Чердак

Бабушка хранила ЕГО, дедов, чемодан на чердаке. Всем детям доступ к сокровищнице был перекрыт всяким хламом (позже этот хлам оказался реликвией): самоваром; ещё одним чемоданом, с которым мы с родителями ездили в Сочи или Гагры; тумбочкой моей прабабки Варвары Евлампиевны…
Я, выпускница Художественного училища и учитель рисования в своей же родной станице Екатерининской, близ Грозного, разложила прямо на чердаке весь арсенал для дипломной работы. Любимую шляпу дедушки Вани я пристроила на угол деревянного чемодана, белую шёлковую рубашку так и оставила в надуманной небрежности, а иконку водрузила перед собой, прислонив Святейший лик к крышке этого тяжёлого и пыльного «гроба». На дворе 1984 год, я комсорг группы, мне 20 лет, и я уже замужем за молодым лейтенантом. Пока я с интересом, скорее с безразличием отложила в сторону пачку писем с Фронта Той самой, первой его женщины, о которой не любила вспоминать бабушка (той самой, которую расстреляли фашисты). Мне хотелось запечатлеть собственной рукой все эти вещи, брошенные и забытые после похорон бабушки.
И только потом, спустя несколько лет, в Таджикистане, впервые увидев, что такое война не на картинках, а за спиной,  навсегда покидая в самолёте своих товарищей, радушных соседей, шум любимого базара, запах горячих лепёшек, журчание арыков и невыносимую жару, - я вдруг, неожиданно для себя самой, вспомнила об этих письмах, о самоваре, о тёмном чердаке и грубом чемодане, о шёлковой рубахе, которую дед сам гладил и бережно складывал в чемодан, чтобы съездить на границу Курской области поклониться могилкам жене и сыну.   Я так остро ощутила в руках гладкость фетровой дедушкиной шляпы и почти поверила, что заноза от чемодана впилась мне в руку, и ощутила своим носом чердачную пыль, что завыла протяжно, долго, будто волчица.
 В Краснодарском госпитале я нашла в вещах моего мужа письмо от Неё, Той медсестры, что его спасла- я поняла всё! И его долгое молчание, и нежелание обсуждать наше с ним будущее, и какую-то отстранённость. Мне стало так больно, так обидно. Почему я не ушла? Почему? Да потому, что, когда я собиралась с мужеством, чтобы расстаться с ним навсегда, в больничном коридоре меня узнала моя одноклассница Хеда Азаматова, фельдшер. Я обернулась на её оклик. И всё закружилось вокруг. Мы долго смотрели друг другу в глаза, молча вспоминая, почти все 20 лет, прожитых бок, о бок в красной пятиэтажке военного городка и… обнялись. И долго плакали на груди у друг друга. Она выслушала меня и сказала: «Ты всегда успеешь закрыть за собой дверь. Не дай победить войне».
Через три дня, когда мы с Андрюшей садились в поезд на Калугу, прибежала Хеда. Она успела протянуть мне свёрток: «Возьми, мой брат вчера забрал у тётки, она хранила, ждала, когда кто-то из ваших объявится».
Уже сидя в купе, под стук колёс, увозивших нас на родину супруга, пока Андрей спал, дрожащими руками, я развязала бумажный пакет, перевязанный зелёной ленточкой: там оказались письма Той, первой жены деда, которую мой дедушка не забывал никогда, даже, когда признавался в любви к моей бабушке…и икона моей прабабушки. Мороз пробежал по моей коже: а ведь это бабушка хранила эти письма, а не дед! Я никогда не видела, чтобы дедушка брал их в руки, даже, когда ездил проведать могилы. Почему? Для чего бабушка мучила себя? Да потому, что ценой потери двух любимых людей её единственного дорогого мужа, она и обрела своё счастье: девочка с оккупированной территории, видевшая в 13 лет всё, что не должна видеть её юная душа, она поверила ему, в его чувства, зная, что его сердце всё ещё занято.
  Утром проводница принесла чай. Тогда я и услышала от мужа, нарушившего обет молчания, что Ту, чьё письмо я нашла у него в вещах, - убили, и её маму, и её сына тоже убили – на его глазах. И могил у них никогда не будет. Ни фото, ничего…Только это письмо: «Спасибо, что не бросил, спасибо, что был рядом, когда сбежали все» …
Нашей художнице дочери 22, она отучилась в Питере, а вернулась писать натюрморты в Краснодар, к своему мужу…Дай бог, чтобы не было войны.
ХУДОЖНИК: ЛИДИЯ ПЕРЕБЕЙНОС, КРАСНОДАР