Большая война
Большая война
«Убили, значит, Фердинанда-то нашего…»
Я.Гашек.
После победы в франко-прусской войне 1870-1871 годов, канцлер Германии Бисмарк, преобразуя Северогерманский союз в единую Германскую империю, заявлял об отсутствии у державы амбиций к политическому и экономическому господству в Европе: «Германия желает, чтобы её оставили в покое и дали развиваться в мире, для чего она должна иметь сильную армию, поскольку никто не отважится напасть на того, кто имеет меч в ножнах…».
Однако спустя время, окрепнув в экономическом и военном смысле, внешнеполитические приоритеты Германии изменились. Страна решилась на мировую экспансию и включилась в борьбу за гегемонию в Европе. По причине того, что капитал Германии был лишен доступа на уже монополизированные заморские рынки сбыта колониальными державами, немцам потребовалось обосновать необходимость нового передела мира в пользу собственного капитала. С этой целью стали считаться оправданными утверждения о нехватке жизненного пространства и неминуемом дефиците продовольствия для населения Германии.
Было очевидно, что из такой риторики вытекало только одно, Франции, России и Англии как державам, которых в первую очередь касались, агрессивные планы германского руководства необходимо готовиться к отражению этой агрессии. Между Россией и Францией в 1891 году был заключён военный союз под названием «Сердечное согласие» (от франц. Entente Cordiale) – Антанта.
Резкое обострение англо-германского соперничества, вызванное колониальной и торговой экспансией Германии в Африке, на Ближнем Востоке и других районах, гонкой морских вооружений, побудило Великобританию искать союза с Францией, а затем с Россией.
В 1904 году было подписано британо-французское сердечное соглашение, за которым последовало в 1907 году не менее сердечное русско-британское соглашение. Эти договоры фактически оформили создание Антанты. Её образование связано с размежеванием на рубеже веков великих держав, вызванным новым соотношением сил на международной арене и обострением противоречий между Тройственным союзом (Германией, Австро-Венгрией, Италией) с одной стороны, и Антантой (Францией, Великобританией и Россией), – с другой.
Король Пруссии Вильгельм II считает несправедливым трёхстороннее «Джентльменское соглашение» 1897 года между Англией, Америкой и Францией, предусматривавшее завоевание испанских колоний, контроль над Мексикой и Центральной Америкой, использование Китая, а также захват источников угля, и усматривает в нём планы Британии и Франции по уничтожению Германии и Австрии как конкурентов.
Таким образом, причиной войны 1914-1918 года на первых порах стала колониальная борьба между Францией, Великобританией с одной стороны и Германией с другой.
Как-то, Вудро Вильсон, 28-й президент США от Демократической партии, инициатор вступления США в Первую мировую войну, должно быть, оправдывая себя и ещё больше затуманивая историю заявил: «Все ищут и не находят причину, по которой началась война. Их поиски тщетны, причину эту они не найдут. Война началась не по какой-то одной причине, война началась по всем причинам сразу».
С начала мировой войны, когда нейтральная Америка наживалась на военных заказах в миллиарды долларов, Вильсон выступал апостолом пацифизма. Однако когда объявленная Германией неограниченная подводная война поставила под угрозу американскую торговлю с Европой, это не помешало ему в 1917 году вступить в войну на стороне Антанты. Впрочем, двуличность американского президента проявилась и в его знаменитой программе из 14 пунктов, о демократическом мире без аннексий и контрибуций, а также проекте Лиги Наций, которая якобы должна умиротворить мир. Насколько его программа была лицемерна, показывает тот факт, что само правительство Соединенных Штатов отказалось вступить в Лигу Наций.
Да, причины «Великой войны» или «Большой войны», как её ещё называли во всём мире с того момента как она разразилась, были глубоко скрыты, но они известны.
В настоящее время войну, которую в народе называли «германской» или «империалистической» принято называть – Первая мировая война. До её начала человечество пережило немало войн, в которых принимали участие множество государств и были охвачены значительные территории. Однако именно эта война получила название Первой мировой. Очевидно, что такое название определяло конфликт мирового масштаба. В него были вовлечены в различной степени тридцать восемь независимых государств из существующих на то время пятидесяти девяти.
Начавшаяся в Европе война за передел уже поделенных колоний, сфер влияний и рынков сбыта, постепенно охватила Дальний и Ближний Восток, Африку, акваторию Тихого и Атлантического океанов и приобрела глобальный характер.
Предлогом к войне послужило убийство в июне 1914 года в городе Сараево наследника престола Австро-Венгрии, эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены чешки Софии Хотек боснийским сербом Гаврило Принципом.
Франц Фердинанд – наследник австро-венгерского престола выступал за создание федерации из австрийских, венгерских и славянских земель под покровительством Габсбургов. Гаврило Принцип состоял в организации «Млада Босна» и был борцом за объединение всех южнославянских народов в одно государство – Великую Сербию. Убийство спровоцировало конфликт Австро-Венгрии с Сербией.
В Европе наступили тревожные дни, названные в истории как «июльский кризис». Дипломаты спешно перечитывали тексты договоров, а военные раскладывали перед собой карты дислокации войск и планы развёртывания их в боевой порядок.
Верная своим договорным обязательствам Россия вступилась за Сербию.
В эти душные июльские дни активно проводились многочисленные конфиденциальные встречи. Уже 5 июля, Канцлер Германии Вильгельм II через австрийского посла в Берлине заверил министра иностранных дел Австро-Венгрии Леопольда фон Берхтольда о том, что в конфликте с сербами Австро-Венгрия может «рассчитывать на полную поддержку Германии».
В это время в Англии при встрече германского посла Карла Лихновского с английским министром иностранных дел Эдуардом Греем Лихновский выразил надежду, что Англия использует своё влияние в Петербурге, с той целью, чтобы Россия попыталась склонить Сербию к уступке австрийским требованиям. На предмет беспокойства Карла Лихновского о враждебной позиции России по отношению к Германии Грей заверил посла в том, что Германия может не сомневаться в миролюбии России и обещал всяческого содействия во взаимопонимании между Тройственным союзом и Антантой.
Из истории дипломатии известно, что в эти дни в Вене уже прошло заседание Совета министров по вопросу о предъявлении Сербии ультиматума, при отклонении которого «разрешить вопрос путём военного вмешательства».
Июль лета 1914 года для английского министра иностранных дел Эдуарда Грея выдался хлопотным, восьмого числа он вновь встречается с русским послом Бенкендорфом, которому сообщает о вероятности выступления Австрии против Сербии, и указывает на враждебное настроение Вильгельма II по отношению к России.
Следующим днём состоялась вторая встреча Грея с германским послом Лихновским. Министр утверждал, что Англия не связана с Россией и Францией какими-либо союзными обязательствами и впредь намерена сохранять за собой свободу действий. Грей уверял Лихновского, что пытается убедить правительство России «занять спокойную и снисходительную позицию по отношению к Австрии».
Однако уже 18 июля, Сергей Дмитриевич Сазонов, российский министр иностранных дел указал германскому послу Фридриху фон Пурталесу на то, что Россия не сможет равнодушно смотреть на унижение Сербии, и если вдруг Австро-Венгрия решится «возмутить мир» ей придётся с этим считаться. «…Во всяком случае, не должно быть и речи об ультиматуме».
В случае войны с Германией представители французского правительства во время визита в Россию 20-22 июля заверили, что Франция выполнит свои союзнические обязательства.
Несмотря на это уже 23 июля Австро-Венгрия всё же предъявила Сербии ультиматум, в котором требовала, пресечь, закрыть, отстранить, произвести судебное расследование. Эти требования касались всех сербских учреждений, организаций и лиц, уличённых в деятельности против Австро-Венгрии. Более того, австрийские власти требовали «допустить сотрудничество в Сербии органов императорского и королевского правительства в деле подавления революционного движения, направленного против территориальной неприкосновенности монархии».
Английский министр Грей занимая неопределённую позицию, крутился, словно флюгер на ветру. Как только австрийский посол официально передал английскому правительству текст ультиматума Сербии, Грей во время встречи с немецким послом предположил возможность «войны четырёх держав», России, Австро-Венгрии, Германии и Франции. Не обозначив при этом, чью сторону примет Англия.
«Это европейская война!»,– заявил министр иностранных дел Сазонов, когда в России стало известно об австрийском ультиматуме Сербии. На заседании Совета министров под председательством Николая II 25 июля было решено готовиться к мобилизации «принять все подготовительные меры для скорейшего осуществления мобилизации в случае надобности». Первым днём действия «Положения о подготовительном к войне периоде» на Европейской части России объявлено 26 июля. Решено готовиться к мобилизации четырёх военных округов (Киевского, Одесского, Московского и Казанского) и флота.
В тот же день министр иностранных дел Сазонов призвал английского министра Грея «ясно и твёрдо» заявить Англии о своей позиции, что может оказать определённое влияние на австрийскую и германскую политику и предотвратить войну.
25 июля на австрийский ультиматум с требованиями пресечь, закрыть, отстранить и произвести судебное расследование Сербия дала уклончивый ответ с соответствующими оговорками. Требование об участии австрийских представителей в расследовании убийства в Сараево было отклонено. Последовал разрыв дипломатических отношений между Сербией и Австро-Венгрией, которая тут же начала сосредотачивать войска на границе с Сербией.
А в это время, английский король Георг V встречая брата германского кайзера, принца Генриха в Букингемском дворце заверил его, что Англия «приложит все усилия, чтобы не быть вовлечённой в войну и остаться нейтральной».
Министр иностранных дел Англии Эдуард Грей обнажая изворотливость английской политики, выдвинул инициативу о проведении «конференции послов» аргументируя это тем, что «германские приготовления к войне были продвинуты много дальше, нежели приготовления России и Франции; конференция дала бы возможность этим двум державам подготовиться и изменить ситуацию к невыгоде для Германии». Все страны, которых касалось, это предложение, за исключением Италии отказались от созыва конференции. Правительство России ожидало окончания «непосредственных переговоров» между Веной и Петербургом.
27 июля на заседании кабинета министров Грей требует участия Англии в войне, угрожая выходом в отставку. В тот же день он заявляет, что удовлетворён ответом Сербии на австрийский ультиматум, и потребовал от Германии «помешать безрассудной политике Австрии». Несмотря на всё это 28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну её регулярные войска перешли сербскую границу, а тяжелая артиллерия начала обстрел Белграда.
Россия заявила, что не допустит оккупации Сербии. Во французской армии были прекращены отпуска.
Российский министр иностранных дел Сазонов на встрече с послами Англии, Франции, Германии и Австро-Венгрии 28 июля заявил, что вследствие объявления Австрией войны Сербии его непосредственные переговоры с австрийским послом «нецелесообразны».
Британское правительство как заявил Грей немецкому послу« может оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничивается Австрией и Россией, но если в него втянутся Германия и Франция, … будет вынуждено принять срочные решения». Одобрив при этом, идею оккупации австрийцами Белграда. Германия восприняла это заявление Грея как поддержку Англией позицию России и Франции. В Берлине уже было известно, что Румыния и Италия не будут воевать на стороне Центральных
держав.
Германский канцлер Бетман-Гольвег, обсуждая вопрос с английским послом Гашеном о возможности войны с Францией и вторжения на её территорию германских войск через Бельгию, обещал Англии, если та согласится соблюдать нейтралитет, неприкосновенность французской и бельгийской территорий после войны, которую судя по всему Германия не сомневалась выиграть. Однако, такая гарантия, не распространялась на французские колонии. Предложения Бетмана-Гольвега Грей к чести своей отверг как «неприемлимые».
Утром 29 июля Николай II подписал приказ об общей мобилизации, но временно не стал вводить его в действие. Вечером того же дня он отправил телеграмму Вильгельму II с предложением «передать австро-сербский вопрос в международный третейский суд в Гааге».
На полях одной из телеграмм царя, где говорилось о том, что в России была объявлена мобилизация против Австрии, Вильгельм написал, обрадованный тем, что может свалить вину за решение в пользу мира или войны на русского императора: «Царь … уже 5 дней назад предпринял военные меры, которые „сейчас вступили в силу“, против Австрии и против нас. … Я больше не могу заниматься посредничеством, потому что царь, который призывал к нему, тайно проводит мобилизацию за моей спиной». 30 июля канцлер Бетман-Гольвег телеграфировал послу в Петербурге: «… Мысль о Гаагской конференции в данном случае, разумеется, исключена».
В то время когда Германское правительство обращалось к Австро-Венгрии с просьбой принять посредничество, предложенное Греем, начальник германского Генерального штаба Мольтке, в частном порядке советовал австрийскому военному атташе отклонить предложения о переговорах, и настаивал на проведении в Австро-Венгрии и Германии общей мобилизации. В результате предложение о посредничестве было отклонено, ввиду того, что война Сербии уже объявлена.
Во Франции началась частичная мобилизация, в России днём общей мобилизации назначено 31 июля.
В конце июля английский король Георг V с надеждой писал в Берлин: «Моё правительство делает всё возможное, чтобы предложить России и Франции приостановить дальнейшие военные приготовления, если Австрия согласится удовлетвориться оккупацией Белграда и соседней Сербской территории в качестве залога для удовлетворения своих требований, другие страны тем временем приостановят свои военные приготовления. Надеюсь, Вильгельм использует своё огромное влияние, чтобы убедить Австрию принять это предложение, тем самым доказав, что Германия и Англия работают вместе, чтобы предотвратить международную катастрофу».
Объявив у себя «положение, угрожающее войной» Германия предъявила России ультиматум: прекратить мобилизацию. В то же время Австро-Венгрия объявляет о всеобщей мобилизации. Английского министра Грея в это время волнует вопрос: намерены ли Германия и Франция, уважать нейтралитет Бельгии. На что французский посол Камбон дал утвердительный ответ. На встречный вопрос немецкого посла Лихновского, обязуется ли Англия соблюдать нейтралитет в случае, если германские войска не войдут в Бельгию ответа от Грея не последовало. После отказа российского правительства прекратить мобилизацию, 1 августа 1914 года Фридрих фон Пурталес вручил министру иностранных дел С.Д.Сазонову ноту об объявлении Германией войны России. По воспоминаниям, сделав это, Пурталес «отошел к окну и заплакал».
В день объявления Германией войны России Грей заявил немецкому послу в Лондоне, что в случае войны между Германией и Россией, Англия могла бы остаться нейтральной, при условии, что на Францию не будет совершено нападение. Германия, было, согласилась принять эти условия, но вечером 1 августа Георг V в письме Вильгельму II, назвал это предложение Грея «недоразумением». Когда 28 июля кайзер обещал не захватывать французские территории в случае нейтралитета Англии, Грей в Палате общин отверг это «позорное предложение». Понять запутавшуюся Англию было невозможно, и 3 августа Германия объявила Франции войну. Волнуясь за соблюдение нейтралитета Бельгии, Англия предъявила Германии ультиматум, после истечения его срока –4 августа – объявила Германии войну.
Так, в изложенной последовательности, одна за другой, в соответствии с взятыми на себя обязательствами страны объявили друг другу войну.
После того как Австро-Венгрия напала на Сербию, верная своим обязательствам за Сербию вступилась Россия. Россию обещала поддержать Франция. Германия потребовала от России прекратить мобилизационные действия, которые были продолжены, в результате 1 августа она объявила войну России. 3 августа Германия объявляет войну Франция, а 4 августа – Бельгии. Великобритания объявляет войну Германии и направляет войска на помощь Франции. 6 августа – Австро-Венгрия объявляет войну России.
Отметим такую последовательность: Австро-Венгрия напала на Сербию, а Германия объявила войну России. «Россия не объявляла войны Германии. Германия сама объявила войну России».
Начало. Некоторые особенности.
Заглядывая в различные описания событий Первой мировой войны с целью почерпнуть оттуда исторические сведения, нельзя не обратить внимание на некоторые особенности политики европейских стран той поры. И, обратив на это внимание, удивиться тому, что методы этих стран всё те же, или стали ещё хуже.
В августе 1914 года, когда решалась судьба Парижа, судьба Франции, две русские армии Северо-Западного фронта – Самсонова и Ренненкампфа были вынуждены раньше окончания мобилизации войти в Восточную Пруссию.
Зная, что русская армия начала мобилизацию позже, кайзер планировал успеть, пройдя через Бельгию, разгромить Францию, после чего, используя прекрасно налаженный железнодорожный транспорт, перебросить все свои силы против русской армии, которая к тому времени ещё только начнёт собираться возле границ.
В исторической миниатюре по спасению Парижа Валентин Саввич Пикуль, так описывает судьбу Второй армии генерала А.В. Самсонова потерпевшую поражение в Восточно-Прусской операции.
«…положение Парижа было уже настолько отчаянным, что две русские армии – Самсонова и Ренненкампфа – рванулись в бой… – раньше окончания мобилизации! Скрупулёзно продуманный «план Шлиффена» затрещал сразу же, как только русский солдат шагнул в Восточную Пруссию, ибо теперь немцы вынуждены ослабить натиск на Францию и посылать войска против России…
Александра Васильевича Самсонова, в шутку называли «Самсон Самсонычем» – за его геркулесово сложение, за многопудовую массивность тела, столь неудобную для лихого наездника. Это был опытный генерал кавалерии, окончивший Академию генштаба, с юности крепко и яростно воевавший. Последний раз он сражался с японцами; после боев под Мукденом он пришел на перрон вокзала – прямо из атаки! – к отходу поезда. Когда в вагон садился генерал Ренненкампф (по кличке «Желтая опасность»), Самсонов треснул его по красной роже:
– Вот тебе, генерал, на вечную память… Носи!
Ренненкампф скрылся в вагоне. Самсонов в бешенстве потрясал нагайкой вслед уходящему поезду:
– Я повел свою лаву в атаку, надеясь, что эта гнида поддержит меня с фланга, а он просидел всю ночь в гаоляне и даже носа оттуда не выставил…
В 1908 году Самсонов был назначен туркестанским генерал-губернатором и много сделал для развития этого края. Он осваивал новые площади под посевы хлопка, бурил в пустынях артезианские колодцы, проводил в Голодной степи оросительный канал. Летом 1914 года ему исполнилось 55 лет; он был женат на красивой молодой женщине, имел двух маленьких детей…
– Австрийского эрцгерцога убили сербы, – говорил Самсонов жене, – и правильно сделали, что убили. Но как бы эти выстрелы не обернулись для нас войнищей, какой еще не бывало.
– Ты думаешь, Россия вступится? – спрашивала жена.
– О, Катенька! Не вступится, так её заставят вступиться…
Военный министр Сухомлинов сказал ему при встрече:
– А-а, вот и вы, голубчик … Какие великие события мы переживаем, правда? Сейчас немцы уже на подходах к Парижу, идет жестокая битва на Марне, и французы взывают о помощи. Мы должны ударить по Пруссии, имея общую дирекцию – на Кёнигсберг! Вам даётся Вторая армия, которая от Польши пойдёт южнее Мазурских болот, а Первая армия двинется на Пруссию, обходя Мазурские болота с севера.
– Кто будет командовать Первой армией?
Сухомлинов нажал на столе кнопку звонка.
– Попросите Павла Карловича, – сказал он адъютанту. В кабинет, колыхаясь громадным чревом, сильно сопя от ожирения, не вошел, а скорее вкатился на коротких ножках… Ренненкампф!
– Вот ваш сосед с правого фланга, – сказал Сухомлинов. – Впрочем, вы знакомы. Клещи ваших армий должны сомкнуться за Мазурскими болотами, в которых и увязнет всё прусское воинство…
Толпы народа осаждали редакции газет. Парижане ждали известия о наступлении русских, а берлинцы с минуты на минуту ждали, что германская армия войдет в Париж… Всю ночь стучал и стучал телеграф: французское посольство успокаивало Париж, что сейчас положение на Марне круто изменится, – Россия двумя армиями сразу вторгнется в пределы Восточной Пруссии!..
Но мы не «задавили немцев количеством». Факты давно проверены: кайзеровских войск в Пруссии было в полтора раза больше, нежели русских... И немецкие генералы погнали солдат в атаку «густыми толпами, со знамёнами и пением». Немцы пишут: «Перед нами как бы разверзся ад… Врага не видно. Только огонь тысяч винтовок, пулемётов и артиллерии». Это был день полного разгрома прусской армии, а те из немцев, кто умели бегать, побили в этот день все рекорды… В летопись русской военной славы вписалась новая страница под названием Гумбинен! Черчилля никак нельзя причислить к друзьям России, но даже он признал после войны: «Очень немногие слышали о Гумбинене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа»…
И вот здесь стоит обратить внимание на ту беззастенчивую ложь, к которой с завидным постоянством прибегают западные страны, в пропаганде обманывая своё население. Германия в данном случае не была исключением. Пикуль пишет: «Гумбинен открыл дорогу на Кёнигсберг; берлинские газеты вопили на весь мир, что в пределы непорочной Пруссии вторглись дикие косоглазые орды, которые вспарывают животы почтенным бюргерам и разбивают черепа младенцев прикладами. На самом же деле даже бургомистры прусских городов, захваченных русскими, отмечали идеальный порядок. Очевидец пишет: «Правда, один солдат срезал шелковую обивку мебели себе на портянки. Однако дальше того, что можно съесть и выпить, нарушение интересов населения не пошло…»
… Русские вступали в города, из которых немцы бежали, не успев закрыть двери квартир и магазинов; на кухнях ещё топились печки, в гостиных горели лампы, на плитах – горячие кофейники. А на стенах домов висели яркие олеографии, изображавшие чудовищ в красных жупанах и шароварах, с пиками в руках; длинные лохмы волос сбегали вдоль спины до копчика, из раскрытых ртов торчали клыки, будто кинжалы, а глаза – как два красных блюдца. Под картинками, чтобы никаких сомнений не оставалось, было написано: «Русский казак. Питается сырым мясом германских младенцев»
– О Kosaken, Kosaken, – вздыхали на улицах немцы.
– Отчего вы их так боитесь? – спрашивали офицеры.
– Пасторы уже давно предупреждали нас в проповедях, что в тёмных лесах Сибири, где ещё не ступала нога культурного человека, водятся особые звери – казаки; если война начнётся, русские натравят этих зверей на нашу бедную Пруссию…
В занятые русскими города возвращались из лесов бежавшие жители. Им было велено открывать магазины и продолжать работы в мастерских. Если хозяин лавки не находился, русские её запирали, а комендант накладывал на замки печати. Большинство немцев, которых назвать бедными было никак нельзя, охотно становились в длинные очереди, чтобы получить пайку русского солдата. Олеографии с изображением казаков со стен не срывали: для контраста…
Париж и Лондон умоляли Петербург – жать и жать на немцев не переставая; с берегов Невы сыпались телеграммы в Варшаву; из Польши в Пруссию, вздымая тучи пыли, мчались автомобили марки «рено»; генштабисты, обвешанные аксельбантами, буквально в спину толкали Самсонова: «Союзники требуют от нас – вперёд!» Александр Васильевич уже ощутил своё одиночество: Ренненкампф после битвы при Гумбинене растворился где-то в лесах и замолк…
Армия Самсонова, оторвавшись от тылов, всё дальше погрязала в гуще лесов и болот. Не хватало телеграфных проводов для наведения связи между дивизиями. Обозы безнадёжно отстали. Узкая колея немецких железных дорог не могла принять на свои рельсы расширенные оси русских вагонов. Из-за этого эшелоны с боеприпасами застревали где-то возле самих границ, образовав страшную пробку за Млавой.
– Если пробка, – сказал Самсонов, – пускай сбрасывают вагоны под откос, чтобы освободить пути под новые эшелоны…
Варшава отбила ему честный ответ, что за Млавой откоса не имеется.
Солдаты шагали через глубокие пески – по двенадцать часов в день без привального роздыха.
«Они измотаны, – докладывал Самсонов. – Территория опустошена, лошади давно не ели овса, продовольствия нет…» Армия заняла Сольдау: из окон пучками сыпались пули, старые прусские мегеры с балконов домов выплёскивали на головы солдат крутой кипяток, а добропорядочные германские дети подбегали к павшим на мостовую раненым и камнями вышибали им глаза. Шпионаж у немцев был налажен превосходно! Отступая, они оставляли в своём тылу массу солдат, переодетых в пасторские сутаны, а чаще всего – в женское платье. Многих разоблачали. «Но ещё больше не поймано», – докладывали в штаб. Самсонов карманным фонарём освещал карту:
– Но где же, чёрт побери, Ренненкампф с его армией?
Первая армия под началом «Желтой опасности» не пошла на соединение со Второй армией, и Гинденбург с Людендорфом сразу же отметили эту «непостижимую неподвижность» Ренненкампфа: между прочим, русское главнокомандование знало, что Ренненкампф уклонился в сторону, но почему-то не исправило его маршрута; таким образом, Самсонов оказался один на один с германской военщиной, собранной в плотный кулак. Гинденбург и Людендорф провели бессонную ночь в деревне Теннеберг, слушая, как вдали громыхает клубок яростного боя. Тут им принесли радиограмму Самсонова, которую немцам удалось раскодировать. Людендорф со значением сказал:
– Самсонова от Ренненкампфа отделяет сто миль…
Немцы начали отсекать фланговые корпуса от армии Самсонова, а Самсонов, не зная, что его фланги уже разбиты, продолжал выдвигать центр армии вперёд – два его корпуса ступили на роковой путь! Армия замкнулась в четырёхугольнике железных дорог, по которым войска Людендорфа и маневрировали, окружая её. Правда, здесь ещё не всё ясно. До нас дошли слухи, что Самсонова поначалу среди окруженных не было. Но, верный долгу, он сам верхом на лошади проскакал под пулями в «мешок» своей армии.
При этом он якобы заявил штабистам:
– Я буду там, где и мои солдаты…
Курсирующие по рельсам бронеплатформы осыпали армию крупнокалиберными снарядами. Прусская полиция и местные жители, взяв на поводки доберманов-пинчеров, натасканных на ловле преступников, рыскали по лесам, выискивая раненых. Очевидец сообщает: «Добивание раненых, стрельба по нашим санитарным отрядам и полевым лазаретам стали обычным явлением». В немецких лагерях появились первые пленные, которых кормили бурой похлёбкой из картофельной шелухи, а раненым по пять-шесть дней не меняли повязок. «Вообще, – вспоминал один солдат, – немцы с нами не церемонятся, а стараются избавиться сразу, добивая прикладами». Раненый офицер, позже бежавший из плена, писал: «Прусаки обращались со мной столь бережно, что – не помню уж как – сломали мне здоровую ногу… Во время пути они курили и рассуждали, что делать со мною. Один предлагал сразу пристрелить «русскую собаку», другой – растоптать каблуками мою физиономию, третий – повесить…»
Приводимые отрывки из исторической миниатюры Валентина Саввича без иллюзий характеризуют отношение к русским, как поляков, так и гражданского населения Германии, объявившей, между прочим, войну России.
«В лесах и болотах, простреленная на просёлках пулемётами, на переправах встреченная броневиками, под огнем тяжелой крупповской артиллерии, русская армия не сдалась – она шла на прорыв! Документы тех времён рисуют нам потрясающие картины мужества и героизма русских воинов… По ночам, пронизав тьму леса прожекторами, немцы прочёсывали кусты разрывными пулями, рвавшимися даже от прикосновения к листьям… Это был кошмар! Гинденбург с Людендорфом вынуждены были признать, что русский солдат чрезвычайно стоек. Германские газеты откровенно писали: «Вся эта попытка прорыва являлась чистым безумием и в то же время геройским подвигом… русский солдат выдерживает потери и дерётся даже тогда, когда смерть является для него неизбежной»
Американский историк Барбара Такман в книге своей (которая была любимой книгой президента Джона Кеннеди) пишет, что Самсонов, мучимый приступом астмы, выходил из окружения пешком; спички давно кончились, и было нечем осветить картушку компаса; солдаты шли во мраке ночи, держа друг друга за руки, чтобы не потеряться; среди них шагал и Самсонов. «В час ночи он отполз от сосны, где было темнее. В тишине ночи щелкнул выстрел. Офицеры штаба пытались найти его тело, но не смогли».
Но… так ли это? …Один офицер пишет, что последний раз он видел Самсонова на опушке леса, склонившимся над картой. «Вдруг громадный столб дыма окутал наш штаб. Один из снарядов ударился в ствол дерева, разорвался и убил генерала на месте…». Где правда – этого мы уже никогда не узнаем!
Известие о гибели Самсонова не сразу дошло до русского народа; ещё долго блуждали тёмные легенды, будто его видели в лагере военнопленных за колючей проволокой, где он переодетый в гимнастёрку, скрывался под видом рядового солдата. Вдова его Екатерина Александровна – под флагом Красного креста! – перешла линию фронта, и немцы показали ей место могилы мужа. Она узнала его лишь по медальону, в котором он хранил крохотные фотографии её самой и своих детей. Самсонова вывезла останки мужа на родину, и Александр Васильевич был погребён в селе Егоровке бывшей Херсонской губернии… В одной из первых советских книг, посвященных его армии, о нём сказано с предельной ясностью: «Над трупом погибшего солдата принято молчать – таково требование воинской этики. И никто не может утверждать, что генерал Самсонов этой чести не заслужил».
Немецкому обывателю внушили, что Гинденбург взял в плен 90 тысяч русских солдат, но это – ложь. Ибо вся армия Самсонова насчитывала 80 тысяч человек. Теперь мы знаем бухгалтерию этой битвы: в плен попали лишь 30 тысяч, больше 20 тысяч штыками пробили дорогу на родину, ещё 20 тысяч остались ранеными на поле боя, остальные погибли или пропали без вести. Немецкий генштаб был вынужден признать: «Русские дрались как герои и никакую жертву они не считали большой для спасения чести своего оружия!»
«Восточно-Прусская операция стала примером самопожертвования русской армии во имя обеспечения общечеловеческой победы» – так пишут историки сегодня.
В двадцатых годах, когда наша страна тяжело переживала последствия разрухи, экономической блокады и голода, бывшие наши союзники пытались урвать от СССР старые (ещё царские) долги. Тогда у нас вышла книга под характерным названием «Кто должен?», в которой прямо поставлен вопрос: кто кому должен? Русские вам или вы должны русским? Гибель армии Самсонова брошена на весы беспристрастной истории: мужество наших солдат спасло Париж в августе 1914 года. Именно поэтому «план Шлифана» сразу рухнул, а трезвые головы в Берлине уже тогда осознали, что война Германией проиграна не за столом Версаля в 1919 году – она проиграна в топях Мазурских болот ещё в августе 1914 года! Но это далось дорогой ценой – ценой русской крови…
Да, армия погибла. Да, она принесла себя в жертву. Благодаря её гибели Париж и был спасён от оккупации. Так строится ныне схема исторической справедливости. Других мнений не может быть!»
Свидетельство о публикации №221040801468