Рассказ первый. Место Силы

Мы ехали по главной трассе. Дорога была мокрой, горы – зелеными и мокрыми, машина – неудобной и тряской. Весь багажник завален коробками с маслом, которые упирались мне в шею мыслимыми и немыслимыми углами. Манюня, сложив босые пятки на спинку водительского сиденья, уткнулась в телефон и уже два часа со мной не разговаривала. Бедный Юрик ответственно рулил, и даже его напряженный затылок выражал неудовольствие по поводу меня. Поясняю – Юрик мой муж, он же личный водитель, он же «говорящий ДА». В его личные выходные меня понесло на Алтай, пропагандировать наше масло по тамошним магазинам. В смысле, такой план мы родили в муках на последнем совещании отдела продаж. Господи, да мы же все молодые и азартные, включая директора! Сказано – сделано. И вот мы едем.

- Юрик, Юрик, стой, давай сворачивай вправо! Видишь, там деревня большая! – я прилипла к мутному от дождя стеклу, пытаясь рассмотреть магазин.
- Вижу, не дурак, съезда не вижу. Какой-то проселок размытый. Ох, чую, сядем мы по самые помидоры.
Ровно так и случилось. Сели мы на «пузо» уже у самого сельпо. И все-таки Алтай – это прекрасно! Лужи эпические, люди эпические – продавщица, полная высокая женщина с добрым лицом и неспешными движениями, сразу приняла наши проблемы в свое сердце:
- Да вы не тужите. Во-он там, через дорогу перейдете, затем через горку, там городок наш. Там станция, гостиница при ней, живи - не хочу. За машину не беспокойтесь - мы с ребятами под навес откатим, завтра смотреть будем. Какие деньги? Ой, сынок, завтра приходи. Мне блины подвезут – с мясом, грибами, с ежевикой со сливками. Чай травный. Вот тогда кошельком потрясешь.

Я глянула левее того, куда указывала продавщица:
- А там что за село? Какие домики белые! Может, там тоже магазин есть?
Продавщица поскучнела.
- Не, магазина нету. Это старое село. Казаки построили. Только разъезжаются все. А чего там делать? Мы – на трассе, город наш – на «железке», тут и люди все едут. А там чего делать?
Она заторопилась и свернула разговор. Надо было закрывать магазин, а нам надо было поспешить до темноты устроиться на ночлег.

Гостиничка оказалась уютная, смешно переделанная из старого советского стиля под современный и с удивительным налетом домашности – кот, барски развалившийся на одной из наших кроватей, пожилая уборщица, моющая пол прямо при нас и называющая нас «деточки», запах котлет и борща…ой, все, я же не быт описывать подрядилась. Короче, все складывалось удачнее некуда.

Утром мы вкусненько позавтракали, познакомились с единственной в гостиничном кафе официанткой. Очень милая, крепенькая как грибок-боровичок, в очках, исполненная невероятного оптимизма Ася, во-первых, подсказала нам адреса-пароли-явки всех «продуктовых» в округе; во-вторых, посвятила во все свои жизненные планы; в-третьих, познакомила с сисадмином Артуром, что было особенно ценно, ибо нам нужен был вайфай и что-то не ладилось с ноутбуком.

Ася. Круглое личико, короткая темная стрижка, большие очки – так напоминает меня на излете детства. Господи, какая она же «книжная девочка»! Хотя наши литературные вкусы во многом совпали, по количеству прочитанного Ася одержала верх. Секрет того, почему она служила официанткой в гостинице, оказался прост – они с Артуром были жених и невеста, и в летние каникулы решили заработать на свадьбу. А так они студенты, она – филолог, он – программист.
- Я вообще наш город люблю! – пылко говорит Ася. – Мы с Артуром так решили, что после учебы будем жить здесь! Я хочу преподавать, он – вообще отличный программист! Потрясающий! Вы не представляете, какой он талантливый!

Я слушала Асю, смотрела на ее «потрясающего», худенького, серьезного, в скромной клетчатой рубашке – и в душе распускался цветок удивительной теплоты с медовым привкусом счастья.

Юрик смылся к своей «единственной и неповторимой» и, конечно, к блинам. Поэтому я за него не беспокоилась. Манюня лежала на кровати и докрашивала последний ноготок, свежий бордовый педикюр уже переливался на ее босых, по обыкновению, ножках.
- Сегодня ты идешь с маслом, - предупредила я подругу. Она вздернула пушистые бровки, скорчила страдальческую гримаску:
- Ну ты же знаешь, мне одной скучно будет!
- Ничего-ничего, кто тут у нас лучший по работе с клиентами? Вот и шевели «булочками», - я хлопнула ее по круглой попке и направилась к дверям.
- Ничегошеньки ты не понимаешь. Я же за тебя переживаю, дурочка. Инуся, я правда боюсь!
- Ой, Машка, «третий глаз» прикрой.

Смеясь, я вышла на свежий после вчерашнего дождя воздух. Солнце брызгало лучами, скакало по траве, было очень классно и настроение было хорошим. Одолев подъем, я направилась в казачье село. Было любопытно, каким оно окажется вблизи.

- Мама, вот вы всегда так! Ну, переезжаем! Пожили, хватит! Детям садик нормальный, школа нужна! – обычная семейная свара, разоренный двор, узлы, машина «газелька». Высокий худощавый мужик с сердитым красным лицом, молодая женщина – видно, жена, - с непримиримо поджатыми губами, дети на узлах. Забегают в дом, выбегают – а из дома старческое визгливое брюзжание. Я сама не заметила, как загляделась на эту колоритную сцену, а тут и хозяйка на пороге показалась. Типичная деревенская старуха. На голове платок, в байковом стираном халате, трико и галошах. Щеки гневно трясутся, палка в руке ходуном ходит.
-  Что ты за сын такой, что от матери родной сбегаешь? Что тебе в городе, медом намазано? Сам тут выродился, выучился, ничо, поди не облез! И дети твои не облезут! А то гляди у меня, Савка, не будет тебе пути!
- Мама! – мужик крутнулся, и его костлявый палец нацелился старухе в лоб. – Не смейте и даже не думайте! И рот свой поганый закройте!

«Фуу!» - мысленно скривилась я от такой сыновьей непочтительности и быстро ретировалась обратно на дорогу, проведать, как там Юрик поживает и не опух ли с голодухи.

Юрик, если и опух, то только с чаю. А продавщица Клавдия встретила меня просто как давно жданную родню. Мы с ней и чайку с медком, и про торговлю поговорили, и про местные сплетни. От Клавы я узнала, что старуху зовут «баб Зина» и что она известна своими скандалами и склочными отношениями с сыном и невесткой.
- Ты не поверишь, золотко, но как они ссориться начнут, аж до сюда долетает. Мерзкая старушонка, господи прости, дай ей Бог здоровья всякого! – вот что меня восхищает в Клаве, так это ее любовь ко всему живому.
- А что, теть Клав, какие-нибудь байки интересные тут у вас ходят? Ну, Алтай же, место Силы, и все такое…
- Ой, да какие байки, золотко, - засуетилась Клава и полезла в подсобку, крупы доставать. Я ей помогла немного, за что и была вознаграждена. Оглянувшись и осенив себя тайком крестным знамением, Клава скороговоркой поведала мне о том, что есть у них в округе настоящая ведьма – «хошь верь, хошь не верь». И ведьма эта – ни кто иной, как баба Зина.
- Вот бывает, как рассердится и кому чего пожелает в сердцах, так оно обязательно сбудется. Или сковорода на ногу упадет, или малина в огороде выгорит, или куры нестись перестанут. Очень вредная старушонка!

Юрик тут же сидел, у него перерыв в работе случился, мы вместе посмеялись. Потом он пошел дальше свою «ласточку» вылизывать, а я направилась в гостиницу. Пока подумать.

Уже на подходе к городку я услышала тревожные голоса. Там речка текла, и пруд образовался – ребятишки летом купались. Вот возле этого пруда и толпилось мало не все местное население.
-…от бабки Зинаиды бежала…обед ей на дом относила…да прямо в пруд – прыг!
Темная стрижка, детское лицо…
- Ася! Ася моя! – пронзительный крик разорвал мне сердце. Казалось, ты стал ко всему привычен – но видеть бьющееся в сильных мужских руках худенькое тело в клетчатой рубашке было невыносимо. И я пошла. Прямо сейчас.

Разоренный двор. Покосившиеся доски забора. В сенях пусто.
- Ну здравствуй, ведьма.
Баба Зина подслеповато щурилась, разглядывая незнакомое лицо. На столе с вытертой клеенкой стоял недоеденный гостиничный «Обед на вынос».
- За что?- мне перехватило горло.
Бабка шмыгала, бормотала что-то себе под нос, я различила только: «…уехали…все оставили…помру, как собака…»
- Что она тебе сделала, тварь?
Бабка разогнулась, моргнула глазами-бусинками, и страшная ядовитая улыбка расцвела на сморщенных губах.
- А чего она, молодая, а работу свою не шустро делает? Обед простыл весь, пока дотащила! Вот я и скажи: «Утопла ты со своим обедом, что ли?»
И ведьма захихикала.

Они часто так хихикают. Им нравится.

- Что ж ты не остереглась, старая? Ну колдовала б над малиной помаленьку, чугунки роняла. Ишь – силу ей показать захотелось.
- А ты кто тут, собственно, такая взялась? – лицо у старухи внезапно переменилось, сделалось плаксивым, в голосе пробились визгливые нотки. – Ты чего меня, старую, пугать вздумала? А ну, пошла отселева, шалава!
И она замахнулась костылем.

Доругивались мы уже на крыльце, всласть, соседям на зависть. На прощанье бабка потянулась ко мне беззубым ртом, и очень четко, но тихо промолвила в самое мое ухо:
- Ты сама стерегись, городская. Вы вот, небось, на машине поедете? А вдруг как мотор подзорвется?
И победно рассмеялась.

Ее смех преследовал меня по всей улице. И дальше – по дороге под гору.

…выезжать мы собрались только к вечеру. Пока последнее масло растолкали, пока – то, пока – се…Взрыв грянул внезапно. Отозвались стоявшие невдалеке машины, завыли сигнализацией. Над домом бабы Зины взвилось пламя.
- Ой, божечки! – причитала Клавдия, бегом разыскивая ведра. – Говорила я старой кошелке, газовые баллоны от плиты подальше держать!
Мы тут больше были не нужны, поэтому сели в машину и верный Юрик погнал «железного коня» навстречу ночи.

Манюня сидит тихая, отвернувшись к окну. Я знаю, что по ее щекам текут слезы. Для нее каждый раз – как будто первый. Мне ее очень жаль, но такова наша работа – работа Чистильщиков.

Старая ведьма не заметила моих сплетенных пальцев – мощный Знак, обращающий заклятье вспять. С удесятеренной силой.