Генерал и акушерка

Прошло почти три месяца, как Пётр Валерьевич Решетов расстался с женой. Главной причиной их развода была измена Юлечки с художником Григалёвым, с которым она когда-то училась в одной школе. Впрочем, свой поступок сама она не называла изменой, так как ещё со школьных лет любила Гошу Григалёва. И мужу своему Петру Валерьевичу сказала, что если уж она кому-то изменила, то лишь одному Гоше Григалёву, когда вышла замуж за Петра. И теперь счастлива, что имеет возможность исправить свою ошибку. А Гоша, оказывается, тоже всю жизнь любит только её, и никого больше.
Такое событие, будто обухом по голове. Не предполагал Пётр Валерьевич, что за всё добро, которое он сделал жене, она столь жестоко распорядится их общей судьбой. - «Юля,ты генеральская жена, - сказал он. - Хочешь, бросай работу. У тебя есть для жизни всё, что нужно тридцати семилетней женщине. Зачем тебе приключения? Надо этого держаться, а ты безрассудно идёшь к человеку, у которого…» - «Не надо мне про выгоду, я иду к любимому», - решительно перебила она и ушла.
Это был сильный довод, и генерал Решетов поставил точку в их пятнадцатилетних отношениях. Долго переживал. Дважды или трижды разговаривал с нею, но Юля непреклонна. Собрала свои вещи и, покинув четырёхкомнатную генеральскую квартиру в центре города, перебралась в григалёвскую «хрущобу» на самой окраине. Детей у них с Петром Валерьевичем нет, а значит, нет особых причин держаться друг друга.
До этого ещё ни разу Пётр Валерьевич не усомнился в своих, как ему казалось, привлекательных для женщины данных: с юных лет офицер, потом генерал при высокой должности начальника военного университета; хорош собой, статен, сравнительно молод – чуть-чуть за пятьдесят, к тому же весьма значительный военный деятель, действительный член четырёх общественных академий.Но даже это не удержало бывшую жену от «порочного», как он считал, шага. Впрочем, а кто она такая с точки зрения профессионального успеха? Суетный организм офисного планктона – секретарь начальника одного из городских департаментов. Ей ли понять, кто её муж?!
Однажды в крайне удручённом состояниивзглянул он на свой парадный китель, весь в орденах и медалях, и закрыл глаза, почувствовав какую-то неловкость, что слишком большое значение придавал внешней стороне своей жизни.
В отпуск он впервые за пятнадцать лет поехал один. И выбрал обычный дом отдыха, не военный.Кто-то из его знакомых посоветовал Небуг, что в нескольких километрах от курортного центра Туапсе. Отличное место у моря на высоком берегу – триста тридцать девять ступенек вниз по железной лестнице, или несколько минут на электрическом подъёмнике. Отличный номер в четырёхзвёздном корпусе гостиничного типа, прекрасное питание. И народу немного, и женщин красивых не перечесть. Спустился по лестнице к безлюдному берегу – на моресильное волнение.Морщась и стоная от непривычки, прошёлся босиком по колючей гальке, выкупался в волнах, дважды или трижды хлебнув солёной воды, и отправился наверх. И захотелось домой.
Придя в свой номер, включил телевизор – опять про Евросоюз и Англию – и тут же выключил. Посидел в лоджии, разглядывая играющих внизу детей, пожалел себя, что он уже давно не мальчик, и стал собираться в дорогу…
Домой Пётр Валерьевич вернулся поздно вечером. Телефоны молчали – все потенциальные «звонари»знали, что он на Чёрном море. Хотел сам позвонить на работу, но передумал. На море была тоска, а дома совсем  невмоготу: всё куда-то тянуло, как будто где-то кто-то его ждал.
Утром, даже не позавтракав, отправился на дачу. Надел джинсы, клетчатую штапельную рубаху и лёгкую ветровку. Хотел поехать на машине, но вспомнил, в каком он душевном состоянии, и в целях собственной и чужой безопасности, отказался. В метро приехал на вокзал и сел в электричку. Достал из рюкзака свежую газету, но читать не стал.
Народу немного. Напротив – миловидная женщина лет сорока в тёмно-синих вельветовых брюках, белой кофточке и чёрной куртке из мягкой кожи. В вагон она вошла с большой сумкой на тележке и рюкзаком за плечами. Тележку устроила под сиденье, а рюкзак он помог ей поднять на полку. Поблагодарила попутчика, явив очаровательную и как будто виноватую улыбку. Теперь сидит, разгадывает кроссворд в объёмистой книжке. Время от времени поправляет тёмные, густые волосы, помещая их за ухо. Судя по скорости, с которой она вписывает слова, кроссворд не очень трудный. Или женщина эрудит, щёлкает их, как орешки.
Пётр Валерьевич видел её высокий лоб, ровный, красивый нос, чуть-чуть  подкрашенные губы, и ему казалось, что она похожа на его маму, только молодую, много лет назад.
- Увлекаетесь кроссвордами? – спросилон, когда женщина, почувствовав, что он разглядывает её, подняла на него глаза.
- Да, как правило,в дороге. И время быстрее проходит.
- И сознание не отвлекается на что-то другое. И память развивается, не так ли? - живо откликнулся он в надежде познакомиться.
- Похоже, так, - сказала она, собираясь снова погрузиться в головоломку.
- Но правы ли мы, что торопим время, которое и так летит со скоростью света? – не отпускал он её.
- Разве мы имеем такую возможность – ускорять или замедлять время? – не согласилась она. - Просто, когда чем-то занимаемся в пути, то будтобы сокращаем расстояние. 
- Так и есть. И даже во время разговора. В особенности, с приятным человеком.
- Вы сейчас имеете в виду меня?
- Полагаю, вы из тех женщин, с которыми, чем больше разговариваешь, тем больше они нравятся.
- Приятно слышать, - улыбнулась она. - И кроссворды я люблю разгадывать. Правда, не слишком сложные.
- Любопытно, а чем может заниматься такая женщина в своё основное время?
- Моя профессия? Акушерка я. Уже… да,уже с двадцатилетним стажем.
- О, поздравляю! Значит, это ваши надёжные руки встречают каждого из нас в этом мире?
- Выходит, так. А вы?
- Я? - Пётр Валерьевич в некотором смущении опустил глаза и тут же сказал: - У меня гораздо проще. Я- военный человек, но тоже с большим стажем. Прапорщиком служу. Наверное, видели военных с двумя крошечными  звёздочками не поперёк, а по длине погона?
- Офицер, что ли?
- Почти да. Прапорщик электрик.
- Да вы что! – оживилась она. – Кажется, мне вас бог посылает. Вы едете на дачу? Где она у вас?
- Коленки, пятьдесят шестой километр.
- Господи, так и я там! Как же мы с вами не встречались?
- Я редко бываю. Исадоводство- больше тысячи участков. Вот и не мудрено.
- И где же ваш дом?
- На Четвёртой Солнечной. А ваш?
- На Третьей Лунной. Совсем на другой стороне.
- И что за проблемы?
-  Электро-косилка барахлит, прямо не знаю. Иногда вроде начинает косить, и тут же глохнет.
- Надо посмотреть. Видно, что-то с контактом. А муж не понимает, в чём дело?
- Вдова я. Уже пятый год. Он сердечником был, но причина смерти не в этом. Врачи оказались бессильны.
- А в чём же?
- Врал слишком много. Мне кажется, человеческая природа врунов не любит. И не бережёт.
- Он у вас кем был?
- Диспетчер в метро. В смены ходил. И в будни, и в праздники.
- Может, он своим враньём украшал мир, а вы этого не поняли? Может, он врал бескорыстно? Или даже не врал, а выдумывал? И всем становилось веселее.
- Если бы! Про выпивки всегда врал: коль явился пьяный, то его угостили. И раз угостили, и два, и так всегда. Меня почему-то никто и никогда бесплатно не угощает. А его постоянно.
- Ну почему? Бывает и такое. Меня, например, только разреши. И поднесут, и нальют – лишьуспевай закусывать.
- Так-то он был человек неплохой, старательный. Но большой врунишка. Это и привело к печальному результату. Однажды я сказала ему, что лживый человек похож на красивый цветок, но с дурным запахом. Так он пообещал больше не врать.
- Исполнил своё обещание?
- Нет, конечно. Это у него уже было в крови.
- И вы совсем одна?
 - Слава богу, нет. Есть дочка Леночка, студентка. Сейчас в Калуге, у родственников мужа. Скоро должна вернуться, так я везу кое-какие вещи. На даче будем жить.Да, вы же военный, а в кроссворде, по горизонтали – «военный способ взятия крепости». Пять букв. Атака – не подходит, налёт – не подходит…
- Осада, - подсказал он.
- Сейчас, сейчас… Ага, точно, спасибо… Как же ваше имя?
- Пётр Валерьевич. Можно просто Пётр.
- А яЛюбовь Николаевна, для вас просто Люба.
- Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, - тихонько пропел он, ожидая, что Любовь Николаевна обратит внимание на его голос. Но женщина опять склонилась над кроссвордом. И тут в кармане у него зазвонил сотовый телефон.
- Да, - сказал он и развернул ухо с телефоном в сторону от попутчицы. – И что?.. Ну, так объясните этому полковнику, что он больше потеряет, чем найдёт. Он у меня допрыгается… И всё, я в отпуске, больше не звонить!
Любовь Николаевна, не скрывая улыбки, спросила:
- Вы с подчинёнными так? С полковниками?
- Как вам сказать… Это не звание, это у него кличка такая - Полковник. Начальник гаража. Совсем от рук отбился. Электропроводка в гараже гирляндами висит, а он и ухом не ведёт. Сами знаете, недалеко до беды.
- Только этого ещё не хватало. Сейчас столько пожаров. Кстати, подъезжаем, пора вставать.
Они покинули вагон и двинулись на дачу, до которой всего-то метров семьсот: просёлочной дорогой по тенистому леску, потом чуть-чуть по берегу небольшого озера, тут и дача.
Пётр Валерьевич легко катил тележку Любови Николаевны и слушал, с каким удовольствием она рассказывала о своей дочке:
- Учится отлично, перешла на третий курс. И танцует в университетском ансамбле. На гастроли в Белоруссию ездила. От женихов отбоя нет, но она держится – учиться надо.
Взглянув на попутчика, поинтересовалась:
- А вы, Пётр Валерич, женаты? И дети есть?
- Ага, был. Но с некоторых пор холостяк. И детей нам аист не принёс.
- Может, ещё не всё потеряно? Может, расстались на время?
- Нет, Люба, есть безвозвратные расставания.Когда женщина признаётся, что любит другого, это всё. Некоторые, будучи замужем, годами скрывают свою связь, а моя – как из пушки – люблю, и он меня тоже.
- Вы говоритетак, будто бы не о себе, - сказала она. 
- Положение обязывает. Как-никак шестой десяток, многое повидал, передумал.
Они миновали въездной шлагбаум и вскоре подошли к зелёному забору, за которым стоял плоский дом из деревянного бруса и маленькой верандой. Любовь Николаевна открыла калитку и ступила на крыльцо. Вслед за ней, подняв тележку, шагнул Пётр Николаевич.
- О, что за новости! А где замок? – испугалась она. Открыла дверь и вскрикнула:
- Как! Ты здесь?!
В открытую дверь Пётр Валерьевич увидел изящную девушку в белой майке и розовых шортах. Стоит босая, брови ползут вверх, делая глаза испуганными и огромными.Светло-золотистые волосы густой волной ниспадают на грудь. Тихо лепечет:
М-мы не знали, что ты приедешь. Думала, ты,как всегда, в субботу.
- Что значит – мы? Кто ещё с тобой?
- Миша Кусакин, я тебе о нём говорила. Миша, выйди на минутку.
Рядом с Леночкой возник высокий парень с юной, едва заметной бородкой и весёлым взглядом. Был он до пояса гол, в руке держал розовое махровое полотенце
- Здрасьте, Любовь Николаевна, - кивнул он и, заметив на крыльце Петра Валерьевича, кивнул и ему.
- Но как это понимать? – развела руками Любовь Николаевна. – Ты поехала к тёте Шуре, а сама…
- Не начинай, мама, ладно? Потом объясню.
- Но ты же поехала…
 - Я была у них, тебе большой привет. Остальное потом, ладно?
Пётр Валерьевич видел смущение матери, дочки и её парня, и пришёл на помощь:
- Любовь Николаевна, может быть, я покажу вам свой дом, а ребята побудут пока одни?
- Да-да, сейчас, - повернулась она и, забрав тележку, вкатила её в дом.
Они вышли из калитки, и Любовь Николаевна стала что-то тихо говорить, а что – не разобрать. Было видно, что она крайне поражена и расстроена.
- Мама не может постигнуть реальности, что дочка выросла? – спросил он, беря её за руку. – Но ведь к этому приходят все дети, не так ли?
- Конечно, конечно, - приостановилась она. –Как это случилось? Я жене думала, что онатак, без разрешения… Без совета с матерью. Ничего не сказала,с парнем на дачу…
- А если бы сказала, вы бы ей разрешили?
-Если она считает, что выросла, то для этого есть замужество. Выходи за любимого и строй семью.
- Ну, это в идеале. Всякая девушка мечтает об этом. А жизньи мужское обаяние вносят свои коррективы. Да и девушки стали раскованнее. Иной вопрос, на пользу ли? Тут уж как повезёт.
Любовь Николаевна какое-то время шла, опустив голову, будто что-то искала на дороге. И будто бы нашла:
- Может, нужно было выгнать парня? – снова приостановилась она.
- Могли бы и выгнать. И сразу испортить отношения с дочерью.
- Да, испортить. Но что теперь? Столько работы. Ехала заняться травой, грядками, домом.  И такой сюрприз.
- Я думаю, пока вы со мной, они разберутся. Скорее всего, коль вы здесь, они уедут. Лена пригласит его домой, и снова будут одни. Так что не беспокойтесь, поступят разумно. И нам надо оставаться благоразумными.
- Я бы и здесь им не помешала. А паренёк вроде неплохой, видный?
- Конечно. Такие не подводят, - утешал Пётр Валерьевич и радовался, что находит слова, которые помогают хоть немного успокоитьэту хорошую, но немало обиженную и растерянную женщину.
Они свернули на улицу, где был участок Петра Валерьевича. Слева и справа поднимались дома, большие и маленькие, летние и зимние.  Среди них особо выделялся роскошный двухэтажный дом с тёмно-вишнёвой крышей из металлической черепицы и золотым петушком-флюгером на коньке. Дом стоял за невысоким снежно-белым заборчиком посреди густой, давно некошеной травы.
- Обычно мы с моей соседкой Людой ходим за грибамина ту сторону дач, но однажды пошли на эту. И проходили как раз мимо этого дома. Красивый, правда? Люда сказала, что в нём какой-то генерал живёт.
- Ваша Люда ошиблась или пошутила. Это мой дом. А я, как видите, совсем не генерал.
Любовь Николаевна пристально взглянула на него и ничего не сказала.
- Прошу вас, - пригласил он и, сняв проволочный обруч, державший калитку закрытой, распахнул её. Достал ключи, открыл дверь и вошёл первый.
Осмотр дома занял несколько минут. На первом этаже,слева – бойлерная, к ней примыкает санузел с белым узким шкафом, раковиной и полупрозрачными раздвижными дверцами душа; справа - спальня с двумя окнами и печкой стояком. За печкой – огромная картонная коробка с берёзовыми дровами. Прошли вкухнюс тёмно-коричневой деревянной мебелью и широким столом. Справа - просторная гостиная со сферическим эркером и кирпичным, неоштукатуренным камином. На нём по всей ширине разместились фарфоровые собаки, плюшевые мишки, три высоких вазы для цветов и прочаясувенирная мелочь.  В углу, у окна – туалетный столик перед высоким овальным зеркалом. Под зеркалом какие-тоблокноты в кожаных обложках. У камина – чёрная вместительная тумба с тремя выдвижными ящиками. На ней –большой плоский телевизор.
По деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Здесь – три спальни, гостиная и стеллажи с военной и художественной литературой. Много стеллажей, корешки книг, будто костёр, притягивают взгляд.
- Видно, действительно, большая любовь заставила вашу жену оставить всё это и уйти, - вздохнула гостья.
- Я бы не хотел сейчас о ней. Вам нравится?
- Нравится-то нравится, но, если вы простой прапорщик, на какие же средства можно устроить такой дом? – спросила она, спускаясь на первый этаж.
- Родительскую дачу пришлось продать, она далеко от города. Жили скромно, кредит взяли. А только на зарплату не получилось бы, нет.
Он говорил это и не совсем понимал, что с ним происходит. Впервые он играл придуманную им роль и так увлёкся, что совсем не замечал состояния своей собеседницы. Она чувствовала неправду и тоже не могла понять, зачем это ему нужно.
Пока она приводила себя в порядок, Пётр Валерьевич раскрыл на кухне холодильник. Есть масло, сыр, пельмени, две баночки селёдки в винном соусе. И бутылка Путинки. 
Он поставил на плиту пельмени, накрыл на стол и пригласил гостью пообедать.
- Не знаю, как вы, а я даже не позавтракал.
Любовь Николаевна сняла куртку и повесила её в тамбуре на вешалку. Пока Пётр Валерьевич накрывал на стол, она подошла к зеркалу и пристально вгляделась в своё лицо. Ничего особенного, но ещё не старое, почти без морщин. Губы, глаза – всё на уровне. Великоваты уши, но они закрыты волосами, так что сойдёт. В волосах кое-где поблёскивают сединки-паутинки, но и это не страшно. Муж говорил, что ранняя седина – признак породы. Снова обратив внимание на тонкие кожаные блокноты, подняла один из них и прочитала на обложке большие золотые буквы: «ДИПЛОМ». А вверху, помельче: «Петровская академия наук и искусств». Раскрыла, а здесь вкладыш – на его левой стороне латинские буквы и овальный портрет Петра Первого. На правой – «ДИПЛОМ» и каллиграфическим почерком: «Пётр Валерьевич Решетов». Ниже: «Избран действительным членом академии». Под этим дипломом, который она сначала приняла за блокнот, ещё три. Но их она открывать не стала.
«Действительный член, действительный член… Это же академик?! Надо же, прапорщик, всего лишь «почти офицер», и академик! И что за страсть у нынешних мужчин – врать? Можнопонять, когда ничтожный человек выдаёт себя за кого-то. Но когда тот, кто в жизни добился немалого, делает из себя мелкоту, эточёрт знает что… Посмотрим, как он дальше будет притворяться».
Пётр Валерьевич оглянулся и объявил:
- Ох, как кушать хочется! Вы тоже проголодались?
- Как вам сказать? Разумеется. Дорога, прогулка от станции берут своё. Но мне сейчас не до еды. Всё дочка не выходит из головы. Её небрежение.
- Тогда прошу к столу. Выпить хотите?
- Можно чуть-чуть.
Он достал из секретера рюмки и наполнил их.
- Ну, Люба, за что?
- Предлагайте, вы хозяин.
 - А вы гостья, так что прошу.
- Тогда за то, чтобы люди научились говорить друг другу правду. Без неё всякое общение теряет главный витаминотношений – доверие.
- Хорошие слова, принимаю, - сказал он и выпил.
Любовь Николаевна только пригубила рюмку и отставила её. Закусывали селёдкой и салатом из крупно нарезанных огурцов и помидоров. На плите закипали пельмени.
- Что ж вы и половинки-то не осилили? Сказали такой хороший тост, а сами манкируете?
- Нельзя мне. С дочкой предстоит разговор. Хороша я буду, после этого.
- Я же сказал,уедут. Думаю,уже сейчас они шагают на станцию.
Любовь Николаевна взяла свою рюмку и выпила до дна.
- Так кто же вы на самом деле, господин почти офицер? Что-то мне подсказывает, что вы играете. А ведь пили за правду? Разве бывают «почти офицеры» академиками?
Пётр Николаевич встал, подошёл к столику, где под зеркалом лежали дипломы. Сгрёб их и бросил в ящик стола. Вернулся к ней:
- Хорошо, что вы медик. И ваша Люда не ошиблась. Вы на самом деле в гостях у генерала. Но, согласитесь, в пригородной электричке с незнакомым человеком не совсем корректно обозначать себя: я генерал! Смешно ведь, не так ли? Да и кто в это поверит?
-  А, по-вашему, «я – прапорщик» не смешно? Особенно, когда вы им не являетесь.
- Ладно, теперь вы знаете, кто я.И если вас это не испугает…
- Господи! Меня даже особо сложные беременности не пугают, а генералы тем более. А вот дочка напугала. И вам большое спасибо, что помогаете  разобраться.
- Тогда отлично. Тогда ещё по одной! – радовался он, снова поднимая свою рюмку. – За что? За нас с вами?
- И за дочку с этим парнем. Если вы не против?
Генерал взял руку женщины и, прежде чем поцеловать, начальственным голосом сказал:
- Я не против. И всегда буду за Родину. И за вас.

                Петербург. 2016