Суровая

Бабушка была очень строгой. Шутить и балагурить не в ее правилах. Если дети с внуками приезжали к ней в деревню летом, то можно было гулять во дворе или в огороде. А зимой и дождливой осенью приходилось сидеть в избе.
Бабушка медленно ходила по комнате, как будто экономила движения.  Ни стукнет, ни брякнет.  Ребятишкам бегать не разрешалось. Нужно было сидеть на стульях с высокими спинками. И  слушать, как ходики тикают.
Сделает ребенок движение, потребует его детская природа как-нибудь проявить себя, как старушка, нахмурив брови, скажет: «Не дикань»! И ребенок замрет в тупой покорности.
И взрослые сидели, притихнув, иногда выпуская на свободу какие-нибудь замечания. Например, о хозяйстве и о ценах. О родне. Никаких общих рассуждений: умничать запрещено!
Отдадут бабушке визит, как раньше говорили, выдохнут – и в город. До следующего визита.
А бабушка оставалась одна со своими ходиками и старинными иконами. Никто не знал, чем она живет? О чем думает? Любит ли кого-нибудь?
С мая по октябрь огород и цветочные клумбы. Осенью и зимой тихо сидела в своем укрытии. Ни к кому не ходила. И к ней никто не ходил.
Мрачная изба с маленькими окнами, с улицы закрытыми кустарником, а изнутри тяжелыми занавесками.  Идеальная чистота. Все на своих местах – темно-коричневая мебель, железная кровать, шкаф с посудой  и стол. Ни салфетки, ни вышивки – ничего такого, на чем глаз может отдохнуть.
По своей инициативе ездить к ней было нельзя. Позвонит и скажет: «Вот что, купи мне три килограмма сахару». Или еще чего-нибудь. Вот тогда можно и приехать, чтобы посидеть чинно на стульях с высокими спинками.
В сентябре она выставляла на стол банки с вареньями и соленьями.  Звонила детям. Они приезжали и молча забирали: настоящий ритуал. Складывали в сумки и уезжали.  Ни поцелуев, ни благодарности: бабушка очень суровая.
Есть люди как загадки. Как нераскрытый сундучок. Что там внутри? Крышка иногда приоткрывалась на полпальчика, что-нибудь покажется и  спрячется,  тут же крышка снова наглухо – на запор.
Она и умерла по-своему, загадочно.  Позвонила сыну и сказала короткое слово: «Приезжай». Он спохватился и полетел, прихватил по дороге сестру. Ворвались в избу. А бабушка лежит чинно на кровати. На столе записка, что деньги там-то, варенья и соленья там-то. И всё!
Почувствовала уход, написала, что надо, легла в кровать и отошла.
Таинственно жила и таинственно ушла.  И никаких объяснений.  Несколько фотографий – из молодости. Стандартный набор документов.
 Чашка, в которой высохла старая заварка, недоеденный суп в холодильнике и на комоде напоминалка, написанная корявым стариковским почерком, что такого-то числа – снять показания счетчика,  – ударили по нервам дочери. Она заплакала, потому что сердце вдруг сдавило. То ли невысказанная любовь, то ли укоры совести. Может, то и другое вместе.
Был человек рядом много лет. И ушел в небытие. Остался для всех  таинственной непрочитанной книгой. Кем был? Зачем жил?
Никто не знает и не узнает.