Современный Аввакум

Рассказ- эссе: Современный Аввакум.

(Шаламов Варлам Тихонович).


…Я пришол, - на меня бедная пеняет говоря:

« долго ли муки сея, протопоп будет?»

И я говорю: «Марковна, до самыя до смерти!»

Она же вздохни, отвещала:

«добро Петрович, ино еще побредем».


Протопоп Аввакум. Житие, написанное самим Аввакумом.


Варлам Шаламов, возможно, единственный русский писатель и поэт, которому можно верить безоговорочно. А что другим нельзя верить? Тут дело по - другому: Шаламов ни строчки из своих рассказов не придумал. То, о чем он пишет, происходило на самом деле.

Почему я его сравниваю с протопопом Аввакумом? Ведь между знаменитым защитником старой веры – Аввакумом и Варламом Шаламовым большая разница, - разные века, разные ситуации…

Как сказать? - разница только в веках и больше ни в чем. Как ни в чем? Аввакум старую доникониановскую веру (древлее православие) защищал, а Шаламов ни разу лба не перекрестил. Да и о вере вообще ничего не пишет, только упоминает, что дольше всех человеческий облик в сталинских лагерях сохраняли «религиозники», так он называет глубоко верующих людей. Как ему Солженицын говорил, в краткий период их сближения, убеждая, что его на Западе не напечатают, так как у него нет верующего героя.

Да, все верно. Но на самом деле и Аввакум, и Шаламов приняли великие муки и страдания за право – «быть человеком». А что это такое – быть человеком? А это, как будто – немного: думать - что хочу, делать - что хочу, говорить - что хочу.

И только? – некоторые удивятся, да – вроде бы немного, но без этого, - ты не человек. Обыкновенный рабочий скот.

А как же с верой у Шаламова? Он в церковь не ходил, хоть и был сыном священника. И в лагере Богу не молился – и после, хотя первый свой срок отсидел за то, что его отец - священник («друзья» донесли), но это формально, конечно. На самом деле очень удивятся, что его истинная вина была в том, что он распространял знаменитое в последствие «Завещание Ленина».

Это письмо Ленина к XIII съезду партии (1924 г.), в котором Ленин просил сместить Иосифа Виссарионовича с поста Генерального секретаря ЦК ВКП (б). Этот ленинский текст, много лет спустя, стал очень важным и об этом объявили на XX съезде КПСС, когда разоблачали «культ личности» Сталина.

А о том, что даже за чтение этого документа могли посадить, об этом забыли, много чего у нас любят забывать.

Кроме того, его за это объявили «трокцистом», так как Шаламов - студент поддерживал оппозицию, а это тогда квалифицировалось как – контрреволюционная трокцисткая деятельность (КРТД – аббревиатура). Срок за это - минимум три года ( в то время, 1929г), - и добавлялось, - с использованием на тяжелых физических работах.

Второй раз Шаламов был осужден в 1937 году на пять лет ( по этой же статье), а во время войны, когда (1942г.) у него окончился срок заключения, всем заключенным объявили, что даже у кого сроки закончились, они останутся в лагере до конца войны.

Но, уже в 1943 г. его опять судили, и по новому приговору он получил десять лет лагерей и поражение в правах на пять лет. Вина его заключалась в следующем: он утверждал, что писатель Бунин, является классиком русской литературы и говорил о преимуществах немецкой военной техники, - это все по доносам его солагерников. Под угрозой следователя писали любой донос, какой требовался следователю.

Только самых тяжелых колымских лагерей, где он работал на приисках, шахтах у него насчитывается 14 лет, - в общем количестве – двадцать лет, вместе со ссылкой.

До 1990 года, когда большими тиражами стали издавать рассказы Шаламова, он был, можно сказать - мало известен. К этому времени писателя уже не было в живых, он умер в 1982 году, в доме инвалидов, пораженный тяжелой болезнью.

Было тяжело читать его рассказы. Это не очень легкое чтение, но – необходимое. Чтобы понять, что такое колымский лагерь в 40-е годы прошлого века, можно прочитать кучу документов, а можно просто прочитать «Колымские рассказы» Варлама Шаламова и многое будет более или менее – понятно.

В рассказах нет, что называют - психология или очень немного, - минимум необходимого. То есть, нет длинных размышлений героя о жизни, о себе, воспоминаний… Только факты, но описанные с такими подробностями, что сразу понимаешь – это правда. Конечно – это настоящая современная литература, которая должна быть близка к документу, но, тем не менее – не документ, - в этом её ценность. Позднее я попытаюсь разобрать один рассказ Шаламова, чтобы показать особенность мышления автора, а сейчас немного о следующем.

1990 год – это не то время, чтобы творчество такого писателя, как Шаламов взорвало общество, как это было в 1962 году с повестью Солженицына «Один день Ивана Денисовича», - общество было занято другим. Тема потеряла актуальность, да и насельники сталинских лагерей уже сошли в мир иной… Нет, это нисколько не умаляет значение творчества Варлама Тихоновича. Оно нужно и важно для народа.

Дело в том, что чтение Шаламова требует углубления, спокойного анализа и понимания. А это тогда было невозможно. А сейчас возможно? Я думаю – возможно, и нужно. Страна опять стоит на перепутье и очень важно не попасть туда, куда попал Варлам Шаламов и миллионы неповинных людей.

Когда мне стали известны подробности биографии Шаламова, первый вопрос, который у меня возник: « Пишут, что не верил в Бога, а что же помогало ему выжить?» Конечно, и в рассказах и воспоминаниях Шаламов утверждает, что его «повесть» (все, что написано) – это – «Повесть не о духе победившем, а о духе растоптанном».

О чем это? Писатель утверждает то, что противоречит его творчеству, - ну, это его собственная оценка. На самом деле человек с «растоптанным духом» не способен рассказать о том, что пережил, - и это в пользу «духа победившего». В принципе я это понял сразу, когда прочитал рассказы.

Далее, - Шаламов – гуманист? Нет. Да он сам об этом пишет. Он не забывал зла. Но он и не злой. У него обостренное чувство справедливости. Такие люди не всем понятны. Он пишет, что никогда не писал доносы и никого не оговаривал – это правда. На это способны немногие, особенно в тех условиях, - на грани голодной смерти, перманентной дистрофии. И никогда не соглашался быть бригадиром. Отчего? Там нельзя быть ко всем справедливым и это удерживало…

У него есть рассуждения об интеллигентах, где он говорит, что они менее приспособлены к лагерным условиям, а выходцы из крестьян, якобы, более близки по жизненным условиям к суровевшим обстоятельствам колымского лагеря.

Конечно, это не так, - это психологически неверно. Все дело в том, что, скорее всего, это Шаламову – «казалось». Тут дело в том, что сам Варлам Тихонович по своей природе был человеком умственного труда. Такие люди бывают и достаточно часто. Для них физический труд – это наказание, в какой бы форме это не происходило.

Чем же «поддерживался» Шаламов – идеей? О, нет. Он в лагере понял, что это не для него, кстати, так называемые «идейные» и военные быстрее всех сламывались. Он вспоминает о самой тяжелой зиме с ноябрь 1937 по май 1938 годов: «Ибо остальные зимы, их было много, как – то встречались одинаково – с равнодушием, злобой, с ограничение запаса средств спасения: при ударе – падать, при пинке – сжиматься в комок, беречь живот больше лица». Вот что спасало, - равнодушие и злоба.

А далее пишет, что смерти не боялся но – «Больше чем мысль о смерти меня занимала мысль об обеде, о холоде, о тяжести работы – словом – мысль о жизни».

Были и моменты отчаяния, и Шаламов этого не скрывает: «… я просил своего напарника Гусева перебить мне руку ломом, и, когда тот отказался, я бил ломом многократно, набил шишку и все».

А почему не сложились у него отношения с Солженицыным? – ведь оба пострадали безвинно. Тут несколько резонов, но никто не виноват. Писатели - бывшие зека, не поняли друг друга, - они были очень разными. Шаламов – философ, Солженицын – политик.

Шаламов считал, что лагерная тема исчерпана и ничего позитивного в лагерном опыте – нет. Лагерь ничему не учит. Лагерь калечит всех, - и тех кто «сидит» и тех, кто «сторожит». Влияние лагеря – разлагающе действует на общество.

Оба писателя писали об одном и том же, но с разных точек зрения. Шаламов понял, что такое явление, как Гулаг не имеет аналогов в истории России и не может этому явлению дать оценку. Пусть читатель сам разбирается в написанном. Главное не повредить факту и нарисовать эту атмосферу лагеря, но никого не учить и не указывать, - где тут добро, где зло.

Это новая литература, а Солженицын приверженец традиционной литературы, которая хочет активно бороться со злом. Он предлагает Шаламову вдвоем писать «Архипелаг Гулаг», признавая более компетентным в подробном и доскональном знании лагерной жизни. Варлам Тихонович – отказывается и начинает видеть в Александре Исаевиче такого лакировщика в описании лагерного быта, как например, он указывает Солженицыну, что у вас, в повести «Один день Ивана Денисовича», кошка ходит у санчасти, в настоящем лагере этого не может быть, её давно бы съели.

Шаламов не может понять, если бы не написать, как выражался Александр Исаевич «облегченный вариант» этой повести, - кто бы её напечатал.

Солженицын видит причину Гулага в большевизме, в тоталитарной идеологии, которая должна отправить массы народа в лагеря, на «перековку».

Шаламов, в принципе не хочет в это «влезать», он больше чувствует себя поэтом, писателем, и не хочет быть участником борьбы против советской власти, каким становится Солженицын.

Тут интересен один момент: оба в молодости были противниками сталинского режима и выступали за возвращение ленинских идеалов, ленинских целей революции, как их понимали. Шаламов – студент, будучи беспартийным, был на стороне троцкистской оппозиции, - за что и был осужден в первый раз. Солженицын, точно так же разрабатывал со своим фронтовым другом план создания новой ленинской партии. Но в итоге их пути разошлись: слишком разные были люди.

Между прочим, этот «троцкизм» Шаламову так и не простили, он был реабилитирован в 1956 году, то есть обвинение в контрреволюции с него сняли, но «троцкистом» он оставался до самой смерти.

Конечно, чтобы понять Шаламова, - нужно вдумчиво читать его рассказы, стихи, очерки.

Я же попробую разобрать наиболее известный рассказ Шаламова «Последний бой майора Пугачева». Хотя по этому рассказу снят фильм, но я не буду «задействовать» кадры этого фильма, - ограничусь только текстом, - для «чистоты эксперимента».

Только добавлю, что однажды Варлам Тихонович был свидетелем такого эпизода: ведут колонну прибывающих в лагерь и в этой колонне сильно хромает один бывший солдат, который за что-то осужден. Его пытается грубо подгонять вооруженный охранник. Солдат ему говорит: « Ты потише, я Берлин брал…» Охранник не обращает внимания, так же продолжает, тогда солдат выхватывает винтовку из рук охранника, в упор расстреливает его и бежит на пригорок, там какие - то камни, как укрытие. Вся охрана начинает палить по солдату и преследовать его. Но, прежде чем быть застреленным, этот советский воин убил несколько человек охраны.

Поэтому рассказ Шаламова начинается с объяснения, какой контингент стал поступать в колымские лагеря, когда стали туда свозить бывших военнопленных и солдат осужденных за какие-то воинские проступки. Вместо забитых «фашистов» (так называли осужденных по 58 статье – антисоветская деятельность) появились люди, имеющие другой опыт, как пишет Варлам Тихонович: «Здесь было много людей с иными навыками, с привычками, приобретенными во время войны, - со смелостью, умением рисковать, верящих только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики…»

Эти новенькие спрашивали, о непонятном поведении заключенных: «Почему вы в столовой едите суп и кашу, а хлеб уносите в барак? Почему не есть суп с хлебом, как ест весь мир?» «Старожилы» отвечали им: «Через две недели каждый из вас поймет и будет делать так же». Новички, поначалу «презрительно качали головой и отходили в сторону».

Но далее автор пишет, что так делали не все, «майор Пугачев понимал кое – что и другое». Этот боевой офицер, прошедший войну и немецкий плен, вырвавшийся из плена ( на машине проломил ворота немецкого лагеря и добрался до своих) и осужденный «своими», как немецкий шпион – понимал, «что их привезли на смерть – сменить вот этих живых мертвецов».

И уже осенью (зимой не побежишь) стала плестись сеть заговора. Все, кто соглашался на побег, постепенно переводились на легкие должности, чтобы иметь силы для побега весной. То есть, разговоры тайные велись со многими, но не все соглашались. Но никто не выдал! Этот факт преподносится автором в рассказе, как некое чудо и несколько противоречит собственным утверждения Шаламова, хотя это логически оправдано.

Почему как чудо? Система страха созданная, кстати, не только в лагерях, но и на гражданской жизни, держалась на всеобщем доносительстве. Никто никому не верил. Этот страх имеет место и по сей, особенно в старшем поколении. А там, в лагере, почему никто не донес? – за лишнюю пайку, за возможность получить более легкую работу…

Я думаю, эта логика объясняется тем, как вели себя эти люди. Они были сплоченны, на них еще не действовал режим, который они ненавидели и их души не подверглись полному растлению, а остальные «сидельцы» были просто поражены безумным решением этих людей. Почему безумным? Для тех, кто хорошо усвоил курс школьной географии и знаком с особенностями климата и природными условиями Колымы, сразу становится понятно, что оттуда сбежать – невозможно, даже летом.

Но автор объясняет, что майор Пугачев с товарищами хотели прорваться к аэродрому и захватить самолет. Недаром в его группе были летчики. Хотя и в этом случае вероятность успеха была минимальна. Понимал это майор? Да, понимал. Почему же?..

Они хотели получить свободу. И что, желание свободы, сильнее страха смерти? Шаламов утверждает, что это именно так, он и сам за право остаться человеком в лагере заплатил очень высокую цену…

Почему, почему не сработал у беглецов инстинкт самосохранения? А у давних насельников лагеря, этот инстинкт – срабатывает, и они безмолвно терпят. А эти люди прошли войну, где смерть «ходит» рядом и практически от нее нельзя спрятаться. То есть, они много раз готовы были – умереть. Поэтому на фронте главный мотив – убить врага, победить, для того, чтобы сохранить свою жизнь и прекратить эти смерти.

И где тут гуманизм? А он, в тех условиях – невозможен. Людьми движет – ненависть. Даже такой пацифист, как А.Т. Твардовский написал стихотворение в 1944 году, где были строчки – «дрожи – Германия!», и это, тогда, – было оправдано.

А в рассказе, для этих людей ценность была свобода или – умереть свободными. И эти беглецы не знают пощады: убивают охранников, солдат которые их ловят, хотя знают, что солдаты выполняют приказ, но оставляют жизнь женщине.

А что это значит: «Бабу не будем душить» - сказал Солдатов. И фамилия у этого героя именно такая, что напрямую подсказывают, что – это – солдаты и они с мирным населением не воют. Они не каратели, не уголовники.

И еще, что напрямую связано со свободой, - сохранение человеческого сообщества, верностью дружбе. Не случайно, Шаламов завершает рассказ именно на этой ноте: Пугачев в уме вспоминает свою жизнь, хороших людей, что встретились в судьбе: «Но лучше всех, достойнее всех были его одиннадцать умерших товарищей… И в этом северном аду они нашли в себе силы поверить в него, Пугачева, и протянуть руки к свободе. И в бою умереть. Да это были лучшие люди в его жизни».

А почему автор показывает, что майор стреляется, когда понял, что его поймают? Ведь это же самоубийство? В этом случае это продолжение борьбы.

Так как майор понимает, что его постараются взять живым и устроить показательный процесс. Почему Пугачев не хочет этого судилища? Потому, что именно этим будут показывать безграничность своей власти и продолжать внушать чувство страха.

А почему Пугачева не найдут, ни живым ни мертвым? Так Шаламов показывает, что заключенные подумали, - «хоть один, но убежал, значит это возможно…»

Мне могут возразить, но этого нет в рассказе, это ваши рассуждения? Да, нет, но именно на это рассчитывал Варлам Тихонович, - пусть выводы делает читатель…


Валерий Педин (28 марта – 2 апреля 2020 г.)