Птица

     Когда я была маленькой, мне всё время снилось, что умею летать. Вот лечу, крыльями почти не двигаю, а лечу. Ощущения были настолько яркими и волнующими что, просыпаясь, я пыталась всё повторить в реальности. Сначала, пробовала взлететь с пола, потом с кровати. Потом пробиралась в бабушкину комнату и залазила на её сундук, который бабушка называла почему-то «скрыня». Позже я узнала, что «скрыня» то же самое, что сундук, только на украинском языке.  Хотя это не имело никакого значения для взлёта.
    
     Родители сначала посмеивались над моими попытками, а папа даже поддерживал и соглашался, что руки это безперьевые крылья. Я была очень худым ребёнком и от своей худобы, как уверяла бабушка, должна была покрыться мхом. Все в ответ вздыхали и печально качали головой, но я знала, что это никакой не мох, а будущие перья.
     Когда я спрыгнула со шкафа и расквасила себе нос, мама обеспокоилась.
- Может её специалисту показать? Это же ненормально.
- Не дам! – встала стеной бабушка. – Ишь, чего вздумала. Запишут в ненормальные, на всю жизнь хвост потянется.
- Но что-то делать надо. Она, того гляди, убьется. Не могу же я за ней хвостом ходить. Мне работать нужно.
- Вот! – бабушка торжественно подняла веник. – Метёлкой пару раз оприходуешь, вся дурь из головы и вылетит.
    
     Метёлкой меня «приходовать» не стали. Папа не дал. Он вообще меня никогда не наказывал. Брат да, частенько от него получал, но все его проделки были проделками совершенно нормального земного пацана. Поэтому и наказание было чисто земным. А я всегда делала что-то совершенно несуразное, поэтому папа часто возил меня к своему другу Александру Кирилловичу.
     Александр Кириллович был доктором и мне чрезвычайно нравился. Он всегда долго рассматривал, заглядывал во все имеющиеся отверстия постукивал, поколачивал, слушал своей трубочкой и отпускал с шоколадкой, пожимая плечами. С его точки зрения я была абсолютно здоровым ребёнком, только слегка недокормленным.
   
     Однажды он торжественно вручил мне бумажку с наказом передать её прямо в мамины руки.
- Это - твоё меню. - объявил он, и они с папой пошли играть в карты. А я погрузилась в глубокие раздумья. Что такое меню было неизвестно, но напуганная бабушкиными угрозами, стала подозревать самое ужасное. Поэтому по приезду домой бумажку маме не отдала, а показала брату. Он был много старше меня и уже прочитал столько толстых книг, что папа грозился ему выписать очки.
- Ну, меню это перечень блюд на каждый приём пищи, - сказал он, возвращая мне бумажку и ехидно добавил: – Вот раскормят тебя, и всё. Прощай полёт.

     Я так и знала. Бумажку я выбросила, а маме сказала, что потеряла. Но добрый Александр Кириллович всё написал заново, и еда превратилась в пытку. Особенно доставали яйца. Особенно взбитые с сахаром. Вы пробовали яйца с сахаром? Вот, вот. Гадость несусветная. Стало понятно, что мне надо помалкивать о своих снах, а не то либо «оприходуют», либо закормят до состояния деревенского борова.
    
     А сны снились регулярно. Я регулярно пробовала взлететь. Уже где-то в классе 7 или 8 я упала с крыши и сломала себе ключицу и ребро. Папа на руках, внёс меня в приёмный покой, хотя вполне можно было идти самой. Я же не ноги переломала. У него тряслись губы, мне было его невыносимо жалко, и  хотелось сказать что-то хорошее.
- Не расстраивайся, - сказала я. – Скоро выздоровею и обязательно полечу. Кажется, сегодня поняла, как это надо делать.

     Меня всю заковали в гипс и положили в палату. Утром пришёл доктор и улыбаясь во весь рот сказал:
- Ну что, птица? Долеталась? Теперь придется полежать, пока крылья отрастут.
Стало понятно, что это мама всё рассказала и, наверное, он «специалист». Доктор оказался милейшим человеком, и я не заметила, как сама разболтала всё-всё-всё.
Он уже собрался уходить, как пришла мама с таким взволнованным лицом, что доктор опять засмеялся и сказал:
- Да всё у вас в порядке. Она просто растёт. - Повернулся ко мне и объяснил:
 - Когда процесс твоего созревания…, м-м-м роста закончится, такие сны прекратятся.
Схватил маму за локоть и повёл ее в коридор, попутно втолковывая ей что-то про нейроны и физиологию.
А я впала в ступор. Неужели мечте не суждено сбыться? Расти и тем более созревать не хотелось категорически.
    
     И вроде стало получаться. Я всё росла и росла, и стала выше всех в классе на полголовы, чем немало огорчала маму. Она всё переживала, что я со своей внешностью и ростом останусь одна. На всю жизнь. И поклонников мне не видать, кому нужны такие дылды, и замуж меня не возьмут, потому что характер…  Ну, и опять же - внешность, дылда и пр.
     Её страхи были не понятны. Меня всё устраивало. Я была твёрдо убеждена, что стоит мне только захотеть, как вокруг соберутся целые толпы из желающих мне поклоняться и вести к венцу. Но ей ничего не объясняла. Я поняла, что если человек хочет во всём находить проблемы, то он их обязательно найдет.
      
     Время шло, и я уже не росла, как раньше. Может совсем чуть-чуть. Незаметно. Но сны продолжали сниться с завидной регулярностью. Я окончила школу, поступила в институт, и  затерявшись со своим ростом среди других высоких девочек, не испытывала недостатка в поклонниках. Мама всё равно была всем недовольна и всё время меня одергивала:
- Так себя не ведут, так нельзя говорить. Тебе что, трудно улыбнуться, быть милой? Какой хороший Виталик. Посмотри внимательно на Серёжу.
   
     Я не хотела быть милой, а посмотрев, по маминому настоянию, внимательно на виталиков, серёж и пр. отправляла их в дальнее путешествие. Надо признать, что ребята они были, в самом деле, неплохие, но никому из них не хотелось рассказать о своих снах. Я перестала приводить домой друзей.
      
     Я окончила институт и уже работала в одном важном НИИ. Мама по-прежнему горевала о моей внешности и о том, что я до сих пор не замужем. Только теперь она заходила, как ей казалось, с другой стороны.
- А вот у Вари дочка замуж выходит. А у Семёновны дочка двойню родила.
Я сняла комнату в коммунальной квартире и съехала. Папы уже не было, она осталась одна и теперь то, мне понятно, как по-свински я поступила.
    
     Мой будущий муж нашелся на конференции. Я развешивала схемы на стенде, кнопки никак не хотели втыкаться, и он подошел, чтобы помочь.  В первый раз я была согласна с мамой в том, что быть дылдой - ничего хорошего. Мне хотелось стать маленькой. Такой маленькой, чтобы уместиться у него где-то подмышкой. У него было красивое лицо, высокий лоб и зелёные глаза.

     Мне очень хотелось ему рассказать о своих сновидениях. Вот прямо с первой встречи. Но я мужественно молчала. Вдруг и он посоветует мне обратиться к специалисту, или того хуже – засмеётся. Или страшнее – больше не позвонит.
Но рядом с ним нельзя было долго что-то скрывать. К моему удивлению и огромной радости он выслушал меня очень внимательно и сказал:
- Я, как только тебя увидел, сразу понял, что ты птица. Очень высокого полёта.

     Ну и скажите, как можно не выйти замуж за такого умного и понимающего человека? Конечно, я вышла за него замуж и была вполне счастлива. Сны продолжали сниться, и иногда казалось, что я все-таки расту.
- Знаешь, - поделилась я своими опасениями, - мне бы так хотелось быть рядом с тобой маленькой. А я всё тянусь и тянусь. Скоро ты будешь у меня подмышкой помещаться.
- Не волнуйся, - заверил он, - ты всегда для меня будешь маленькой. Да и не растешь ты уже. Твои ощущения   просто результат детских впечатлений.
-Хорошо бы, - пробормотала я, устраиваясь у него подмышкой.

     На следующий день, придя с работы, я обнаружила на дверном косяке какую-то планочку. Ремонту не исполнилось и полгода, поэтому я грозно сдвинула брови и спросила самым строгим голосом:
- Что это?!
- Ростомер, - ничуть не испугавшись, невинно сказал муж. – Можешь хоть каждый день меряться и увидишь - ты нисколько не подрастаешь.
- Ты мне не веришь, что я расту до сих пор и скоро перерасту тебя? – обиделась я.
- Глупая, - засмеялся он. – Просто я не хочу, чтобы ты забивала свою хорошенькую головку не нужными переживаниями.
Про хорошенькую головку мне очень понравилось! Все хвалили мою голову и говорили, что к моей бы голове, да немножко другой характер… Я и сама была ею довольна, но НИКТО не говорил, что она хорошенькая. Я снова ощутила себя маленькой, забралась к нему подмышку и спокойно уснула.
    
     В общем, всё шло своим чередом. У нас родилось две хорошенькие девочки. Правда у старшей ноги росли не по дням, а по часам и я начала расстраиваться:
- Бедная, - говорила я мужу шепотом, чтобы она не услышала, - если так дальше пойдет, то не меньше 43 размера нога будет.  Да и нос у неё… Ну, почему не такой как у тебя?
Он молча поднимал руку. Я забиралась к нему подмышку и всё беспокойство куда-то улетучивалось.
    
     Как-то мне приснился сон, что прилетаю к своему гнезду, а его нет. То ли ветром снесло, то ли кто-то разорил. Я кружусь вокруг, хлопаю крыльями, а они вдруг такие тяжелые стали! Смотрю и вижу – перья осыпаются, как осенние листья. И понимаю, что скоро упаду. Мне так страшно стало!  Я как закричу! И проснулась. Рядом муж. Гладит меня, а глаза перепуганные-перепуганные. Я, конечно, всё рассказала.
- Ерунда, - сказал он. – Ты много работаешь последнее время. Совсем дошла. Одни глаза остались. Вот организм посредством образов доносит до тебя мысль, что иногда надо давать себе передышку.
   
     В пятницу он отвёз детей к бабушке, и мы вдвоем поехали на дачу. Целый день я валялась в постели и ничего не делала. Только ела, спала и нежилась.
     К вечеру я отлежала все бока и, накинув старую куртку на плечи, пошла на улицу. Муж сгребал сухие листья в саду и что-то мурлыкал себе под нос. Воздух был таким звонким и прозрачным, что звук граблей по траве,  волнами расходился  вокруг, чтобы потом увязнуть в сухих камышах. Сверху раздались гортанные крики. Я подняла голову.  Высоко, в пламенеющем закатном небе, летели птицы. Грудь распирало острое желание немедленно предпринять что-то этакое...  Потянуло ввысь.

     Я взяла старый деревянный ящик и полезла на раскидистое дерево, растущее на краю участка.
- Ты зачем туда полезла? – забеспокоился муж.
- Знаешь, мне кажется, сон про гнездо был вещий, – прохрюкала я, нащупывая ногой следующую ветку. Лезть с одной рукой было тяжело. Приходилось сильно прижиматься щекой к шершавому стволу. Оттуда сыпались какие-то крошки, и этот мусор забивал мне нос и рот.
-Какой ещё сон?
Я удивилась и замерла на полпути. Неужели он забыл? Никогда ничего не забывал обо мне, а теперь забыл. Вдруг это симптом? Не разлюбил ли? Сердце заколотилось в горле, а потом провалилось вниз.
- Ну как же, - сквозь слёзы прокурлыкала я, - сон про гнездо. Которое пропало...
-- Да помню я, помню, - отмахнулся муж. – Раз опять летать собралась, значит отлежалась. Ну и ладненько.

     Он полез на дерево.
- Ты это зачем? – строго спросила я, потёршись мокрой щекой о ствол.
- Ну, помогу тебе гнездо свить. А то опять свалится, где гнездоваться будешь.
-  Сама справлюсь. Без некоторых обой…
Договорить  не успела, потому что в носу закрутило, богатырский чих разнесся по окрестностям, ветка под ногами хрустнула, и мы полетели вниз, сметая всё на своем пути.

     - Знаешь, сон действительно был пророческий, - рассудительно сказал муж, лёжа на земле. – Только ты испугалась и не досмотрела его до конца.
- И почему я так испугалась? Падать совсем не страшно. Особенно с тобой…
Когда ты рядом я вообще ничего не боюсь…

     Он склонился надо мной и очень серьёзно сказал: - Я тебе сейчас скажу одну вещь, а ты пообещай, что хорошо подумаешь, прежде чем станешь возражать…
Опять стало страшно, что он всё-таки разлюбил и сейчас скажет об этом. Я закрыла глаза, чтобы нельзя было увидеть слёз, и кивнула головой.
- У нас ведь дети, да? Они ещё маленькие, да?
Я кивала головой, как китайский болванчик, плохо соображая, о чём он всё время переспрашивает. Было невыносимо больно.
- Я хочу тебе предложить …
Я отчаянно замотала головой, не желая больше слушать.
-… побыть домашней птицей, пока они не подрастут. Когда у них свои крылья появятся, тогда мы с тобой вдвоем и улетим.

     Я завыла, как ночная сирена. Слёзы текли по щекам горячими ручьями и с шипением падали в сырую траву.
-Ты ушиблась?! Тебе больно? – испугался муж.
- Нет! Нет!
-А что же так сильно плачешь?
- Потому, что мне ТАК нравится лежать на земле с тобой рядом и не лететь, а  просто смотреть в небо. Потому, что небо там, где тебя понимают и любят.
-Эх, ты, птичка, - улыбнулся муж и помог мне встать.

     Только мы отошли от дерева, как сверху с шумом упал ящик.
- Удивительно пророческий сон, - сказал муж. – Давай завтра достроим твоё гнездо.
- Да не надо. Я ведь пока побуду домашней птицей.
 Он засмеялся, и мы пошли домой пить чай.