Лермонтовский аватар. фантастический рассказ

 

    Программист Михаил Рудов очень любил творчество Лермонтова.  Он восторгался красотой слога, глубиной мыслей в его произведениях, а трагическая судьба Лермонтова навсегда осела в его душе фантомной болью. Бесконечная любовь к поэзии Лермонтова и к нему самому с ранней юности, к тому времени, когда Рудов стал ведущим программистом в одном КБ, позволили ему незаметно, но достаточно глубоко изучить творчество и биографию Лермонтова не только в объёме полного собрания сочинений поэта, но и по многим литературоведческим работам о нём. Он, горячий почитатель творчества Лермонтова, как только вспоминал о его ранней гибели, всякий раз сильно огорчался, что эта трагедия лишила потомков гениальных творений, которые непременно были бы явлены свету, проживи поэт дольше. Рудов не единожды перечитал собрание сочинений поэта, а многие самые любимые произведения знал, конечно, наизусть. Таинственная поэтическая прелесть стихов Лермонтова вызывала в нём сладостное чувство ощущения высокой гармонии; такое же очарование он испытывал и от прозы своего кумира. Рудов с полной убеждённостью считал, что в русской литературе нет более прекрасных в своём роде произведений, чем элегии «На смерть поэта», поэм «Бородино», «Мцыри», «Песня о купце Калашникове», «Валерик», стихов «Нет, не тебя так пылко я люблю», «И скучно, грустно», «Выхожу один я на дорогу» и многих-многих других. А роман «Герой нашего времени», по мнению Рудова, навсегда остаётся вершиной русской литературной прозы. С не меньшим интересом ценитель Лермонтова изучал его черновики, незаконченные произведения, наброски, планы и воспоминания современников о его творческих замыслах. И всякий раз до боли в груди расстраивался, что замыслам Лермонтова не суждено было сбыться.
    Однажды, при прочтении рассказа «Земляк Лермонтова» выдающегося лермонтововеда Ираклия Луарсабовича Андроникова, в котором устами героя рассказа, сторожа в Тархановском музее, вероятно, выражается мысль самого Андроникова о том, что проживи Лермонтов столько, сколько прожил Пушкин, то ещё неизвестно, «кто бы был на месте Пушкина», голову Рудова пронзила фантастическая, но до бесконечности заманчивая идея: не написанное, но задуманное Лермонтовым, создать с помощью искусственного интеллекта! А в реализации этого замысла могут помочь сохранившимся планы и черновики поэта. Ведь играют же компьютеры в шахматы на уровне чемпионов мира; электронные переводы текстов с иностранных языков на русский и с русского на иностранные стало делом обыденным; есть уже и опыты сочинения стихов компьютерным интеллектом. Значит, с помощью искусственного разума можно будет восстановить затерявшиеся, утраченные и не написанные лермонтовские произведения! Для этого надо лишь создать программу, способную воссоздавать творческий метод Лермонтова. Да, да, создать Лермонтовский аватар! Аватар в переводе с санскрита – Нисхождение Бога в физической форме на землю. Самый известный аватар – явление землянам Бога в образе своего сына Иисуса Христа. А в данном случае, размечтался Рудов, – явление, возвращение неизвестных творений поэта в мир людей…
     Конечно, под возвращением фактически имелась ввиду система слов, формально – слова, поставленные рядом с другими словами, но поставленные так, что по их расстановке сразу стало бы понятно, что это лермонтовские стихи, а ничьи другие. Идея настолько захватила любителя русской словесности, что он в горячке, без сожаления о потраченном личном времени, всего за год написал требуемую программу. Для этого он сперва сделал математический анализ лучших произведений Лермонтова, и попытался составить на его основе формулы творческих особенностей его поэтики. Важными оказались, к примеру, досконально установленные факты, что Лермонтов из всех стихотворных размеров предпочитал 4-х стопный ямб; 6-ти стопным ямбом им было написано всего 21 стихотворение, иначе говоря, всего 6% от всего наследия. Незаменимым в исследовательской работе оказался составленный Словарь частотного употребления. Было подсчитано сколько раз было поэтом употреблено каждое слово. Статистика употребления слов, характерная для лермонтовской лексики, колеблется от 6 («встречаться») до 6730 («прелесть») раз.  Исследователь установил количество лексических форм, свойственных стихам Лермонтова, и их повторяемость. К примеру, с отрицательной частицы НЕ начинается 20 стихотворений, что можно считать типичным приёмом. И была проделана основополагающая работа – составлен словарь наиболее характерных для Лермонтова рифм.  На основании подобных данных Рудов создал индивидуальный творческий алгоритм гениального поэта. Первой мыслью энтузиаста было, используя созданный алгоритм, дать команду на синтезирование стихов по мотивам лермонтовских набросков с надеждой получить стихи, которые мог бы написать сам поэт. Экспериментатор, конечно, понимал, что бездушный компьютер даже по утончённой программе, если и сможет синтезировать стихи, то они будут только подобием лермонтовских. Невероятной сложности разновекторную программу, которая могла бы приблизиться к устройству живой души поэта, способной сочинять стихи в стиле Лермонтова, Рудов отдавал отчёт – создать невозможно.  Отцифровать творческое сознание по оставшимся после автора литературным произведениям –
цель, конечно, фантастическая и недостижимая. Но сверхзадача – наполнить стихи индивидуальной особенностью свойственной только поэзии Лермонтова – сейчас пока не стоит, то есть, не является первоочередной. Хотя понятно, что без её решения, в конечном счёте, эксперимент будет бессмысленным. Хотелось бы воскресить именно стихи Лермонтова, а не абы какие.  А сейчас пока необходимо научить машину хотя бы сочинять стихи по законам формальной логики и по известным правилам стихосложенья.
     По прошествии трёх лет этой высокоинтеллектуальной работы со многими мегабайтами памяти компьютер начал синтезировать обрывки фраз, в которых угадывался лермонтовский лексикон и, порою   даже со стихотворным ритмом, но это были ещё не стихи ни по форме, ни по мысли.
    Каждый шаг в этой фантастической задаче требовал корректировки программы, на что уходило много драгоценного времени. Времени жизни. При том, что за эту работу, ставшей поначалу на уровень с основной на производстве, а вскоре и главнее основной, никаких поощрений не было, и не предвиделось.  Руководство КБ вскоре узнало о задаче, которую поставил сам перед собой их сотрудник, но мешать ему не стало, видимо, очаровавшись оригинальностью идеи. А чего возражать, если Рудов с рабочими заданиями справляется на отлично, а свою сверхзадачу пытается решать не в рабочее время, а не считаясь с собственным. Ну, может, где-то и в рабочее, но всё же не в ущерб задачам КБ. А в случае успеха его, Рудова, эксперимента, результат может оказаться полезным и для КБ. А на то, что он пользуется техническим оборудованием КБ, руководство попросту прикрыло глаза – ущерб не велик, а в домашних условиях такую работу, понятно, не сделать – технической мощи не хватит. Между тем, в разговорах с коллегами как-то само собой возникло и закрепилось за проектом, над которым трудился Рудов, название Бард. Рудову нравилось, что при встречах коллеги порою спрашивали:
    – Ну, что там Бард – творит нетленку?
    – Увы, – им Рудов отвечал.
    И с грустью думал, что по прошествии пяти лет Бард ещё всего лишь ученик первого, может, второго класса.
    Не продвинувшись в попытках написать «мозгами» Барда новые стихи, Рудов попробовал давать задания Барду написать заново стихи уже известные. Результата ожидал с жутким волнением, но он и обрадовал, и разочаровал: компьютер стал выдавать обрывки строк, в которых порою угадывались хорошо известные произведения, но бардовский вариант всегда был лишь искажением оригинала – слова в известных строках заменены на синонимы, был изменён порядок слов, присутствовали неизвестные строки с новыми мыслями. Рудов попробовал поработать с теми стихами, от которых сохранились черновики. Догадка подтвердилась – Бард воспроизводил вычеркнутые в рукописи строки, но окончательные варианты известных стихотворений ему пока не давались. Это обнадёживало, это был большой шаг к намеченной цели. Которая, однако, была неизвестно как далеко. Нелегка эта работа – заставить машину высчитать тот единственный стихотворный вариант в теме, над которой думал конкретный, к тому же выдающийся творческий ум. К примеру, задав Барду тему и алгоритм «Паруса», Рудов с радостью и беспокойством видел, как тот синтезировал, ломая согласования, смысл и ритм известного стихотворения: Белый парус один туман море голубой ищет страна далеко кинул край родной. Как у Лермонтова – всем хорошо известно. На подобных примерах Рудов пытался понять слабые стороны «дарования» Барда. Барду особенно трудно давались предлоги и окончания, которые как раз и могли дать грамматически правильно построенные фразы. Потому Рудову снова и снова приходилось много времени отдавать на корректировки программы.
    К тому времени подоспели новые успехи в лингвистической науке. На основе структурального анализа морфем, содержащихся в десятках тысяч письменных литературных произведений разных времён и фольклорных памятников, с помощью той же компьютерной техники удалось сделать открытие и установить закономерность типично возможного и невозможного сочетания звуков в русском языке.
Но многие абракадабры, выдаваемые Бардом и после внесения в программу закономерностей только возможных сочетаний звуков, наконец, позволили Рудову понять, что надо воссоздавать искусственный гений не на материале известного творчества поэта, вернее, не только на его основе. К тому моменту, надо сказать, не без участия самого Рудова, сложилось новое направление в разработке компьютерных программ – нейролингвистическое программирование. Вот на него Рудов теперь и возлагал все надежды своего эксперимента. И он надолго засел переписывать программу. И хотя на это ещё ушли годы, но теперь программа могла максимально синтезировать морфемно-лексический ряд, соответствующий социально-историческому периоду, в котором жил поэт. Параллельно с написанием новой программы, уже с помощью коллег, влюбившихся в идею Рудова, была проделана гигантская работа по сканированию книг, предположительно входивших в круг чтения поэта – авторов, как отечественных, так и зарубежных, как современников поэта, так и живших до него. Дополнительно к этому, были найдены и просканированы книги, статьи, содержавшие какую-либо информацию об историко-этнографической и социальной атмосфере эпохи Николая I. Результатами такой работы Рудов хотел дать Барду образование, которое вероятно имел Лермонтов.
    Экспериментатор долго размышлял – вводить ли исследовательскую литературу о Лермонтове, которой оказалось в разы больше, чем той, которую он сам, возможно, мог прочесть. Поскольку исследовательская литература содержала биографические факты из жизни поэта и попытки психологического анализа его творчества, Рудов решил в первую очередь использовать работы самых известных литературоведов. Для этого ему уже не надо было, как это обычно происходило в его юности, ворошить сотни книжных томов, чтобы добыть нужные знания. Частично задача по использованию максимальной информации о поэте упрощалась благодаря тому, что в крупных библиотеках все книжные фонды были переведены на электронные носители, в том числе и многие тома известных литературоведов. Среди этих авторов, конечно, были самые авторитетные исследователи жизни и творчества Лермонтова: Павел Висковатов, Владимир Соловьёв, Ираклий Андроников, Борис Эйхенбаум, Виктор Мануйлов, Эмма Герштейн, Владимир Петров, Валерий Михайлов и др. Множество же работ менее известных авторов, крупицами своих находок тоже помогших составить мозаичный творческий портрет великого поэта, приходилось отыскивать по многим каталогам и сканировать вручную их книги, статьи из журналов и газет. Помимо этого, Рудов снял литерные и фоновые (акустические) электронные матрицы с лучших стихов и дополнил ими алгоритмы уже работавших программ.
Вся эта огромная работа была подчинена одной цели – заложить в компьютерную память максимальную информацию, которая могла бы смоделировать атмосферу, в которой жил поэт, создать виртуальные условия, в которых могли бы проявиться его поступки, его мышление, и самое главное – творческое мышление. Короче, эту загадочную науку – психологию творчества, над которой бились многие десятилетия многие учёные, практически применить по лекалу на примере одного творца с помощью электронного разума, возможности которого, похоже, не ограничены. Мысль о том, что компьютер, путём миллионных вариантов слого- и словосочетаний, сможет сформировать нужные лексемы, путём использования явных и не явных возможностей синтаксиса, направляемого контролирующими друг друга алгоритмами, сумеет выстроить слова в связанный стихотворный текст, приводила Рудова в сладостное состояние успешного экспериментатора. А предположение, что эти строки могут быть из числа утраченных или замышлявшихся давно почившим поэтом, приводило Рудова в состояние повышенной эйфории. Поэтому, с каждой новой сканированной книгой или статьёй, в нём всё жарче разгорался интерес – каков же будет результат? Удастся ли восстановить тексты стихов, которые, как доподлинно известно, существовали, но были утрачены при разных обстоятельствах – утоплены в горной реке на переправе при странствиях по Кавказу, вывезены за границу друзьями и поклонниками поэта, или просто лежат втуне – в хаосе не разобранных частных и государственных архивов.
    Эта громадная подготовительная работа вскоре стала приносить первые плоды. Стали появляться строки с понятными и законченными мыслями, Бард почти на пять освоил русскую грамматику, стал намного лучше справляться с согласованиями и управлениями во фразах. И что радовало – с формой стиха он научился справляться на отлично: заданный размер и ритм Бард выдерживал безукоризненно. Но, конечно, оставалась пока не разрешенной главная проблема – чтобы он научился строить фразу не механически, а так, чтоб она обладала особенностями лермонтовского словопостроения, что и позволило бы явиться чуду высокой поэзии.  Но пока аромат лермонтовской поэзии в созданных Бардом строках не появлялся.
    Целеустремлённые усилия человека, охваченного фантастической идеей, мало-помалу стали приносить действительно интересные плоды. Попробовал как-то раз Рудов задать в Команде комплект характерных лексем опосредовано связанных с биографическими фактами судьбы поэта. Вот каким замечательным оказался результат в этом случае, созданный творчеством электронного поэта.
Не я, отшельник, …Дальше светились варианты, из которых Бард самостоятельно ни одного выбрать не мог – положил, поместил, пособил, закружил, подманил, пригубил…  Смысл этой строки пока был не понятен. В конце второй строки – Её несчастную – снова предлагались варианты рифм страху, маху, краху, праху, плаху… Третья строка была полна смысла и выглядела законченной: Не я ей молодость сгубил. Она в обратном порядке помогла отыскать логический смысл двух первых строк: если во второй строке выбрать вариант на плаху, а из первой строки взять глагол положил, получается тревожная завершённая мысль. В четвертой строке шёл синонимический набор слов грёзы, надежды, мечты, иллюзии, бросить, обречь, кинуть, смысл которых пока не был ясен, а заканчивалась строка тем же набором рифм, что и вторая, но с добавлением двух слов – монаху, аллаху… Рудов выстроил три строки по порядку и будто почувствовал, как работала поэтическая мысль поэта. От этого его пронизал озноб, а потом от волнения началось мелкое дрожание во всем теле. Он с силою сжал одной рукой кончики пальцев другой руки, как делал это всегда при волнении, а затем открытыми ладонями до жара растёр себе уши. Озноб прошёл, в голове, а потом и в груди что-то уравновесилось, и снова заработала мысль исследователя, экспериментатора. Он дал команду Барду Повторить и Выбрать вариант. На экране мелькали варианты, а через полминуты среди вариантов бросилась в глаза и замерла четвёртая строка – Надежды предал краху. И что же вышло в целом? Рудов расположил по порядку все четыре строки, расставил знаки препинания и, задыхаясь от волнения, снова прочёл то, что получилось:
          Не я, отшельник, положил
          Её, несчастную, на плаху,
          Не я ей молодость сгубил,
          И все надежды предал краху.
    Вот она победа! Адекватные стихи, сделанные машиной! Но таких стихов у Лермонтова Рудов не помнил. Он включил Поисковик, но в полном собрании сочинений Лермонтова таких стихов не оказалось. Отсюда возник вопрос – то ли это воссозданные никому доселе не известные лермонтовские стихи, то ли это уже личное творчество Барда?  Могли ли они относиться к лермонтовским в принципе, связуясь с его биографией и творчеством? В них, пожалуй, можно почувствовать мотивы драматических отношений поэта с Варенькой Лопухиной. Переживания Лермонтова по тому поводу, что его любимая девушка, во время его скитаний по Кавказу, неожиданно вышла замуж за другого, как оказалось, недостойного человека, известны по многим свидетельствам. Конечно, у поэта это горькое для него событие не могло не отразиться в стихах; но стихи слишком личные, и, может, поэтому они никогда и нигде не были представлены публично.
    В другой раз среди свободных тем Бард осветил такую:
    Я думал, что не заслужил Себе судьбу несчастную, Но счастье только пригубил – дальше шёл пропуск, а в конце был набор рифм – негласную, напрасную, согласную, опасную, ужасную… Бард метался, Пребывал в творческих муках, пытаясь найти мысль и рифму, которые бы психологически соотносились со всеми данностями и требованиями программы. Рудов подстегнул его Ускорителем. И Бард выдал: И прожил жизнь ненастную. Если подобные стихи и были у Лермонтова, то, зная его взыскательность к самому себе, понятно, почему он их не представил свету. Или другое – у Барда вкус оказался не на высоте?
    Прошло немало времени, когда Бард стал уверенно сочинять стихи по алгоритму на заданную тему. Были, как понимал Рудов, явно не лермонтовсеие строчки и строфы, что для экспериментатора было показателем несовершенства программного обеспечения его проекта. Но были и строфы, синтезированные Бардом, от которых у Рудова шли мурашки по коже. Однажды, решив заложить в команду все данные по лермонтовскому Пророку, Рудов читал сочинение Барда и не верил глазам своим:
         Но пробираясь сквозь толпу,
         Отринув злобное презренье,
         Я свет ей истины несу,
         Храня Всевышнего веленье.

         Давно не тайна для меня,
         Что изгнан буду и осмеян,
         Но праведна моя стезя –
         Пребуду славою овеян.
    Это же явное продолжение Пророка, не оконченность которого Рудов всегда чувствовал. Ай, да Бард! Ай, да умница! Хоть уменье и дух ещё не лермонтовские, но всё же…
    Знатокам творчества Лермонтова известен такой факт. Тексты девятнадцати его стихотворений сохранились лишь в переводах на немецкий, сделанных ценителем творчества поэта переводчиком Фридрихом Боденштедтом. На русском их текстов никогда никто не видел; стихи эти Боденштедту, будто бы, устно сообщил секундант Лермонтова Михаил Глебов. Боденштедт, по мнению специалистов, был очень хорошим переводчиком, и его переводы вполне сохраняли не только смыслы, но и особенности поэзии Лермонтова. В России эти девятнадцать стихотворений стали известны во множестве обратных переводов с немецкого на русский; они сильно отличались по качеству, а некоторые вызывали обоснованные сомнения принадлежности перу Лермонтова. Высказывались предположения, что стихи эти – всего лишь подражания Лермонтову Боденштедта или самого Глебова. Рудов решил сделать эксперимент, который, во-первых, мог бы сделать перевод на русский максимально приближённый к немецкому тексту и тем самым вытянуть из него следы лермонтовского почерка, а во-вторых, подтвердить, что Бард творит по-лермонтовски, а не демонстрирует образцы собственного творчества. А как будет интересно сравнить стихи, воссозданные на русском разными переводчиками с немецкого, с теми, что создаст Бард! И Рудов с новым воодушевлением погрузился в очередной этап неслыханного эксперимента. 
Во всё время работы Рудова над аватаром Лермонтова рядом с ним крутился инженер-сетевик Осип Соломонов. Человек этот отличался крайней закомплексованностью и никак не мог понять – зачем Рудову «эти добровольные хлопоты с жуткой нагрузкой на мозги, за что не платят». Ежели же Рудов обращался к нему с просьбой, как к коллеге, помочь в какой-то мелочи или не загружать локальную сеть компьютерными играми, Соломонов или оставался глух, или не скрывал сарказма. Все его недоброжелательные выпады сводились к одному:
    – Твоего Лермонтова сейчас итак никто не читает, зачем же так упорно трудиться, чтобы добавить ещё несколько никому не нужных виршей!?
Рудов удивлялся такому бездуховному взгляду сотрудника на свой замысел, страстно отстаивал свою идею, но Соломонов был непреклонен.
    - Всё это никому не нужная хрень! – несколько раз заявлял он, делая упор на последнее слово.
    – Можно, наверное, не любить творения этого поэта, но разве можно не испытывать сочувствия к его судьбе? И, кроме того, тебе, как работнику, имеющему отношение к электронным технологиям разве не интересна сама по себе идея создания искусственного интеллекта высшего порядка?
Соломонов на это цинично заявлял:
    - Да, мне не интересны ни стихи, ни судьба этого желчного человека. В школе его преподносят, как великого гуманиста, скрывая, что это был неуживчивый и злой насмешник. И поделом ему – хорошего человека на дуэли не убьют.
    - Убьют! Да ещё как убьют! Пушкина же убили… – взволновано отвечал Рудов.
    - А что Пушкин? Сам напросился, вот и убили, – холодно возражал его коллега.
    Такие несправедливые, отдающие цинизмом, выпады сослуживца по цеху хоть и портили настроение, но заставляли Рудова ещё упорнее трудиться над своим неординарным замыслом. Со временем Соломонов исключительно в издевательском тоне стал отзываться о замысле Рудова, называя её идеей фикс, будто бы мешающей ему спокойно трудиться. Это было откровенное лицемерие, потому что Соломонов в исполнении своих обязанностей не блистал, хотя и умел у начальства получить похвалу за не им выполненную работу, и к тому же, как было замечено, он всегда болезненно переживал успех других. Рудов, конечно, нервничал, слыша нелицеприятные наговоры на своего кумира, но и жалел этого слепца, не способного постичь очарование мужественного и драматического мира, созданного гениальным поэтом.
    А Бард, словно иллюстрируя происходившее тогда и нередко происходящее сейчас, однажды неожиданно выдал такое четверостишие:
Тогда в огромном хладном мире
        Царили ненависть и лесть,
        Никто не почитал кумиров,
        Все презирали ум и честь.
    Что это было? У Лермонтова таких стихов нет. Бард занимается самотворчеством
или он воссоздал что-то неведомое лермонтовское?
    По доброте душевной Рудов не предполагал, что духовная ограниченность Соломонова представляет опасность для его работы над поэтическим аватаром. Ничтожность занятий Соломонова в рабочее время удивляла Рудова – он день напролёт мог проиграть в компьютерные стрелялки, но для оправдания перед начальством у него всегда была заготовлена фраза о пока непреодолённых трудностях, которые не позволили выполнить данное ему задание. Наметив день для завершения дорогого его сердцу эксперимента – переводу боденштедских стихов с немецкого на русский, Рудов решительно попросил Соломонова не загружать сеть своими игрушками, поскольку на окончательный «запал» может не хватить мощности одного компьютера, и он намерен использовать мощность всей локальной сети. Соломонов, услышав эту просьбу, уже откровенно психанул, чему Рудов не придал должного значения и продолжил подготовку к окончанию небывалого опыта – восстановления стихов после двух переводов. К концу дня волнение всё сильнее охватывало Рудова – завтра ему должна открыться истина, о которой многие поколения не могли и мечтать: может ему удастся прочесть оригиналы стихов на русском, некогда увезённых в Германию, и, может, другие никому доселе не известные творения великого поэта.                Скопировав Документы с многолетними наработками во флэшнакопитель, Рудов, следуя правилу, что яйца нужно держать в разных корзинах, забрал накопитель с собою домой, мысленно похваляя себя за предусмотрительность в сохранении ценнейших данных. По дороге домой он заехал в универсам купить продуктов на ужин, барсетку с флэшкой он оставил на сиденье в машине. Потратив на покупки минут 15, выйдя из магазина в приподнятом настроении, он в таком же хорошем расположении духа доехал домой. Забирая покупки из машины, он вроде бы не обнаружил барсетки на месте. Ещё не паникуя, но ощутив холодок внутри, он тщательно осмотрел переднее и заднее сиденья, посмотрел под сиденьями, заглянул в бардачок… Теперь сердце мгновенно сбившись с ритма, будто бы оборвалось. Барсетки в машине не было. Он силясь успокоится, пытался восстановить свои действия в последний час. Разгорячённый мозг начал подсказывать, что он её, может, взял с собою в магазин и там забыл? Но динамическая память напомнила взмах руки, когда он её кинул на заднее сиденье. Примчавшись назад в универсам, он бросился к кассиру, у которого оплачивал покупки. Нет – ничего не видела, никто ничего не оставлял. Помчался к администратору – может отдали находку ему? Снова нет – никто барсетки не оставлял. Пылающая от расстройства голова уже подсказывала невероятное – он может быть оставил её на рабочем месте? Надо ехать в КБ, но он хорошо знал, что КБ режимное предприятие и ночью находилось под усиленной охраной – и живые ЧоПовцы, и охранная сигнализация сейчас непреодолимы. Что и говорить, ночь Рудов провёл беспокойную. Часто просыпаясь, он успокаивал себя – неприятно, конечно, но слава Богу, есть жёсткий диск, на нём есть сохраненные данные.
    Утром, первым ворвавшись в здание КБ, едва лишь была снята сигнализация, Рудов ринулся на своё рабочее место и включил, ставший уже единомышленником, мегабайтовый компьютер, ожидая получить снятие душевного напряжения. И удивился – на мониторе экран оставался чёрным, компьютер не реагировала ни на одну команду. Волнуясь до дрожи, он проверил разъёмы электропитания, вновь и вновь нажимая кнопку Включение.  Компьютер оставался мёртвым железным ящиком. Рудов, уже не доверяя себе, бросился к инженерам наладчикам. Те открыли заднюю крышку и заглянули во внутренности компьютера – все платы оказались обугленными, провода оплавленными и копоть покрывала его внутренние стенки.  Инженеры повыдёргивали платы из слотов, осмотрели их и заявили, что данный «комп окончательно «грохнулся», а винчестер оказался «прожжённым». Это означало, что все программы и вся с таким трудом накопленная информация стёрты в ноль, и восстановить их невозможно… И по злому совпадению ещё и флэшнакопитель неизвестно куда исчез.                Оригинальный замысел и многолетняя работа погибли безвозвратно.
    Коллеги сочувствовали Рудову. А начальник охраны пригласил его в свой обычно не доступный кабинет и показал видеозапись за прошлую ночь. Соломонов, оказывается, не ушёл из КБ после работы, где-то спрятался, а средь ночи появился из-за шторы, подошёл к компьютеру, на жестком диске которого хранилась вся работа Рудова по Барду, открыл его крышку, затем воткнул шнур в электросеть и пропустил через начинку компьютера, минуя трансформатор, ток высокого напряжения… Внутри компьютера сваркой сверкнуло короткое замыкание, в мгновение спалив все микросхемы. В помещении тут же погас свет, что делал Соломонов в полной темноте камера не рассмотрела.
    Соломонов был изобличён и оперативно уволен с какими-то штрафными санкциями, но это для разрушенного им грандиозного замысла уже стало бесполезным.
Печальный факт гибели, теперь стало понятным – гениального проекта, не прошёл незамеченным. Коллеги Рудова, полюбившие его проект и знавшие о его успехах, искренне огорчились, узнав о гибели Барда, и толкаясь в коридорах КБ, философски судачили.
    - Проведению угодно, чтобы Лермонтов оставался в своих пределах ...
    - Те, кого любят боги, умирают молодыми.  И тому подобное.
    Но это продолжалось недолго. Огорчённые, они вынуждены были разойтись по своим рабочим местам и заняться текущим прозаическими делами, направленными на выполнение договоров и увеличение прибыли КБ. Это печальное событие побудило некоторых взять в руки томики Лермонтова, перечитать заново некоторые его стихи. Но среди них не нашлось ни одного, кто решился бы над проектом Рудова с Лермонтовским аватаром начать работать заново. 
    …Стало известно, что Рудов в больничной палате, ни к кому не обращаясь конкретно, изо дня в день повторяет одно и тоже – Рукописи горят… Рукописи горят…

2014 год