Арест

Но вот к концу лета 1918 года после покушения на жизнь т. Ленина в Пензе стали производить массовые аресты  бывших офицеров и членов буржуазных партий. Их брали в качестве заложников.

Во время этой компании вдруг вспыхнул бунт в большом губернском тюремном замке, который был переполнен заключёнными, уголовными и политическими. Бунт возник среди уголовников, которые, убив стражу, освободились сами и открыли остальные камеры – большее число арестованных освободилось. Вскоре бунт был подавлен, разбежавшиеся – пойманы, некоторые – расстреляны. Расстреляли и «своих», признанных органами Чрезвычайного Комитета виновными в случившемся.

Пензяки жили одним днём. Никто не мог сказать, что его ожидает завтра.

В один из таких дней в контору Мартышкиных пришёл посыльный с приказом о явки Давида Вярьвильского в Совет.
Такой же вызов получил и Андрей Андреевич Карпов. Лесное товарищество Карповых тоже продолжало работать, но и там теперь, согласно декрету, был введён рабочий контроль, и каждое распоряжение  управляющего выполнялось только с санкции тройки партийных рабочих.

В Совете, который разместился в  здании бывшего городского банка и доме Губернатора, прибывших по вызову ждал арест. Совсем недавно парадные здания теперь были окружены вооружённой охраной и превращены в грязное место заключения горожан.

На площади перед этими зданиями толпилось много народу. Периодически с балкона бывшего дома губернатора зачитывались списки расстрелянных, и тогда в затихшей на время толпе, раздавались резкие вскрики и женские рыдания.
 
Мест в комнатах, превращённых в камеры, не хватало. Люди разных возрастов и званий устраивались кто на столах, кто на наскоро сооружённых нарах, кто на полу. В помещении с Д.В. Вярьвильским и А.А. Карповым находилось два епископа, бывший управляющий пензенским Дворянским Земельным банком Кастль, агроном, бывшие городские общественные деятели, но главным образом это были крестьяне, видимо из тех, кто был недоволен продразвёрсткой.

 Агроном, словно на совещании, активно рассказывал крестьянам, махая руками, о новейших методах посадки растений, о способах долгой сохранности урожая. Крестьяне его слушали молча с каким-то отречением на лице: к чему это теперь? Всё равно отберут подчистую!
Позднее станет известно, что агронома этого тоже расстреляли.

После того, как Давид Васильевич долго  не возвращался, обеспокоенные Чубовы Пётр Фёдорович и Зиночка пустились на его поиски. Предполагая это, Давид специально сел на подоконник, чтобы его увидели. Наконец, заметив своих родных на площади, арестант отчаянно замахал руками, и когда на него обратили внимание, объяснил жестами, что он теперь задержан, но ему разрешено принести передачу.
 
Несколько дней заключения в доме губернатора были просто невыносимы.
Прошедший через годы войн Давид Васильевич Вярьвильский вспоминал, что эти пережитые дни неведения были гораздо страшнее, чем окопный страх. Всё человеческое бытиё тогда сосредоточилось на  периодически выкрикиваемых фамилиях, после которых вызванные люди, среди которых много было знакомых Давиду по работе в Думе и Управе, по коммерческой деятельности, исчезали в неизвестность, сопровождаемые солдатами с винтовками. Их вывозили на грузовых автомобилях, закрытых брезентом. А затем в невысокие комнаты бывшей губернаторской канцелярии приводили новых. И днём и ночью стоял непрерывный гул от разговоров, снований, прерываемый выкриками охраны. Летняя жара превращалась здесь в полуобморочную духоту. Питались только передачами, которые приносили близкие.

Но вот, наконец, вызвали Давида Вярьвильского и Алексея Карпова и также, как и других, посадив на машину, накрытую брезентом, повезли, как потом оказалось в тот самый «тюремный замок».

Теперь заключение стало несколько другим. В большой общей камере на 25 человек каменного корпуса, где раньше содержались каторжники, ничего не было, кроме поднятых к стене топчанов, маленьких скамеечек и  большой вонючей бочки «параши», в которую справлялись естественные малые надобности. Каменный мешок с одной стороны от свободы отделяла решётка на одиноком окне, а с другой - тяжёлая железная дверь с маленьким «волчком», служащим охране для наблюдения за арестованными. Извне не раздавалось ни звука.

Самое обидное было то, что Давид не чувствовал за собой никакой вины перед новой Советской властью. У него и в голове не было оказывать сопротивление ей. Наоборот, он считал себя врагом старого царского режима, при котором числился «красным».

Сначала власти выполняли план по заложникам, а потом надо было как-то решать вопрос с переполнением тюрем. Вот новые хозяева жизни и выслуживались. С предыдущим местом заключения тюрьму роднила ежедневная перекличка, которая раздавалась из коридора с 3 до 4 часов дня. После неё вызываемые лица собирались с вещами в коридоре, а затем за «ушедшими в расход» с лязгом и грохотом навсегда закрывались двери тюрьмы.
Оставшиеся же с облегчением вздыхали: - …ещё денёк поживём.

Приближалась первая годовщина Октябрьской революции. Это было надеждой на всеобщую амнистию.

Действительно, накануне праздника, по большому списку, в который попали и Давид Вярьвильский, и Андрей Карпов, и бывший управляющий Дворянским банком Кастель, их вывели из тюремного замка и повезли в другую тюрьму, находящуюся на улице Кочетовка. Это была тюрьма предварительного заключения, с более лёгким режимом. Здесь жили в бараках, охраняемых матросами, арестованным разрешались передачи и их выводили на физические работы.

Первой узнавшей о переводе из каторжной тюрьмы была жена А.А. Карпова  Екатерина Васильевна. Благодаря ей узнала и семья Д.В. Вярьвильского. Трудно представить, сколько волнений и тревог пережила за эти месяцы семья  Ивана Егоровича Мартышкина, особенно Лиза и дети.
 
Теперь Давиду от родных стали приходить продукты.
Особенно радовали заключённых кочетовской тюрьмы походы под небольшим конвоем на железнодорожную станцию для разгрузки вагонов. Жители Пензы с удивлением смотрели на марширующих строем с довольными лицами «бывших буржуев». А когда для облегчения разгрузки лесных материалов арестанты придумали специальные приспособления и стали вдвое обгонять грузчиков, железнодорожники только разводили руками: «Ай да буржуи, они и физически, оказывается, могут неплохо работать!»

К празднику большую команду сидельников направили на уборку базарной площади, где и ожидалось главное празднование годовщины Октября. Это задание также было выполнено достойно.

А через несколько дней после торжества, советское начальство прибыло на Кочетовку с объявлением об амнистии, не забыв сказать на прощание «пару ласковых»: если кто присоединится к контрреволюции, будет уничтожен.

В доме Мартышкиных был настоящий праздник. Последний  семейный праздник в родной Пензе.


ПРИЛОЖЕНИЯ

На фото:

- На открытии самого первого памятника К. Марксу. Первое мая 1918 года, г. Пенза

- Батальон пензенского ЧК у зданий бывшего городского банка и дома губернатора. Осень 1918г.


ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2021/04/08/1088

К СОДЕРЖАНИЮ: http://proza.ru/avtor/79379102895&book=5#5