Жертвенный охотник

– Ну что, ещё?
– Давай!
  Двое синхронно опрокинули в глотки содержимое стопок и совершенно одинаково сморщились. Третья пошла. Собутыльники (они же спорщики-самоубийцы) явно намеревались как следует накидаться сегодня. Только вот удастся это, боюсь, лишь одному.
– Так откуда ты?
– Родился здесь недалеко.
– А говор у тебя не местный.
– Да… давно дома не был.
– Гостил где шоль?
– Было дело. Ещё?
  Собеседник хохотнул и снова разлил по стаканам самогон. Ему-то, сорокалетнему крепкому мужику, и весь пузырь не доза. А вот стойкость к спиртному светловолосого парня лет двадцати пяти, сидящего напротив, вызывала у него неподдельное любопытство. И не только у него, собственно.
  Четвёртая ушла так же быстро, как третья. Мужик ткнулся носом в рукав, занюхал горечь и покосился на парня. Тот, морщась, потряс головой:
– Злая у вас тут самогонка.
– Ну так! Зато какая! Утром проснёшься – вот ник-как-кого похмелья! Вообще! Знал, что в соседнем баба одна технический спирт мужикам бадяжит?
  Парень в ответ ухмыльнулся. Его собеседник не замечал гримасы боли под этой ухмыляющейся маской на бледноватом лице. Не знал, на что смотреть. И потому, лишь удовлетворённо крякнув, потянулся к бутылке, намереваясь разлить по пятой.
  Шустро у них дело идёт. Меньше, чем за двадцать минут, литр уговорили. Физиономия мужика начала понемногу розоветь и расслабляться, а вот его собутыльник пока пьянеть не планировал. Для таких, как он, спиртное равносильно инъекции кислоты. И эффект вполне предсказуемый.
  Впрочем, каким способом измываться над собой – каждый решает сам.
  После седьмой или восьмой по счёту стопки мужик наконец окосел окончательно и, прильнув виском к опустевшему полуторалитровому пузырю, мило засопел. Потрепав собутыльника по плечу и убедившись, что тот пребывает в царстве снов, светловолосый фыркнул, забрал со стола спорные монеты и направился к выходу. Нетвёрдой его походку я бы не назвал, но не назвал бы и непринуждённой. Выражение лица каменное, движения скованные. Сильно сомневаюсь, что на сей подвиг его потянуло ради худого кошеля.
  Я собирался пропустить его мимо и пойти следом – так уж было начальством наказано, – но, кажется, слегка промахнулся с оценкой его состояния. Поравнявшись со мной, привалившимся к косяку входной двери, парень схватил меня за грудки и грубо вытолкнул наружу. Меня, здорового крепкого мужика, промышляющего охотой – этот некрупный жилистый светлый паренёк!.. Силушки ему не занимать, уж точно.
  Я едва устоял на ногах и даже смог спуститься по ступенькам, не споткнувшись. После шума кабака тишина ночи ударила по ушам пугающей пустотой.  Светловолосый стоял рядом.
– Какого лешего ты тут забыл? – процедил он сквозь зубы.
– Эй, – я поднял руки, дружелюбно улыбаясь. – Мир! Остынь, я здесь живу, я часто прихожу сюда.
– У дверей постоять? – светлый нехорошо щурился, да вся его поза выглядела агрессивно. – Дурака в себе выруби. А то это сделаю я.
  Отвратное самочувствие, читавшееся во всём его виде, ни вежливости, ни дружелюбия ему точно не прибавляло. Светло-серые волосы, белая кожа и стального цвета глаза. Возможно, в предыдущей жизни был даже моложе, чем казался сейчас. Подобная ошибка наверняка сгубила жизни не одного десятка забияк: существо, стоявшее напротив меня, было на деле ничуть не менее опасно, чем голодный волк.
  Я перестал улыбаться, но постарался сохранить безобидный вид. Возможно, в драке сейчас преимущество и будет на моей стороне, да вот только не нужна мне драка.
– Я просто выпить зашёл, эй. И случайно увидел вас двоих. Ну, любопытно мне стало! Что я сделаю. Устроит такое объяснение?
  Взгляд у моего оппонента был крайне неприятным, но откровенной жажды крови я в нём не ощущал. Ему тоже не хотелось тратить время на разборки, даже несмотря на то, что услышанному он ни на грамм не поверил. Но что-то не давало ему просто махнуть рукой. Знавал я параноидально осторожных личностей, знал и индивидов, относившихся к своей жизни наплевательски. Но чтоб такая парадоксальная смесь в одном флаконе…
– Увижу ещё раз – глотку вырву. Проваливай.
  Я хмыкнул. А затем отвернулся и ушёл. Да, не всякий молча стерпит хамство. Но иногда приходится
  Ушёл я, конечно же, не далеко. Задание ещё не выполнено. Предмет оного, к слову, проводил меня цепким взглядом, но следить дальше не стал. Думаю, собственное состояние доставляло ему куда больше дискомфорта, чем мысль о подозрительных личностях, шныряющих рядом.
  Дойдя до конца улицы, я вернулся окольным путём. Цель моя далеко уйти не успела. Даже на минуту подумалось, что с такой скоростью передвижения он не успеет скрыться до наступления утра.
  Почему именно утра? Потому, что утром встаёт солнышко, а солнышко таким, как он, не особо полезно.
  Первые лучи небесного светила как раз начали озарять бренную твердь, когда бледнокожий наконец, споткнувшись,  упал на колени. Что-то очень похожее на невыносимую боль заставило его обхватить себя руками и согнуться, едва не утыкаясь лбом в землю. Я никогда не слышал, чтобы такие, как он, кашляли, но он зашёлся приступом похлеще, чем случается астматикам. Земля перед ним постепенно расцвела чёрными пятнами. Я потянул носом воздух и среди прочего ощутил отчётливый привкус металла на корне языка.
  Доигрался, выпивоха.
  Провоевав с собственным телом несколько долгих минут, он обессилено завалился набок. Строго говоря, я не получал инструкций относительно подобных случаев – хотя и подозревал, что смерть сего субъекта немало порадует моих начальничков.
  Оглядевшись в поисках случайных и не очень свидетелей, я подошёл к парню. Тот, судя по всему, потерял сознание. Ну, ещё бы. Удивительно, как его не свернуло в бараний рог уже после первой стопки. Свет солнца, скрытого пока за широкими спинами обступивших улицу зданий, сюда ещё не добрался, но пройдёт всего полчаса – и…
Я ещё раз огляделся, не обнаружил ни одного любопытного в пределах обозримого пространства и, взвалив горе-пьяницу на плечо, поспешил убраться с открытого места.

  Из соседней комнаты раздался едва слышный вздох – и всё снова стихло. Не лыком шитый малый. Обычно, просыпаясь с похмелья непонятно где, люди начинают материться, звать на помощь или хотя бы пытаются подняться и осмотреться. Мало кому хватает мозгов не выдавать факт своего пробуждения до того, как удастся получить максимальное количество информации, пусть и лёжа на полу и не открывая глаз.
  Именно на полу. Дело не в отсутствии у меня минимального сочувствия – просто кровати в доме не было.
  Я выжал полотенце и открыл дверь в комнату, где лежал бледнокожий:
– С пробуждением.
  Реакции не последовало. По крайней мере, внешне. Я усмехнулся, прикрыл дверь и сел на единственное во всей комнате кресло – крайне потрёпанное, надо заметить.
– Здесь больше никого нет. Можешь не притворяться. Я слышал, как ты проснулся – ещё минут пять назад.
  Кажется, мне поверили. Открыв глаза, парень бегло огляделся и попытался подняться, но смог только сесть – с трудом и совсем не сразу. Такое ощущение, будто боль ему приносило каждое движение. Я окинул комнату взглядом вслед за ним. Обшарпанные деревянные стены без следа обоев, застеленный истёршимся перекрашенным на десять рядов ДСП пол, из освещения только старая настольная лампа без абажура. Райское местечко.
– Куда ты… меня притащил? – продолжая морщиться, шипящим голосом спросил мой гость.
– Что, и спасибо не скажешь? Я вообще-то спас тебя. Тащил на себе столько миль! Может, даже плечо потянул.
– А кто просил?
  Логичный вопрос. Я пожал плечами и протянул гостю мокрое полотенце. Он взял его, с трудом вытер лицо и шею. Классическим похмельем подобные ему существа точно не страдают. Вообще-то они в принципе не должны есть или пить. Я однажды наблюдал, как одного такого вывернуло наизнанку с одного кусочка хлеба, чего говорить о полулитре самогонки. Видимо, мне попался какой-то уникальный экземпляр. И физиологически, и… психически.
– Сколько времени?
– Закат. Почти стемнело. Часов тут нет.
  Он потёр лицо ладонью, уткнулся в холодное полотенце, пытаясь прийти в себя.
– Часто у тебя из ушей кровь идёт? – поинтересовался я.
– Не чаще, чем носом, – парень посмотрел на бурые, почти чёрные пятна на полотенце.
  Тёмная вязкая хлопьеобразная субстанция, назвать которую кровью у меня язык не повернулся, закапала на пол. Наглядный пример того, что начинает течь по вашим сосудам после пары лишних стаканов. Очень плохо для человеческого организма и почти смертельно для организма кровопийцы. Парень тяжело закашлялся, прижимая ко рту многострадальный, давно выцветший кусок мягкой материи – тот начал быстро менять цвет с бледно-бурого на тёмно-бордовый. Организм избавлялся от яда.
– Ну? И, спрашивается, к чему это было делать? – задумчиво произнёс я, обращаясь скорее к самому себе – гостю было не до меня. Мерцающие бурым чёрные капли выступили в уголках его глаз. Если так дальше пойдёт, он истечёт кровью у меня на полу. Убирайся потом…
  Через некоторое время безуспешных попыток взять себя в руки, дрожа всем телом и уже не пытаясь вытереть текущую из глаз, ушей и носа кровь, он снова без сил рухнул на пол, рефлекторно пытаясь свернуться в клубок. Какой бы породы ни была земная тварь, а защитную позу все принимают одинаковую. Я вздохнул, встал с кресла и, подняв по пути безнадёжно убитое полотенце, отправился обратно на кухню.
Там, в дальнем углу, рядом со столом и шкафом для заготовок притулился холодильник – новое чудо бытовой техники, вошедшее в широкий обиход на западе буквально несколько лет назад. Понятия не имею, как и где волшебный морозильный шкаф достал бывший хозяин дома, но был ему за это очень благодарен. Парочка моих друзей-лакомок в прошлом любила нагрянуть с очередным рецептом кровяной колбасы или чего-нибудь в том же духе. Времена те прошли, а привычка осталась: на нижней полке нашлась литровая банка бычьей крови, купленная буквально вчера у одного жлоба-мясника в соседней лавке. Вытащив склянку, я посмотрел жидкость на просвет. Как знал, что пригодится.
  За что всегда любил пригородные дома старой планировки – так это за дровяную печь на два помещения. Не знаю, почему так получается, но именно хорошо прогретые дровяные печи подогревают пищу и воду быстрее и качественнее всего. Шустрее разве что котелок на открытом огне чай варит. Какое удачное совпадение, что свою я растопил не далее часа назад, правда?
– Держи, – я поставил банку на пол рядом с гостем спустя минут десять и снова уселся в своё кресло.
  Учуяв кровь, он усилием воли заставил себя приподняться. Как голодный пёс, вытянулся, принюхиваясь, схватил сведёнными спазмом пальцами банку, но смог сделать всего несколько жадных глотков перед тем, как очередной приступ скрутил его. Заставил завалиться на бок и глухо застонать, потеряв остатки гордости.
Я не удержался и досадливо цокнул языком:
– Как ты вообще умудрился столько вылакать?
  Он не ответил. Лишь лежал, свернувшись калачиком, тяжело дыша. Я покачал головой.
– Нормально бы тебе пожрать сейчас.
– Кто это был? – хриплым шёпотом спросил он.
– Телёнок, – я дёрнул плечами. – Если верить мяснику.
– Врёт.
– Гурман что ли?
– От свиньи корову отличу.
– Вот собака мясник, – я усмехнулся. – Таки подсунул.
  Мой гость через силу криво улыбнулся. Хорошая выдержка для медленно погибающего кровососа.
– Есть у меня одна идея, – помолчав, протянул я. – Если ты уже передумал умирать.
  Не меняя положения, он открыл глаза и посмотрел на меня. Кажется, суицидальный кризис миновал.
– У тебя вся кровь внутри свернулась, – пояснил я. – Не знаю, как ты смог влить в себя столько спирта. Немцы в прошлые годы даже эксперименты подобные над вашими собратьями ставили, если ты не в курсе.
– В курсе.
О как. С фашистами, значит, повоевать успел. Какой неординарный экземпляр.
– Надо выпустить из тебя это всё и заменить свежим.
– Ещё корова есть?
– М-м-м… – я снова цокнул. – Коровы нет. Волк сойдёт?
  Долгую минуту он изучал меня глазами. Даже про боль позабыл, так увлечённо разглядывал.
– Зачем я тебе понадобился?
  Я изобразил искреннее недоумение. Всегда гордился своим актёрским мастерством. Даже в театральное мечтал поступить. В детстве.
– Следил в пивной, – не купившись, продолжил парень. – Подобрал на улице. Выхаживаешь. Кормишь. С чего?
  Я собрался было выдать какую-нибудь шутейку, но закрыл рот. Даже от самой излюбленной и давно привычной маски можно устать. А я от своей устал уже давно. И не видел в ней особого смысла сейчас, если быть честным.
– Может, у меня просто сердце доброе. Почему бы, собственно, и нет?
– Это не ответ. Почему я должен позволить тебе вскрыть мне вены?
– А чем это принципиально отличается от попытки упиться в усмерть самогоном? – я развёл руками. – Кроме того, ты пролежал здесь полумёртвый весь день. Если б я хотел с тобой что-то сделать – сделал бы всё ещё до твоего пробуждения. Да ты и сейчас не особо противник, давай по-честному. А я не дурак, тратить продукты на того, кого собрался угробить, кровь не копейки, между прочим, стоит. Даже свиная. Так что если ты не планируешь подождать, пока всё само рассосётся, поднимайся. На улицу лечиться пойдём. Уже должно было стемнеть. А то зальёшь мне кровью все полы, мыть их потом.


  К тому моменту, как мы черепашьим шагом выползли во двор, стемнело и правда достаточно, чтобы не опасаться солнечных ожогов.
  Первый и самый очевидный плюс частного жилья, как по мне – возможность обнести свой участок высоким глухим забором и наслаждаться на свежем воздухе уединением и тишиной, каких не добьёшься в городе. Одна моя давняя знакомая – широкая душа – додумалась притащить на участок старую садовую скамью и поставить её под ветвистой черёмухой. Великолепное вышло место для отдыха в жаркий день. Хотел одно время навес сделать да качели прикрутить, да что-то руки не дошли.
  На эту скамью я и посадил своего "гостя". Протянул ему прихваченный из дома охотничий нож и сел рядом. Несколько секунд светловолосый отстранённо рассматривал сверкающее острие. Двигался он всё ещё медленно, боялся лишний раз шевельнуться, но резать себя, думаю, даже при смерти никому другому бы не позволил. Потому я и предоставил ему сделать всё самостоятельно.
Лезвие с характерным скрипом рассекло кожу вдоль вен сначала одной руки, а затем и второй. И даже сухожилия не задел. Профессионал. Сколько конечностей за свою жизнь, наверное, перерезал. Кровь неаппетитными чёрными сгустками бодро закапала на землю – а ведь должна была литься ручьями.
– Рассказывай.
  Я издал вопросительный звук, вытирая возвращённый нож об рукав и убирая в ножны. Глаза моего собеседника были закрыты – он сидел, откинувшись на спинку, держа руки так, чтобы кровь стекала по ним на землю, минуя скамью.
– Ты же не случайно в эту харчевню зашёл.
– Ты не нравишься нашему вожаку.
– Чем?
– Своим присутствием.
– И?
– И он сказал убедиться, что ты не представляешь опасности для стаи.
Ну вот, даже почти не соврал. Говорю же, хороший актёр.
– И каков вывод? Представляю?
– Для самого себя разве что.
 Мой гость усмехнулся, не открывая глаз. Быстро его любопытство иссякло.
– Не расскажешь, что за тяга к саморазрушению? – поинтересовался я. Честно старался убрать из голоса иронию.
Светловолосый неопределённо скривился.
– После вас.
– А голова уже прояснилась?
– Немного.
– Тогда смотри сам.
  Дождавшись, пока он обратит на меня внимание, я задрал рукав куртки выше локтя. Но несколько аккуратных полосок шрамов от зубов его на удивление не впечатлили.
– Ты кого-то кормишь?
– Кормил.
– Дай угадаю, – он снова откинулся на спинку. – Она захотела разнообразия и свободы, и вы расстались.
  Я уже и забыл, когда в последний раз мог с кем-то так свободно говорить. Слегка… обескураживающее ощущение. Ни удивления, ни осуждения – будто подобные истории для моего гостя – обыденность.
– Это длилось всего несколько месяцев. За это время я чуть не стал настоящим наркоманом, – я расправил рукав. – А ты даже в лице не поменялся. У вас это в порядке вещей?
– Что именно? Пользоваться кем-то? Или бросать их после? – ироничный тон, с каким были заданы вопросы – совершенно риторические, – говорил больше любых прямых ответов. – Сколько таких, как я, сейчас в городе?
  Я пожал плечами. Кажется, живёт где-то в пригороде семейка из двух кровопийц – стая как раз готовит им тёплую встречу с летальным исходом за пять трупов наших братьев и сестёр. Прямых доказательств вины этой парочки нет, но стае немного нужно для вердикта, если речь о родичах. Ещё одного бродягу видели в середине прошлого месяца в центре, но он сумел хорошо спрятаться и не вступал в конфликты с местными, поэтому охоты на него не объявляли.
– Двое. Считая тебя.
– Со вторым ты знаком?
  Голос парня стал тише и чище, пропали хрип и тяжесть. Я бросил взгляд на его руки – жидкость красивого рубинового оттенка вытекала из порезов ровными неспешными ручейками. Видимо, в действие вступили те несколько глотков, которые он успел сделать. Но вот затягиваться порезы не спешили…
– Нет.
– Мазохист, расставшийся со своей иглой, – ухмыльнулся он. – И как ты держишься?
– Я не мазохист.
– Мне без разницы.
  Он открыл глаза и посмотрел на длинный незаживающий порез на руке. Сжал и разжал кулак, перевёл на меня взгляд.
  Я собрался что-то сказать, но не успел. Он опрокинул меня на спинку скамьи. Так быстро, что я не успел даже вздохнуть. Ледяная дрожь пробежала по телу, когда чужие зубы рванули мне глотку. Следом накатила волна болезненного жара. Жар заплясал по венам, выжигая все мысли и чувства – всё на своём пути. Несколько долгих секунд я не помнил – и помнить не хотел, – кто я, где я и что тут делаю.
  Но затем… затем в голове неизбежно прояснилось. Боль ушла, жар стал колючим и пульсирующим, на корне языка скопилась горечь, оставшаяся от короткой вспышки паники. А где-то в затылке начало просыпаться ощущение злости. За злостью всегда приходит ярость, а за яростью – зубы и когти. Сидящий глубоко внутри зверь. Жестоко подавляемый, но вечно рвущийся наружу.
  Я зарычал и выдернул клинок из ножен. Но в следующий миг почувствовал, как все кости правого запястья превращаются в бесформенную массу. Боль в кисти заставила моё сознание помутнеть. Последовавший за ней новый взрыв боли – в только что раздробленном левом плече – казался уже не таким мощным, как первый.
  Лишён обеих рук. Беспомощен. В определённых обстоятельствах это ощущение может показаться довольно… интересным. Но сейчас меня слишком тошнило от боли и животной злости.
  Уже находясь на тонкой грани между сознанием и небытием, не ощущая собственного тела и вряд ли сознавая, кто я есть, я услышал далёкий тихий голос:
– Больше мне не попадайся.
  О, ну это… уж как повезёт.


– …и где нашли?
– Дома был. Во дворе уйма крови.
– Его?
– А чёрт же знает.
  Я открыл глаза и успел заметить, как Вилах досадливо покачал головой:
– Очнулся, Безухий? Как в живых-то остался?
– Чудом, – я с трудом пожал плечами. В лежачем положении воспроизвести подобный жест довольно непросто. А уж со сломанным плечом тем более. Но я, кажется, справился.
– Что произошло?
  Сидящая у койки, сложив по-турецки ноги, смуглая сухая женщина с пепельными волосами смотрела на меня хмуро, даже сурово. Молодняк стаи поголовно её боится. Ведьмой называет. Оно и верно, жена Второго должна внушать уважение и страх.
– Не помню…
– Врёт, – меланхолично прокомментировал привалившийся к косяку рыжий пацан.
  Вилах, не отводя от меня глаз, сделал ему жест заткнуться:
– Ты опять в свои дурацкие игры играл?
  Я посмотрел на него так холодно, как только способен, но ничего не сказал. Не тебе, шелудивый, о моих мотивах рассуждать. Будь ты хоть сто раз Вторым в стае – тебе не довелось получить и сотой доли дыр в шкуре, которые ношу в своей я.
– Однажды случится так, Чук, что тебя не успеют вовремя найти, – продолжая хмуриться, негромко произнесла женщина. – Твоё помешательство может дорого обойтись всем нам.
  Я чуть свесился к ней, понижая голос:
– Так не бегайте спасать меня.
  Вилах засопел, замерил шагами комнатку импровизированного лазарета и через минуту-другую, вдоволь набегавшись из угла в угол, вновь подошёл ко мне. Остановился у койки, подумал.
– Мне нужно имя.
– Не называл.
– Тогда описание.
– Он уже труп, – я приложил все усилия, чтобы сохранить невозмутимый вид. – С такими ранами, как у него, никто не выживает.
  Я врал. Конечно же.
  Подпирающий плечом косяк пацан демонстративно усмехнулся, но Вилах бросил на него обжигающий взгляд, и тот предпочёл заткнуться. Ещё несколько долгих секунд Вилах молчал, глядя на меня. Женщина протянула руку и покровительственно погладила меня по волосам.
– Куцый, – пробурчал силовик, свирепо глядя на нас. – Бери близнецов. Возьмите след. Чтобы не позже послезавтрашнего вечера он, его башка или его пепел были у меня в руках.
  Рыжий пацан молча скрылся за дверью. Вилах окинул меня последним недовольным взглядом.
– Покорми его, – буркнул он жене. Та кивнула и поднялась на ноги.
  Я проводил их взглядом.
  Дудки, родичи. Не найдёте вы этого белокожего сукина сына.
  Он – моя добыча.