Алёшкина Родина

Домой после школьных занятий Алёша вернулся расстроенным. Быстро сбросил курточку и ботинки, коротко поздоровался с домашними и ушёл к себе в комнату. Даже рыжего кота Фильку не погладил … Мама с тревогой взглянула на отца и пошла расспрашивать сына: что за беда с ним приключилась. Оказалось, на общешкольную выставку с громким названием «Наследие  Победы»  не взяли его рисунок. Мальчик старался – сначала карандашом разметил лист, прочертил основные детали, а потом акварельными красками оживил свою картину: на берегу небольшой речушки стоял бревенчатый дом с резными ставенками и чуть покосившимся палисадом, через оконные стёкла проглядывали цветы герани, на завалинке сидел кот, а за оградой бело-розовыми волнами пенился яблоневый сад. Эти  яблони особенно удались маленькому художнику – смотришь на картину и такое чувство, что слышишь мерное жужжание пчёл и вдыхаешь пряный аромат цветущих деревьев. Алёша гордился своим рисунком. Но завуч школы была с ним не согласна.
– Ну и что за ботанический натюрморт ты мне принёс, Николаев? – с иронией спросила она Алексея.
– Это дом моего прадедушки, он на фронте ногу потерял, –  смущаясь ответил мальчик.
– У нас патриотический конкурс, понимаешь, а не выставка сельских пейзажей. Извини, но твой рисунок нам не подходит.
Другие ребята нарисовали рвущиеся в бой танки, раненых солдат, флаг над рейхстагом, митинги возле мемориалов. Их рисунки похвалили и взяли на школьную выставку. Одноклассники подтрунивали над работой Алёши. Мальчик молча свернул свою картину в трубочку, перетянул резинкой и забрал обратно, домой.
– Подумаешь, рисунок на выставку не приняли! – хмыкнул отец, узнав о проблемах сына. – Не  взяли один, нарисуй другой! В  интернете сейчас много всяких плакатов на эту тему. Любой срисуй и всё, считай, что главный приз за первое место в конкурсе у тебя в кармане!
– Да не хочу я плакат с интернета, и приз не хочу, – сердито пробурчал Алёша. Он и сам не мог объяснить, почему наследие Победы для него – это именно тот маленький уголок в позабытой Богом деревеньке.
В тот день у Николаевых гостила бабушка Алексея – Екатерина Степановна. Маленький дом над рекой, старый яблоневый сад да несколько пожелтевших от времени фотографий – вот и всё, что у неё осталось от отца – гвардии ефрейтора Степана Силантьевича Прохорова. Она, хоть и любила дочь, и скучала по единственному внуку, переезжать в город к ним не стремилась, на все уговоры отвечал коротко: «Не пристало мне. Негоже чтобы отцов дом без живой души остался». И сейчас, рассматривая рисунок внука, Екатерина радовалась за мальчика – как верно и внимательно он подмечал родные её сердцу детали: вот скворечник на длинном шесте, не квадратный как сейчас, а круглый, потому что сделан из старой пустотелой чурки, в которой дятел продолбил большое, не совсем ровное отверстие. Вот среди подбеленных у корня стволов виднеются старые ульи – пчёл в них уже давно никто не держит, от старости они давно подгнили, и кое-где молодая весенняя трава пробивается прямо чрез дощатое  дно. 
– Ты не переживай, Алёша, – бабушка бережно положила рисунок на стол перед внуком. – Ты всё правильно сделал. Что там твоя учительница понимает… Знаешь, отец мой этот сад ещё до войны заложил. Саженцы специально ездил выбирать, чтобы  холода наши стерпеть могли, не помёрзли – диковинкой тогда яблони у нас в Сибири были. Сначала деревенские над ним смеялись – мол, чудак, яблоко не рожь, им брюхо не набьёшь, а потом, когда деревья силу взяли, завидовать стали, хотели уже раскулачить, да тут война началась…
Екатерина Степановна тяжело вздохнула, потеребила морщинистыми пальцами краешки накинутой на плечи шали и, глядя куда-то в сторону, как бы меж людей, продолжила.
– Был тогда в деревне Колька Собадашев, по комсомольской линии главный. Он-то собрание и устроил. Много говорил про Советское государство и как его любит горячо, и что оно сейчас в опасности, и надо идти, не щадя жизни,  бить фашистскую гадину. Много парней тогда в добровольцы записались – почти никто из них не вернулся домой. Сам-то Колька при штабе потом работал – за всю войну не одной царапинки… Отец всегда говорил: «Тот, кто в тылу первый кричит «ура», на фронте последний вылезает из окопа…»  А Степан Силантьевич под Ржев попал… Что там было, никогда не рассказывал. Я уж потом через военкомат узнала: из окружения выходил по минному полю, под одежду знамя части спрятал, а на себе другого раненого тащил. Почти всё поле прошли, у самого края подорвались… Вот тогда ноги и лишился.  Он, когда на фронт уходил, собрал в ладанку цветы своих яблонь и на грудь повесил. Так и не снял ни разу, пока домой не вернулся. Даже в госпитале, когда ему ногу отнимали, в ней был. Скрипит зубами, стонет, а сам за неё держится – это, говорит, Родины моей кусочек, без неё совсем сгину.
Бабушка  встряхнула головой и отложила в сторону рисунок внука – несколько тяжёлых капель, выкатившихся из её глаз, уже расплылись предательскими кругами на акварельной краске.   
– А давайте свою выставку сделаем, – нарушила неловкую тишину мама. Фотографии, какие есть соберём, награды дедушкины, ладанку и картину Алёшкину повесим. Чтобы не забывать про Степана Прохорова.
– Да ну, люди зайдут, а у нас тут на стене галерея, – попытался возразить отец, но под тяжёлыми взглядами супруги и тёщи стушевался и замолчал.
– А ещё я яблони хочу посадить, как в деревне у бабушки, – решительно сказал Алёша. – Я уже и место нашёл: недалеко от школы, там, где пустырь у моста.
– Вот и хорошо, а я саженцами помогу, – поддержала внука Екатерина Степановна.
***
Начало мая выдалось по-летнему тёплым. Сугробы давно растаяли, и на тополях, сбросив коричневую шкурку-раковинку почки, появились первые клейкие листики. Но потом, как это часто бывает весной, погода испортилась. На День Победы шёл снег. Школьники, которые во время торжественного митинга стояли возле мемориала  с цветами и шариками, пришли домой совсем закоченевшими. Весь праздник дети простояли в лёгкой школьной форме – можно было только накинуть на плечи куртку, не застёгивая, чтобы не нарушать «красоту и торжественность момента».  В середине месяца снова повеяло теплом, и теперь уже ясно чувствовалось приближение жаркого лета и долгожданных каникул. Когда земля окончательно прогрелась, папа привёз саженцы. Алёша хотел посадить яблоньки вместе с отцом – без поддержки взрослого он чувствовал себя неуютно. Дворовые пацаны и школьные ребята и так относились к нему как к чудаку, и затея с саженцами явно не добавляла ему авторитета в их глазах.  Но папе неохота было возиться с землёй. Весь оставшийся день родитель клеил на заднее стекло машины полупрозрачные стикеры с надписью «Можем повторить» и грозный танк Т34. Нужно было действовать самому. Мальчик  погрузил саженцы  на тележку, взял ведро и лопату и отправился к выбранному для посадки пустырю. Он шёл, стараясь не смотреть на играющих во дорах сверстников, но это не помогло.
– Эй, смотрите, наша дачная фея летит! – крикнул Мишка Потапов, созывая ватагу местных сорванцов. Мишка, по-пацанским понятиям, – авторитет. Водится со старшеклассниками, курит, почти не таясь взрослых, и если что, не раздумывая пускает в ход свои кулаки. Он учится в одном классе с Алексеем, но почти на голову выше и значительно сильнее. Алёша тяжело вздохнул  и сделал вид, что не услышал колких слов одноклассника. Мальчик всё ещё надеялся, что Потапов отвлечётся на что-нибудь другое, и он сможет спокойно посадить свои яблоньки. Но сегодня Мишке было скучно, а потеха над слабым чудаком сулила всеобщее веселье. Что поделать – даже вороны развлекаются тем, что до смерти заклёвывают своих белых собратьев.
– Николаев, а ты точно Алексей, а не Алёна? – продолжал насмехаться Мишка, – возишься, как баба, с рассадой… 
– Лютики-цветочки, веточки-грибочки! – засмеялись подбежавшие мальчишки, стараясь выхватить из тележки саженцы яблонь.
– Пустите, – слабо отбивался Алексей, – не троньте, это моё, мне на дело надо!
– Слышь, садовод, а ты чё такой борзый? – Мишка презрительно сплюнул сквозь зубы и вдруг со всей силы ударил Алексея  в солнечное сплетение… От боли и обиды мальчик упал на колени и в судорогах согнулся. Спазмы не позволяли сделать новый вдох, и от недостатка кислорода у Алёши потемнело в глазах. Пока он пытался восстановить дыхание,  дворовые пацаны растащили все саженцы, а лопату и ведро закинули в кусты.  Размазывая перепачканными ладошками грязь и слёзы по заплаканному лицу, Алексей принялся собирать свой инвентарь. Потом, наскоро вытерев рукавом предательски покрасневшие глаза, поплёлся домой. Он хотел незаметно проскользнуть в квартиру, но, как нарочно, все соседи и знакомые были на улице, и скоро уже весь двор знал об этом бесславном происшествии. Умывшись холодной водой, мальчик сел на диван и включил телевизор. Он надеялся отвлечься от грустных мыслей, но даже любимые мультфильмы не могли помочь его горю. Как раз напротив дивана висел портрет прадедушки. Степан Силантьевич смотрел на своего правнука, и Алексею казалось, что его взгляд полон разочарования: как будто старый фронтовик спрашивал: «Как же так, Алёша? Я от фашистов на войне смерть принять не боялся, товарища своего выручал, а ты в мирное время простого дела выполнить не смог, шпаны дворовой испугался…»  Это молчаливый укор  Алёша не мог вынести. Тяжёлым комом обида и страх в его груди перевернулись, вспыхнули неудержимым гневом и, не помня себя от охватившей его ярости, мальчик снова схватил лопату и помчался к своим обидчикам. Ни Мишка, ни его дружки не ожидали такого напора. Как обезумевший, внук давно умершего солдата пытался отстоять память деда. Размахивая своим оружием, он загнал Потапова в угол между гаражей, и тот испуганно кричал и закрывался руками… Чья-то рука остановила последний решительный удар Алексея. Мальчик обернулся – за спиной, схватив лопату, бледная, как мел, стояла его мама. Воспользовавшись моментом, дворовый авторитет Мишка Потапов тенью выскользнул из западни и, уже отбежав на приличное расстояние, заорал: «Уберите своего психа!»
– Что ты делаешь? – побелевшими  от волнения губами, почти беззвучно спросила женщина, она никак не ожидала от своего тихони-сына такого агрессивного поведения.
– Мама, они…они как фашисты! – во взгляде  Алексея постепенно начал потухать злой огонёк, и мальчик сбивчиво стал объяснять матери, – я деревья хотел посадить, как дедушка, понимаешь, что сад, и как у бабушки, над рекой… а они, они все яблоньки сломали , а там портрет, и дедушка смотрит… я не мог, понимаешь… я Родину защищал…
– Ты думаешь Степану Силантьевичу понравилось бы, что ты именно так защищаешь то, что он отстаивал на фронте? – немного успокоившись, спросила мама.
– А как ещё? – удивился мальчик, – они не понимают по-другому.
– Тебе есть, кем гордиться и чей подвиг беречь в своей памяти, – женщина обняла своего сына за плечи и потихоньку повела домой. – А, может, Мишке не повезло и он просто не знает, что и он наследник Победы, может, ему надо помочь понять это?
– Как это? – не понял Алёша
– Есть у меня одна мысль…– улыбнувшись, сказала мама.
***
Почти весь год в школе Алексея проходили мероприятия, посвящённые юбилею Великой Победы. Походы в музей, выставки, вахты памяти  и даже трудовой десант к труженикам тыла. Всё это было частью заранее запланированной работы, за которую строго требовали отчёты  и ставили дополнительные баллы классным руководителям. Перед самыми летними каникулами дети выступали с докладами на тему «Герои прошедшей войны». Приготовились немногие, да и то в основном девочки – они читали скачанный из интернета текст о полководцах, летчиках и партизанах. Школьники тихо скучали – чужие истории мало трогали сердца маленьких слушателей. Алексей Николаев был единственным, кто рассказывал про своего деда. Выйдя к трибунке, мальчик заволновался, и несколько минут его слова звучали как-то неуверенно и смущённо. Но постепенно он смог увлечь своей невыдуманной семейной историей одноклассников. Образ идущего по минному полю бойца, пытающегося спасти знамя части и раненого друга, впечатлил ребят, и своё выступление Алексей закончил под искренние аплодисменты.
– Молодец, Николаев! – похвалила учительница. – Можешь садиться на место.
– Нет, Светлана Юрьевна, – снова смутившись сказал мальчик
– У тебя что-то ещё? – удивился педагог.
– Да, – уже более уверенно и твёрдо произнёс  Алексей. – Я хочу рассказать ещё про одного дедушку… Дедушку Миши Потапова. Я про него на сайте министерства обороны прочитал.
Потапов  иронично глянул на Николаева и с ухмылкой махнул рукой:
– А я тебя об этом не просил. Ну, ладно уж, валяй, ботаник!
– Дедушка Миши, Гаврила Петрович, служил танкистом. Он был наводчиком орудия. Его танк  участвовал в боях ещё во время финской войны. Потом сражался на Украине и в Подмосковье. Однажды экипажу Гаврила Петровича дали задание любой ценой задержать наступление врага и не дать его технике  перебраться через реку – наши войска тогда отступали, и им  нужно было время, чтобы закрепиться на новом рубеже. Фашисты бросили в атаку сразу несколько бронемашин. Одну удалось подбить сразу, а  с остальными завязался тяжёлый бой. Несколько снарядов угодили  в советский  танк, и он загорелся. Почти все бойцы, кроме Мишиного дедушки и механика-водителя, погибли.  В это время находиться в Т34 было уже практически невозможно – от пламени и раскалённого метала на коже вздувались огромные волдыри, и одежда буквально прикипала к телу. Но, несмотря на боль, они продолжили сражаться и несколькими меткими выстрелами уничтожили ещё две вражеские машины. Расстреляв весь боекомплект, Гаврила Петрович вылез из люка и с последней гранатой пошёл на вражеские танки. Потом нашли воспоминания фашистов. Один из немецких танкистов писал домой, что русский был страшен, как чёрт! Теряя сознание, наш боец вырвал чеку, но бросить гранату у него уже не хватило сил – он просто упал под гусеницы вражеского «Тигра». За этот подвиг Гаврила Петрович Потапов был удостоен ордена Красной Звезды. Посмертно.
Когда Алексей закончил свой рассказ, в классе стояла гробовая тишина. Потом все как-то одновременно повернулись к Михаилу. Не в силах справиться со слезами, немой и красный, как рак, от смущения, школьный хулиган выскочил в коридор и громко хлопнул дверью. Назад он вернулся только через несколько минут. Мокрые от холодной воды волосы выдавали способ, с помощью которого ему удалось справиться с нахлынувшим на него волнением. Глядя себе под ноги, он произнёс:
– Я, это, с Алёшкой деревья садить буду, – Миша с вызовом посмотрел на одноклассников и строго добавил, – кто саженцы хоть пальцем тронет – убью!
***
Сначала яблоньки сажали только ребята из Алёшиного класса. Потом к ним присоединились учителя, старшеклассники и их родители. Несколько деревьев высадили дети войны в память о своих погибших родителях. Постепенно заброшенный пустырь стал походить на небольшой сад, и через несколько лет на молодых деревцах появились первые цветочки. Инициативу заметили и городские власти – они выделили деньги на благоустройство территории, отсыпали щебнем дорожки и даже поставили несколько скамеек. Официально этот сквер теперь называется «Парк воинской славы». Но местные жители, те, кто помнит, с чего всё начиналось, предпочитают называть его просто – Алёшкиной Родиной.