Это, любимая Бэйли, Уиткин

     По истощенной упорным трудом экстенсивности предыдущих поколений безвестных трудящихся пустыне волочились двое, один да еще один, воспринимаемые кружащими в поднебесье птицами как двое, что обычно и нисколько не смешно, если бы второй не копировал первого в каждом жесте, потому как был он тенью.
     - Какие страшные птицы, Ибрагим, - сказал первый, нехотя плюнув второму на обвисшие штаны, - и возможно зловещие.
     - Не нахожу в них ничего страшного, Кульгум, - отвечал второй, задирая голову вверх. - Обычные крачки, что насрут нам на бошки через мгновение.
     - Не находишь ? - просипел пробитым пулей горлом первый, деловито копаясь в вещмешке. - Отчего же ты не находишь, Ибрагим ? Ведь тебе дано кошерное образование, позволяющее малевать всякую х...ню на модных шмотках, Ибрагим, где твоя совесть, Ибрагим ?
     - У меня нет совести, Кульгум, - молвил второй, принимая из рук первого мину. Пал на колено и установил. Отер едкий пот и продолжил : - У меня только нервы.
     - Хорошо, - не унимался первый, беседуя с тенью, - пусть нервы, пусть глупость, пусть ни рожи, ни кожи, пусть ты полнейшее говно, Ибрагим, - уже вопил первый, закапывая мину песочком, - пусть ты урод и гнида, Ибрагим, но скажи мне одно. - Он вперил воспаленный многими бессонными ночами взор в тень. - Какого х...я ?
     - Я раньше пел чужие слова, - каялся осторожно второй, приближаясь незаметно у первому, ибо солнце миновало зенит, - страдал х...ней, пытаясь превзойти тех, кто преподавал в Высшем институте троллизма, пока не обосрался я, Кульгум, с ног до головы.
     - Так, - радовался первый, вмещая в себя тень без остатка, - и теперь в твои ботинки стекает дерьмо, Ибрагим.
     Приблизившийся к путнику ворон склонил мудрую голову чуть набок и каркнул :
     - Все мозги е...шь ?
     - Нет, - сурово и мужественно помышляя о титьках Марты Костюк отметал инсинуации просто птицы первый и второй, так как тень влезла в человека, кошмарно и тихо затаившись в районе прямой кишки, - я сопротивляюсь.
     - Кругом Израиль ! - захохотал ворон, оказываясь, не в кипеш так, самим Мунином. - Как угодил ты сюда из северной столицы, дядя Толя ?
     Первый сорвал с себя чалму со стеклярусом и удавился. Ладно.
     Фигура вторая.
     В далекой - предалекой Москве хрупкая и красивая еврейка решила помереть. Устала, понимаешь, облизывать сморщенные сраки лукавых царедворцев, у мужа хер маленький, короче, никакой радости в жизни такой непростой. Легла и сложила руки на груди, укрытой то ли маечкой, то ли блузкой, то ли еще как, не поддев под низ лифчик. И это правильно. Ведь известно, отчего так ярятся вздорные пусси райот, мать их, психуют и пытаются доказать, что женщина тоже может владеть умом. Женщина - может. Но не сучары. Велик язык мой могучий, достославный и литературный по понятиям ! Так вот, Бэйли, милая, ежели возникнет у тебя такое желание, а оно точно не возникнет, так как тебе реально насрать на региональные наречия этого мира , то можешь пробить у понимающих всю разницу между женщиной и сучарой. Пример. Майя Плисецкая. Женщина. Ким Кардашьян - сучара. Мадонна Луиза Вероника - женщина. Ирина Роднина - сучара. Ну и так дальше. В общем, передумала помирать еврейка, метнулась в Телеграм и обосралась.
     - Теперь в твои ботинки стекает дерьмо, - радовался карканьем братан Мунина, кружа над вздорной пустоголовой еврейкой, строившейся не с тенью, а с двумя такими же ничтожествами, Алиной и Лизаветой.
     Фигура третья, крайняк, в натуре.
     А в это же самое время на другом конце земли были блондинки. Дельно думая, что ходить без ботинок, не куря при этом  " Бонд " - вумат, они так и делали, переполняя меня скукой. И эйсид хауз оф дримз так и пребывал в поисках достойной блондинки, что сумела бы соответствовать Хичкоку. Кончились блондинки - женщины, остались сучары, потому как Изабелла Кларк - фальшивая. Красит волосы краской и хотя бы не лицемерит, найдя забавного змея, будучи при этом бабой голой. А мин я ей насую, вот хоть тута : в каждой же строчке одни мины, любой, кто станет читать не предназначенные для них сказочки и истории, на них и вопрется. Рванет глухо и в ботинки потечет дерьмо.
     А я, Бэйли, любовь моя, выбрал давно и окончательно порно как самый честный жанр из всего придуманного людьми за сорок тысяч лет.