Фуражка яблок

В тот год я был отправлен на лето к родственникам в Курскую область в слободу Белую. Для меня, городского дошкольника, здесь всё было интересно.
Через большие и массивные деревянные ворота или высокую, выше человеческого роста, калитку попадаешь во двор. Прямо, за навесом с телегой и всяким крестьянским инструментом, располагался сад и огород. Большой дом с крыльцом  находился слева, а напротив него - флигель-кухня со старинным буфетом внутри. Туда частенько заглядывал мой дед Иван. Открыв дверцы буфета он наливал из графина в единственную стоявшую здесь рюмочку самогон и, перекрестив рот, чинно выпивал.
Фёдор Фёдорович, старший брат Ивана и второй мой дедушка, может тоже хотел заглянуть сюда, но не мог. Он вернулся с фронта инвалидом. Рассказывали, что после очередного артобстрела его воинской части, раненым и контуженным он попал в плен. Сначала думали, что притворяется, ведь на вид ноги здоровые, но не ходят. Но сомнения развеял немецкий доктор, сказав после осмотра, что такое бывает от контузии.
По окончании войны семья получила от него такое письмо: "Дорогие мои родные. Нахожусь в фильтрационном лагере. Я калека и если я вам нужен, то приеду, а если нет, то попрошусь в приют. Что мне делать, как поступить?" Все тогда плакали, мол какой ни есть, а всё ж родня. И написали обратное письмо с просьбой возвратиться домой.
Сам Фёдор говорить о войне не любил, страшной была правда. Он больше рассказывал мне про послевоенную жизнь, про то, как учительствовал в школе, как ездил лечить ноги на курорт,  как перегонял выделенную ему инвалидную машину аж из самого Днепропетровска.
В тот день дедушка Фёдор плохо себя чувствовал с самого утра. На попытку тёти Христи выгнать меня из его комнаты он махнул рукой:
- Оставь мальца. Хочу рассказать ему о себе.
И стал вспоминать о своей молодости. О том, что его отец был сапожником, а мать шила рушники, о том как они ездили на ярмарку продавать свой товар,а возвращаясь с неё родители обязательно покупали ему большой сладкий леденец, о том, что и он хотел такой же жизни для себя, но помешала война.
- А знаешь, что у меня есть для тебя? Вот! - дедушка Фёдор развернул вчетверо сложенный "боевой листок" из красноармейской газеты за 1943 год с карикатурой на Гитлера.
- Это мне? - обрадовался я. - Вот обзавидуются ребята во дворе.
- Да, тебе. А сейчас сбегай в сад и принеси, пожалуйста, яблок - что-то уж больно яблок захотелось, - погладил по голове меня дед Фёдор.
- А во что набрать-то?
- Да хоть в мою фуражку, - ответил дедушка. - А по дороге попроси кого-нибудь из взрослых зайти ко мне.
- Хорошо, - схватив фуражку побежал я в сад.
Пока я отсутствовал в доме что-то изменилось. Стало как-то неестественно тихо.
Я зашёл в комнату и поставил фуражку с яблоками на табурет рядом с кроватью. Дед Фёдор продолжал лежать с закрытыми глазами, заострив кверху свой нос.
- Дедуль, а дедуль, - потряс я его за плечо - спишь что ли? Я принёс яблоки. Проснись.
- Не спит он, внучек, он умер. Нет теперь больше нашего Феди. -  тихо заплакала тётя Христя, вытирая краешком платка глаза.
До меня не сразу дошли её слова. Был человек и вдруг его не стало.
Смерть переживается временем, доброй памятью и слезами. Так устроен Мир. Прошло уже много времени но мне до сих пор не даёт покоя одна загадка, оставленная дедом: посылая меня в сад он и  вправду жаждал яблок или всё же не хотел, что-бы я видел его смерть?