Мила провалилась

Активной жизненной позицией я страдаю с детства. В дошкольном возрасте, не дождавшись в 10 часов утра ежедневной детской радиопередачи с завораживающим обещанием Сказочника "Я расскажу тебе сказку, дружок!", не вышедшей в эфир по непонятной причине, я звонила в справочную "09" узнать номер телефона радиостанции...
Самостоятельные решения я тоже начала принимать рано. При поступлении в немецкую спецшколу надо было пройти собеседование: ответить на вопросы, посчитать, рассказать стишок. "Рассказ о неизвестном герое" Самуила Маршака был моим любимым стихотворением, и я знала его почти весь наизусть. Для собеседования мы с мамой основательно доучили его. "Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице...", - воодушевленно декламировала я с переполнявшими меня чувствами, репетируя множество раз. С особым придыханием я произносила полные драматизма строки: "Шаг. Остановка. Другой. Остановка. Вот до балкона добрался он ловко"...На собеседование всех детей и родителей одновременно запустили в зал, и можно было слышать выступления предыдущих ораторов. При чтении стихов детей почему-то останавливали на полуслове: "Спасибо, достаточно!" "Что же они всех перебивают, - подумала я, - не буду читать длинное стихотворение, все равно не дослушают, обидно". И когда очередь дошла до меня, я звонко выпалила на одном дыхании простое четверостишие Сергея Михалкова, выученное в детском саду к празднику 7-ого ноября: "Кремлевские звезды над нами горят, повсюду доходит их свет! Хорошая Родина есть у ребят, и лучше той Родины нет!"... Помню удивленные глаза моей мамы. Конечно, меня спросили, не знаю ли я наизусть стихотворение подлиннее, пришлось объяснять комиссии свой выбор. Похоже, мой ответ был зачетным.
Учась в младших классах, я постоянно пыталась что-то организовывать: сатирическую стенгазету "Еж", кружок поэтов, тимуровскую команду. У меня были хорошие друзья-единомышленники. Кружок поэтов ставил перед собой грандиозную задачу - ни много ни мало - составить каталог рифм русского языка, чтобы все могли пользоваться им при сочинении стихов. А тимуровская команда патрулировала рядом со школой улицу Володарского (ныне Гончарная улица) и предлагала стареньким бабушкам всяческую помощь. Одной старушке мы помогли донести до дома сумку с продуктами. Не думаю, что ее сумка была ей тяжела, скорее ей было одиноко, и она пригласила нас к себе попить чаю. Ужаснувшись ее крошечной каморке в коммуналке под крышей разваливающегося старинного особняка, не видевшего ремонта со времен Октябрьской революции, мы привели ей под белы рученьки настоящего депутата - нашу учительницу физкультуры Веру Ивановну.
Мои активность и чувство справедливости не всегда доводили меня до добра. Старшие классы в конце недельного дежурства по школе выпускали стенгазету. И когда класс на год младше опубликовал в своей стенгазете критику наших мальчишек-одноклассников и карикатуру на них, мы с моей подругой Кутей (Таней Кутейниковой) сочли это несправедливой, грязной клеветой и решились на радикальную меру: закрасили и карикатуру, и подпись к ней, написав тут же комментарий-опровержение. Дело дошло до скандала с вызовом в кабинет директора - покушение на легитимные СМИ расценивалось тогда чуть ли не как идеологическая диверсия. Директриса Марья Николаевна, по специальности учитель русского языка и литературы, строго выговаривала нам на повышенных тонах: "У вас что на плечах: голова или плетенка с навозом?"
Я была в третьем классе, когда наша семья получила новую квартиру. Накануне весенних каникул мы переехали из тесного жилища на первом этаже старого дома с ванной в прихожей за занавеской в светлую, просторную по тем временам двухкомнатную квартиру в только что построенной пятиэтажке. Квартиры "трудящимся" предоставляли тогда с полной отделкой: аккуратно поклеенные обои, вполне качественные деревянные оконные рамы, паркетная доска, красивые шпонированные двери. Заезжай и живи! Но вот незадача: вместо уютного, тенистого двора в тихом переулке у Пятницкой улицы с лавочками, старыми тополями, яблонями и золотыми шарами в палисадниках - новый микрорайон в Кунцеве, вокруг дома перекопанный, весь в колдобинах пустырь с разбросанными тут и там остатками стройматериалов, весенняя распутица, сплошное месиво из разъезжающейся под ногами скользкой глины, отсутствие асфальтированных дорожек к дому. Благоустройство не успевало за стремительным заселением новостроек. По этому случаю мне купили в Детском мире новенькие резиновые сапожки шоколадного цвета со светлой каемкой, в отличие от тогда обычных черных. Хлюпая ногами по глиняной каше, я чувствовала себя в этой обновке настоящей модницей!
Подсмотрев в соседнем дворе проложенные по грязи к подъезду деревянные мостки, я мобилизовала моих новых подружек-соседок на прокладку таких же к нашему дому. Большая куча досок лежала в неглубокой с виду яме рядом со стеной дома; наверное, это были остатки от опалубки для фундамента. Ощутив себя атаманшей, я первая ринулась вниз, успела передать пару досок девчонкам наверх и с ужасом почувствовала, как яма неминуемо засасывает меня все глубже и глубже и я уже не могу вытащить ноги из плотной, вязкой глинистой воронки. Наверное, такое же ощущение бывает у людей, попавших в болотную трясину. Каким-то чудом мне все же удалось выскочить из моих завязнувших сапог, оставить их в яме и босиком добежать по мартовской грязи до подъезда. Теперь надо было показаться в таком виде бабушке, максимально смягчив ее реакцию на мои мокрые ноги и утерянные сапоги. С этой целью я выслала передовой отряд из двух девочек, которые должны были "подготовить" бабушку, первыми сообщив ей о происшествии. Я поднялась с ними на этаж, но остановилась у соседней квартиры вне поля зрения. Когда бабушка открыла дверь, одна из дурех, запинаясь, медленно произнесла: "Здравствуйте... Вы только не волнуйтесь... Мила провалилась...". Я не увидела, я услышала, как моя бабушка хватается за сердце... «Вейз мир...». Настал мой черед пугаться за бабушку - я рванула из своего укрытия и предстала перед ней. Бабушка была так рада видеть меня целой и невредимой, что мне даже ничуть не попало. Позже в дверь позвонили незнакомые соседские мальчишки с лопатами в руках, тоже все извозюканные в грязи, и вручили нам мои утонувшие сапоги. У ребят при этом был бравый, геройский вид. Мою хлебнувшую через край модную обувку долго мыли и сушили, так что на следующий день мне не в чем было выйти на улицу. А деревянные мостки к дому мы, дети, через пару дней все же проложили.