Рассказ шестой. Орлята учатся летать

Угораздило же Юрика начать выяснять отношения в самый нужный момент. Вот угораздило – и все. Я мечусь как сумасшедшая, самолет через три часа, до аэропорта час добираться. И это если без «пробок». А вся проблема – холодильник он открыл, зайка моя сластолюбивая.
- Вот интересно, почему ты вечно пирожное съешь, а мне только розочку из крема на тарелочке оставишь?
- Юрик, ты серьезно?

Нет, я не рассердилась. Как кидала вещи в чемодан, так и продолжала кидать. Со мной поссориться трудно. Я не настолько эмоциональна. Просто сейчас мне было не до разговоров, я целиком сосредоточилась на сборах и поставленной передо мной задаче. Не самой приятной, заметим. Если бы могла, ни за что не взялась бы за подобное поручение. Но не мне дано было право выбора. Да и…а, что там говорить. Паршиво я себя ощущала.

- Я ем пирожное потому, что хочу. А крем не ем потому, что вредно. Я в спортзал хожу, ты это знаешь.

Бренчит кастрюльками.
- Юрик, закрой холодильник. Там для тебя ничего интересного нет.
- Нет, вот мне все же интересно – ПОЧЕМУ ты вечно покупаешь ОДНО пирожное? Меня что, в природе не существует? И что это за манера – сдергивать меня с работы, чтобы слетать на машине в дорогущий магазин за парой «особенных», итит твою мать, апельсинов?!

Сказать правду? Что искренне не задумывалась о подобных мелочах? Молчу. Апельсины там и правда вкусные.

- Не хочешь говорить? Хорошо, сам скажу! Ты других людей в голову не берешь!!! 

Развоевался не на шутку. Дверцей холодильника – тыдыщ, входной дверью – шарах, слышу – дверью машины хлобысь и только мотор взревел. Может себе позволить хлопать. Много дверей – много возможностей. А я осталась без личного шофера.

Пока самолет набирал высоту, вспомнила, что половину нужных вещей забыла дома. Клятый Юрик. Прошла стюардесса, разнесла напитки. Листаю журнал авиакомпании, двухмесячной давности, пью невкусный кофе. Пытаюсь ощутить себя путешествующей со всевозможным комфортом ухоженной женщиной в самом расцвете лет. Не получается. На душе саднит.

Городок, куда я стремилась, отстоял от аэропорта довольно далеко, добираться надо было на перекладных, и я живо вспомнила далекое детство, когда по нашим улицам сновали такие же маленькие, тупорылые автобусики, пыхтящие, дергающиеся – это про них сочинили анекдот, кончающийся фразой: «не дрова везешь!». Но все когда-нибудь кончается, и я выгрузилась на главной улице со своим чемоданом, а автобус выдохнул и пошлепал себе дальше, на неизвестные окраины, развозить по домам усталых пассажиров.

Внимательно изучая начерченный на бумажке маршрут, я направилась отыскивать конечный пункт, обозначенный буквой «И».

- Инна Валерьевна!
Директор спортивной школы-интерната встретил меня щедро распростертыми объятиями, хитрым прищуром и по-детски обезоруживающей улыбкой.
- Андрей Валентинович! – я опустила чемодан и беспомощно всплеснула руками, трогательным движением склонив голову к плечу. – Андрей Валентинович, дорогой Вы мой! Как я Вам признательна, голубчик!
- Инна Валерьевна, голубушка, это Я Вам признателен, что откликнулись на мое объявление!
Он подхватил мои пожитки и, придерживая под локоток, словно опасаясь побега, повел меня к крыльцу:
- Вы и представить себе не можете, какие нынче люди пошли! Сплошь деньги да выгода. Я им – послушайте, у нас тут дети-самородки, будущая гордость страны, понимаешь, а они мне – а зарплата? Зарплата что ж? А что я могу? Какую штатное расписание позволяет. Мне замдиректора по хозяйственной части позарез нужен, не могу же я разорваться!
«Да ладно, просто кастелянша», - хмыкаю про себя, не забывая сочувственно кивать.
- Голубушка Инна Валерьевна, мы с Вами, ей-богу, поладим. Надеюсь, Вы к нам надолго.
- Это как бог даст, Андрей Валентинович, - едва не вышла я из образа.

Сладкий мед лился в мои уши ровно до того момента, пока не была поставлена подпись на заявлении о приеме на работу. Андрей Валентинович встрепенулся, хлопнул меня по плечу, – ну, принимайте хозяйство! -  и упорхнул. А я осталась.

Школа-интернат представляла собой разваливающееся здание скучной казенной планировки со следами добрых намерений. Предстояло много работы. Но прежде всего я хотела попасть в свою комнату, закрыться на ключ – и помолчать, если уж нельзя криком снести эти стены.
- Вам помочь? Давайте донесу, - ловкие мальчишечьи руки отобрали у меня кипу пыльных папок с документами. – Вас как зовут?
- Инна Валерьевна, а тебя? – я изо всех сил вглядывалась в лицо мальчишки, пытаясь прогнать появившийся в животе холодок.
- Меня Максом зовут, Максим я, - он пристроил половчее папки, фукнул на лезущий в глаза завиток и пошел впереди, указывая дорогу.
«То, что он первым тебе встретился, еще ничего не значит, не значит», - уговаривала я себя, пытаясь унять колотящееся сердце и сдержать подкатывающую тошноту.

За первый месяц работы я успела только осознать всю бездну материальных проблем вверенного мне хозяйства и познакомиться с бесконечным бегом по административным кабинетам. Это оказалось увлекательно. Я хитрила, выдумывала, знакомилась с самыми неожиданными людьми, натравливала общественность на чиновников, обезоруживала честными круглыми глазами предпринимателей, и в конце концов выбила пристойную мебель в учебные классы, шторы на окна и краску. На бригаду денег уже не хватило.

Я не очень умею ладить с молодежью. Может быть, потому, что своих детей у меня нет. И мне не дано в полной мере испытать радость от соприкосновения с молодым, жадным до жизни организмом, впервые постигающим мир. Я их боюсь. Поэтому испытала большое облегчение, когда Макс вызвался организовать две команды, чтобы самим сделать ремонт.

Мы хорошо сработались, ребята старались. Много рассказывали о себе. То ли сказывалась оторванность от дома, то ли присущее мне странное свойство, вызывающее людей на откровенность. Так или иначе, к окончанию ремонта я знала про них все – что любят, чего не могут терпеть, про их пап, мам, кошек и собак, маленькие тайны и слабости. И еще – надежды. Обязательно – надежды. Куда без них.

Макс, например, очень надеялся к концу года стать призером областных соревнований. И очень боялся, что его отчислят из-за неуспеваемости по гуманитарным предметам.

Мастерство не пропьешь. Учителя бывшими не бывают. Не хочу даже думать, что этого веселого пятнадцатилетнего балбеса с непокорным вихром на лбу отчислят – и он вернется домой. Утративший мечту. Обреченный на обыденность…

Стоп! Откуда взялась эта мысль? Неужели все-таки Макс…я изо всех сил не буду об этом думать. Я просто помогу ему подтянуть успеваемость.

Время шло. И я почти совсем сумела убедить себя, что того, кого ищу – здесь нет. Наслаждалась приносимой пользой, похвалами порхающего – «вот она была, и нету!» - Андрея Валентиновича, теплом общения с ребятами, и особенно с Максом. Вот только…ну да. ЭТО рвалось наружу, и с каждым днем все сильнее.

Стояло прекрасное майское утро, когда Андрей Валентинович увел ребят на тренировку, оставив дома надутого Макса – готовиться к контрольной по обществознанию. Особо срочных дел не было, и я решилась по-воровски исчезнуть. Уже давно я присмотрела чудное местечко, бывший карьер по добыче чего-то там нужного. Он располагался на окраине, и сейчас больше походил на сказочный дол – покрытый молодой изумрудной травкой, с островками фиалок и мышиного горошка, с ручейком, текущим по дну. Вообще то, у городской администрации имелись свои виды на это место, и не сказать, чтобы я не разделяла их чаяний. Город рос, люди нуждались в жилье, и отслуживший свое карьер решено было превратить в жилмассив с холмами, ручьями и фиалками. Ну а пока этого не случилось, можно немного насладиться одиночеством.

Я потянулась, я расправила крылья – нежно, так нежно, почти неслышно скользя над бархатом травы, ржавыми разводами воды, ласкаемая потоками солнца и ветра, я следовала прихотливым изгибам ручья – как вдруг краем глаза уловила сгусток тумана на обрыве слева. Он был слишком плотным. А день – слишком ветреным и ярким.

Туман колыхался, подобно дурно сделанному желе, а внутри него что-то дышало. На краткий миг налетевший порыв ветра приподнял завесу – и я кубарем полетела к земле. Невообразимо огромное, гигантское круглое туловище, переливающееся всеми цветами радуги, длинные шеи – и головы, десятки голов! Дружелюбные пасти, масляные глазки – в город пришла беда.

Я знала о Стоглаве из книг. Мне не хотелось в него верить, а уж тем более – столкнуться наяву. Там, куда приходит он, иссякает жизнь – ветшают дома, заканчивается работа, не рождаются дети, лица людей словно присыпаны пеплом. И только он, он один царит над всем – добродушно-радужный, бесформенно-мягкий, улыбающийся во все ядовитые пасти.

Этот бой мне не выиграть.

Я камнем рухнула ему на спину, рвала зубами тонкие резиновые шеи, но на месте одной головы вырастали две, и улыбались, а я уворачивалась от упругих плетей, неспешно творивших вокруг меня кокон, и понимала – времени осталось ровно до заката. С последним лучом солнца туман накроет город.
 
И тогда я рванулась. Трансформация еще не завершилась, когда я упала во дворе интерната, упала у самых его ног, заглянула на самое дно его души и выкрикнула заветные слова. Те самые проклятые слова.

- Помоги!!!

Он стоял потрясенный, и вдруг засверкал, заискрился, как будто процвел изнутри, и что-то в нем начало меняться, а глаза смотрели изумленно-неверяще, и весь он стал такой гордый и счастливый, что мне захотелось завыть, как воют, провожая туда, откуда нет возврата.

- Кто я? Скажи мне, кто я?
- Ты Железный Лебедь, мальчик.
- Же…что???
- Ты боевой оборотень-маг. Отныне и навеки.

Доводилось вам видеть, как летит на битву Железный Лебедь? Крылья его сверкают, звенят перья – смертоносные мечи. Шея его гибка и благородна, грозен изогнутый клюв, остры его зубы. Неуловимо напоминает он Стимфалийских птиц – и все же более быстр, и яростен, и безжалостен. И холоден, как самая чистая сталь.

…Стоглав не дождался заката. Туман спустился на травы, чтобы выпасть утром росой.

Обратно ехала поездом. Я знала, что так и будет. Я знала, что не поступила бы иначе. Я знала, что он стал тем, кем должен был стать – но почему, почему так невыносимо больно дышать? Ах да, драконы не плачут.

Макс, смешной парнишка, немножко лентяй, немножко болтун. У меня нет детей.


…открыла дверь своим ключом, бросила чемодан в прихожей. Потом разберу. Возня у холодильника подсказала, что Юрик дома и занят любимым делом. Смертельно хочется чая. Простого домашнего чая. Не из пакетиков. Хлопает дверца холодильника, на столе передо мной появляется пирожное на блюдечке с синей каемочкой. Юрик подхватывает кремовую розочку ложкой, ловко кидает в рот и подмигивает. Я подмигиваю в ответ – и падаю головой на руки, спать.