались отправить его за пределы страны, но он наотрез
 отказался и заявил о своей женитьбе на Нигине. Приведя её домой, наивно полагал,
 что родители смягчатся, узнав, о её беременности, – бабушка расплакалась, – но
 ошибался, нашу девочку выгнали со двора, как собачонку, оскорбив и, унизив.
 Санджар, рассорившись с родителями ушёл из дому и вместе с твоей мамой уехал
 на попутке в Душанбе.

 Бабушка замолчала, глубоко задумавшись, затем продолжила: – нам с дедом было
 очень тяжело разлучаться с единственным ребёнком, как только мы её не убеждали
 отказаться от этой затеи, но Нигина настояла на отъезде. Мы, даже представить
 себе не могли как будем надолго оторваны друг от друга и какие испытания
 падут на наши головы. Вскоре после отъезда молодых в наш дом со скандалом
 ворвались разъярённые родители Санджара.
               
 – Как вы голодранцы, без рода, без племени, посмели лезть в нашу семью?!      
 Кто мы и, кто вы, знаете? – кричал на нас истошным голосом Гуфронов.
 –  Куда вам, нищете убогой тягаться с нами, –  вторила мужу мать Санджара,      
 – где наш сын, где? – заглядывая в комнаты, вопила она, – куда эта гулящая
 дрянь увела его, явилась с набитым брюхом неизвестно от кого и думает, что
 породнилась с нами? Не бывать этому, не бывать!
 – Дедушка твой, помню сильно рассердился и выставил их из дому.               
 На нервной почве у него разыгралась старая болезнь суставов, он вообще         
 не мог ходить, мучили сильнейшие боли в ногах, – утирая слёзы говорила бабушка.

 Да и времена были тяжёлые, ни выбраться, ни добраться, шла война, на дорогах
 орудовали банды разных группировок, занимавшиеся мародёрством и разбоями.   
 Они нападали на местных жителей, забирали всё ценное, убивали, жгли дома…
 Бабушка снова надолго задумалась, в тишине комнаты лишь слышалось   
 потрескивание дров в печке, да за окном редкое воркование горлинок.               
 – Не избежало этой участи и семейство Гуфроновых – вдруг снова заговорила она,   
 – бандиты вторглись во двор, перестреляли в упор трёх огромных алабаев и,   
 выбив двери ворвались в дом.

 Мы слушали бабушку, с ужасом представляя картины жутких событий тех лет.
 – Разве территория Нурекской ГЭС не охранялась военными? – спросил Гафур.
 – Охранялась, в том-то и дело, но Гуфроновы жили за городом, пока помощь
 подоспела, всё было кончено, – последовал её ответ.               
 Бандиты вытащили из дому полуодетых, испуганных главу семейства вместе         
 с женой и младшими дочерями. Его с женой зверски избили, требуя деньги и
 ценности, на их глазах жестоко надругались над дочками, и хотя все тайники
 хозяином дома были указаны, это им жизнь не спасло.
 Автоматной очередью семья была расстреляна, чудом выжила только Холида –   
 мать Санджара.
               
 Наступила пауза, после снова раздался тихий голос бабушки – какими бы
 они не были людьми, но трагедия не оставила равнодушными никого. Вот такая
 печальная история произошла, сынок, с твоими несостоявшимися родственниками –
 подытожила она.Все молчали, потрясённые страшным рассказом.
 – А что отец?  – осторожно спросил я.
 Тяжело вздохнув, бабушка глотнула чаю с пиалы, поднесённой Саломат, затем
 продолжила:– незадолго до трагедии его отец приехал в Душанбе, разыскал Санджара
 в проектном институте, где он работал вместе с Нигиной, и вывез обманным путём.

 Дочка нам сообщила потом, что со слов Гуфронова мать Санджара якобы тяжело
 заболела и призывала сына увидеться напоследок. Он, конечно же поверил отцу и
 уехал с ним, наспех с ней попрощавшись. На самом деле по приказу отца его
 отвезли к родственникам в дальний горный кишлак, строго наказав им не выпускать
 сына из поля зрения до своих новых распоряжений. Но через несколько дней
 случилось это несчастье, весть до Санджара дошла поздно, через несколько недель,
 и никто не мог уже больше удерживать его. Одному оказаться в горах – неминуемая
 смерть, поэтому один из родственников вызвался его сопроводить до Нурека.
 Больше их никто не видел.
 Поговаривали, что они попали в руки бандитов и те увели их в Афганистан,
 но это всё только разговоры, подтверждений тому нет, уж столько лет прошло…

      апрель 2021 г.

     Продолжение следует...