Обреченная. Наперекор судьбе. Свекровь

Мама Володи так и не смирилась с выбором сына, она и папа предпочитала держаться от молодой семьи подальше. Родители оплачивали счета за квартиру, которые заносил к ним Володя, но никогда не приезжали в гости и не горели желанием увидеть внука.

В самый первый раз, когда Марина хотела вместе с Володей заехать к его родителям и показать им сына, свекровь сразу расставила все точки над i.

Она сама позвонила и сказала Марине, не утруждая себя показной вежливостью:

— Моя квартира не рассчитана на маленьких детей. Воспитывайте своего ребенка у себя дома.

Сын не оправдал ее надежд — вместо женитьбы на хорошей девушке выбрал эту безродную пэтэушницу. Вместо головокружительной карьеры и блестящего будущего он предпочел неустроенную жизнь на съемной квартире.

Элита не должна подпускать близко к себе плебеев и разрушать не нами и не в наш век заведенное правильное устройство мира. Иначе мир рухнет.

Но сегодня мама решила их навестить без предупреждения. Прозвенела трель звонка, и муж побежал открывать дверь.

Свекровь, войдя в небольшую, со старыми обоями в цветочек, квартиру, на ребенка даже не взглянула. Миша играл с игрушками, и не обратил ни малейшего внимания на вошедшую в дом шикарную женщину, пахнувшую дорогим парфюмом. Малыш в парфюмах не разбирался, к тому же был занят важным делом.

Сын помог маме раздеться, аккуратно повесив длинную серебристую шубу из норки на плечики в маленькой прихожей. Он заметно лебезил перед мамой.

Разумеется, мама даже не подумала переобуться — без каблуков она могла показаться ниже ростом, а это совершенно недопустимо для такой роскошной женщины.

Казалось, что годы только прибавляют Лидии Анатольевне шарма. Видимо, у нее очень хороший косметолог, сохраняющий ее природную красоту в целости и сохранности, а макияж выглядел так, как будто его наложил дорогой мастер перед самым ее приходом в семью сына.

— Может быть, она и спать с мужем ложится всегда с прической и макияжем, — подумала Марина, и ей тут же стало стыдно за себя.

У нее-то на первом плане, что приготовить мужу и сыну, как перед ними расстелиться, чтобы им было хорошо.

Впрочем, понятно, почему свекровь выглядит как английская королева — у Лидии Анатольевны всю жизнь все хозяйственные хлопоты берет на себя домработница. Все свободное время можно полностью посвящать себе, а во время непыльной работы на руководящей должности гулять по магазинам и салонам красоты.

— Уж не завидую ли я своей свекрови? — подумала про себя Марина и постаралась отогнать подальше крамольные мысли.

Все, о чем она думала, тут же отражалось на ее лице. Сейчас стоит взять себя в руки, сохранить выдержку и проявить все возможное гостеприимство.

Старые половицы прогнулись под каблуками свекрови и противно визгливо скрипнули. Мама поморщилась, как от невыносимой зубной боли.

Наверняка боль ей причиняло все, что связано с неправильным выбором сына.

— Вы сами все решили, — напомнила она, наверняка прочитав Маринины мысли, — теперь сами все и расхлебывайте.

— Как будто бы мы жалуемся и просим помощи, — подумала Марина.

Горячо любимый муж Марину сейчас как будто даже не замечал, словно она растворилась в воздухе и испарилась из комнаты.

Она сама себе вдруг показалась невзрачной серой мышкой, подобранной в каком-то жутком бомжовском подвале, и по недоразумению принятой в приличную семью.

Благородная семья теперь вынуждена ее стыдиться, но на улицу выгнать не может — им не позволяет аристократическое воспитание.

Марина, стараясь не замечать явно выраженного презрения и пренебрежения, достала с полочки купленную по случаю чайную пару из сервиза «Мадонна», налила маме чашку свежезаваренного чая и открыла коробку с шоколадными конфетами.

— Вы что тут, конфетами питаетесь?! — язвительно сказала Лидия Анатольевна, и холеными пальчиками со свежим маникюром брезгливо повертела чашку перед собой.

Как назло, Миша накануне умудрился уронить эксклюзивную кружечку, и у кружки отбился краешек красивой позолоченной ручки.

— Вот раньше, в прекрасные дореволюционные времена, существовала традиция — выбирать себе пару из хорошо известной семьи, чтобы материальное положение, образование, — все было примерно на одинаковом уровне, — задумчиво сказала мама, аристократически выпрямив спину и стараясь поудобнее усесться на скрипучем стуле.

Фраза прозвучала как выдержка из трактата «Неравный брак», только иллюстрации на стене не хватало.

— Заскрипел, паскуда, ну как же вовремя! — обозлилась Марина на стул.

А на кого еще здесь можно было обозлиться, чтобы не пострадать от язвительных замечаний и колких намеков?

Мама продолжала делать акцент на ее плебейском происхождении и абсолютном неравенстве по отношению к любимому сыночку.

— Если бы я была чайником, я бы закипела, — подумала Марина.

К счастью, надолго задерживаться в столь тесном и непрезентабельном помещении не входило в планы свекрови.

— Так и будете всю жизнь по съемным квартирам мыкаться, если мы вам не поможем, — подытожила она результат своего высокого визита.

Она так и не подошла к Мише.

— Это был твой выбор, сынок, — сказала мама напоследок, и своей аристократической походкой с гордо выпрямленной спиной направилась к выходу.

За Лидией Анатольевной громко захлопнулась входная дверь, а во дворе уже стояла машина такси, предусмотрительно вызванная Володей.

Муж был зол, и не просто зол, он был в бешенстве. Все прошло совсем не так, как он планировал, а Марина, вместо того, чтобы расстелиться ковриком перед любимой мамочкой, умудрилась безнадежно все испортить.

— Ты что, не могла понравиться моей маме? — резко спросил он.

— А что, твоей маме можно понравиться? — не сдержалась она.

Марина еще не знала, что ни одному мужчине нельзя говорить ничего о его родителях. Лучше вообще ничего — ни хорошего, ни плохого.

В конце концов, это его родители, пусть, если хочет, их любит, если не хочет — не любит. Хочет — стелется перед ними, не хочет — не стелется. Ее это совершенно не касается.

— Не смей открывать свой поганый рот, когда муж тебе говорит, как нужно себя вести.

Внезапно он взбесился, и со всего размаху ударил ее по щеке.

Это было настолько неожиданно, что Марина открыла рот от изумления, а слезы тут же приготовились пролиться водопадом из широко распахнутых глаз.

— Не смей корчить обиженные гримасы, — взвизгнул муж, — все ваши детдомовские повадки, сопли и слезы давно уже всем известны.

В тот вечер он впервые избил ее.

— Ты вела себя по-хамски, — сказал он, — пусть это станет для тебя наукой, чтобы ты свой рот лишний раз не открывала перед порядочными людьми! И посмей мне только сказать еще хоть одно слово о моей маме! Ты и мизинца ее не стоишь!