Терпение стоика

Посвящается моему сыну Олегу,
 в день его рождения.

        Деньги…. Мне отчаянно нужны были деньги. Магазин и без денег – это нонсенс. Я сунула руки в карманы платья, и погромыхала камнями. Карманы были большие, но того, что в них было, определённо не достаточно. Вытащила,  сколько смогла зачерпнуть и оценивающе посмотрела на, уже существующее, богатство. «Да-а, этого точно мало. И, вообще, они не очень похожи на мелочь. Помню, где-то видела камушки покрасивей и помельче. Где, где, ну где же?»
         Большие деньги я уже собрала. Разных видов широкие и длинные листья, нарванные с разных деревьев, в достатке лежали на прилавке и в кладовке, которой служил ящик, заботливо установленный мной на дне старой канавы. Теперь мне нужна была мелочь. Ну и где её взять?

       Лето выдалось тёплым, но дождливым. Где-то был прорыв в теплотрассе и пока искали течь, у нас перекопали весь двор. Дорожку от дома, ведущую на большую дорогу, папа с дядей Мишей и дядей Славой расчистили сами и уложили хорошие, надёжные мостки. Тем не менее, наш двор напоминал линию фронта. Траншея была глубокой, земля выворочена с двух сторон – прямо окоп какой-то с трубами на дне. Всё это походило на рваную рану с открытыми венами. Мама, каждый раз отпуская меня гулять, предупреждала, чтобы я была аккуратной и внимательной, смотрела себе под ноги и не лазила, там, где не надо. Интересно, а что в её понимании «там, где не надо»? В траншею я и так не полезу, что я, дура что ли? Глину потом фиг отмоешь холодной водой. Да и мама дома, обед готовит, запросто в окно может увидеть. С траншеей всё ясно, когда-нибудь её, таки, закопают, а вот канава – это другое дело. Старая, надёжная канава, была доброй подругой не только мне, но и моей старшей сестре. Можно сказать, не одно поколение выросло в ней, играя в свой «магазин».
      За кустарником акации, отделявшим нашу «подругу» от, разрезанного траншеей,  двора  кто-то шарахался. По шуршанию и шлёпанью с бульканьем, я решила, что кто-то кидает камни на дно траншеи. «Неужели опять Андрюшка Чистяков притащился? Не, вряд ли. Он уже вырос, зачем ему мой магазин? И потом, однажды, моя сестра Людка со своей подружкой Лариской уже наподдавали ему, чтобы не мешал играть» Это было пару лет назад….

         Дома у нас в городке были почти все одноэтажные, лишь несколько финских маячили сквозь деревья. Двери никогда не запирались. Если их  жители уезжали, то ключи прятали под коврик или на притолоке. Если были дома, то двери оставляли нараспашку, как и душу. Например, когда моя мама затевала пироги, то в открытое окно угощала всех, кто проходил по нашему двору. И вот, в очередной раз, настряпав вкусненького, она зазвала на обеденный перерыв свою подругу из медсанчасти.
      Мама с тётей Тамарой уже пили чай, когда внезапно с улицы раздался вой и к нам домой вбежал  Андрюшка, сын маминой подруги.  Весь в соплях и слезах, он  плакал и орал одновременно: «А-а-а-а-а-а….!» Разобрать что-либо было невозможно. Благодушно расположенные женщины моментально  перепугались.
— Андрюша, Андрюшенька, что случилось?
— А-а-а-а-а! – выл Андрюшка, почище полковой сирены. – Людка с Лариской…. а-а-а-а-а… меня в «магазин» не пускают!
Женщины успокоились и даже заулыбались.
— А ты им мешал? – мудро спросила тётя Тамара.
— Да-а а-а-а! Подумаешь, ящик сломал-а-а-ал…
— А они? – уже строго спросила  Андрюшкина мама.
— А они меня отлупили-и-и ии-и.. – от воя Андрюшка начал икать.
— А ты бы им сдачи дал! – не выдержала уже моя мама, тряся кулаком под носом, забыв, что в таком случае, сдачу должна была получить её дочь. Она не выносила, когда долго плачут. Она считала, что мы  сами должны разбираться и все свои вопросы решать там же, на улице. А поскольку сама была в детстве хулиганкой, то не признавала, что бы мы ходили и жаловались.
— Я да-ва-а-а-ал, иик… – завыл Андрюшка ещё громче.
— А они что же? – в один голос удивлённо спросили обе женщины.
— А они не беру-ик-уут…!
Тут мама с тётей Тамарой свалились под стол.
Андрюшку, конечно, высморкали, утёрли, напомнили, что с девочками драться не хорошо, сунули пару пирогов и отправили опять на улицу с инструкцией для настоящих мужчин со всеми вытекающими.

       Вот, тоже, интересно…. Почему мальчишки всегда всё рушат? Кроме своей дурацкой войнушки, ни во что играть не хотят. Нет, ну, ещё в хоккей, футбол, там, в прятки, салки и казаки-разбойники… Но как что-нибудь построить, так больше, чем на пять минут их не хватает. И потом, всё равно надо  разбомбить. Вот, например, траншею во дворе – раскопали и бросили, на целый месяц!
      «Так не пойдёт, – я засунула камни обратно в карманы. Беспокойство и любопытство выводило меня из равновесия игры. – Всё-таки надо посмотреть, кто там лазит в моём дворе. Между прочим, это ещё и опасно. После ночного дождя  траншея превратилась практически в оползень. Я уже попробовала, когда «мелочь» искала, земля там рыхлая и скользкая».
     Я присела на корточки и раздвинула кусты ближе к основанию. Это была Ленка Катухина. Она стояла с другой стороны густого куста акации, грызла яблоко и заодно мыском сандалия швыряла камушки и мелкие куски глины в траншею.  Ленка была смурной и молчаливой девчонкой. Обычно она играла со всеми вместе, но ни с кем конкретно не дружила.  «Интересно, что ей здесь делать? Ведь она живёт на другом конце городка». Отпустив куст, я спокойно сползла в канаву и вернулась к своему занятию – наполнению магазина товаром.
— Ле-ен! Ты не помнишь, где у нас есть маленькие разноцветные камушки? Ты ещё весной «чёртов палец» там нашла? – позвала я Ленку, не отрываясь от оформления витрины. – Никак не могу вспомнить.
— У штаба, – так же невозмутимо ответила Ленка. – Там, сзади  расковыряли отмостку в двух местах. Цемент треснул, и она хорошо отваливается. Можно и новую дыру сделать, если хочешь.
Над моей головой запрыгали желтые цветочки акации и зашуршали кусты.
— Укусить хочешь? – щедро предложила Ленка и протянула мне большущее яблоко, прямо насквозь, через кусты. –  Мне много.
— Не-а. – Яблоко было большое и пахучее, но я была сыта. – Мне деньги нужны. Для магазина. Я магазин строю.
Следом за яблоком через кусты пролезла Ленкина голова.
– Да, у тебя тут хорошо магазин строить. Канава большая и плита у края толстая, ну чисто прилавок, – деловито оценила Ленка и прищурилась, глядя на меня. – А ты чего одна строишь?
— А, – махнула я рукой, – Ирка уехала в Вербилки, Ленку в Киев увезли, Танька болеет. Остальные тоже разъехались. Мы собирались в Одессу поехать, но папе отпуск пока не дают, командир проверку ждёт.
— А меня  в Краснодар скоро возьмут. Наверное, – тихо с надеждой сказала Ленка.
— Куда?  – я бросила свои занятия. Такого названия в жизни не слыхала. – В Красный Дар? – членораздельно переспросила я.
— В Краснодар! – чуть не обиделась Ленка.
— А это что, город такой или деревня? – недоверчиво спросила я.
— Это город! И там живёт моя бабушка. Самая лучшая бабушка на свете.
— А чего вы сейчас-то не едите, лето ведь? – подначивала я Ленку. Ну интересно же!
— Так мне в школу в сентябре, – с каким-то обреченным сожалением  заметила Ленка. – Вот, хожу на подготовительные.
 Обречённость в Ленкином голосе мне не понравилась.
      В городке мы росли, как трава в поле, но под надзором всех проходящих мимо женщин. Иногда мужчин, но гораздо реже. Поэтому на улице воспитывали нас все вместе и никто конкретно. Ленка была старше меня на год и уже ходила на подготовительные. Ни ясель, ни детских садов в нашем военном городке отродясь не бывало. Школа, и та была деревенская, и находилась от нас в трёх километрах, если буераками, и в пяти, если вокруг по асфальтовой дороге. Мой дом был недалеко от КПП, откуда возили детей в школу, когда было на чём. Теперь понятно, почему Ленка болтается здесь. Приехала  со школы и не хочет идти домой. Скучно, наверное. Опять же, у нас траншея во дворе. Я её понимала.
— Пешком? – со знанием дела поинтересовалась я, имея в виду, как она добирается до деревни.
— Не-а, возят. Газик дают, – догрызая яблоко ответила Ленка.
— Командирский? – мой интерес начинал путаться с завистью.
— Ага, – спокойно ответила Ленка.
— Везёт же, –  вздохнула я, пересчитывая самоназванные деньги.
«Вот чего человек кислый? Подготовительные, командирский газик, школа в деревне, новые люди – приключения каждый день.  Везёт же! А мне до школы ещё ждать целый год и придумывать, чем себя занять».
— Ладно, – вздохнула я. – Разговоры разговорами, но магазин сам не откроется.
Я вывалила все камни из карманов. Они совсем не похожи на мелочь, но вполне могли  сойти за гири. Одна голова хорошо, а две лучше. Да и скучно одной.
— Лен, давай со мной играть? – просто предложила я.
— Давай, –  также просто ответила Ленка.
— Тогда пошли  добывать деньги!
       Мы сбегали к штабу и, так, что бы нас никто не видел, расковыряли отмостку в новом месте.  Вдоволь наковырявшись в разноцветной гальке, мы набили все имеющиеся карманы разноцветными камешками. Принеся их в наш «магазин», предварительно хорошенько вымыв  в ближайшей луже, мы  сообразили, что из них лучше получатся карамельки, чем деньги. Так. Конфеты – это хорошо, но вопрос с мелкими деньгами опять оставался открытым. Для лучшего думания я воткнула руки в боки, как делала мама, и поджав губы приняла деловой вид.
— И всё-таки, что у нас будет железными деньгами? – тоном директора магазина спросила я.
— Ну, пусть это будут тоже листья, –  предложила Ленка.
— Ладно, пусть. – Если честно, мне надоело искать подходящую замену, поэтому я тут же согласилась.
       Под мелочь подходили только одни листочки, находящиеся в  нашем поле зрения – листья акации. Не откладывая в долгий ящик, мы принялись за дело. Кустарник был колючий, и рвались листья туго, прямо с веточками. Пару раз, нечаянно, хлестнув друг друга, мы для удобства разошлись по разные стороны куста. Я предупредила Ленку, чтобы она смотрела внимательно и не наступала на край траншеи, он скользкий. Как вышло, что она оступилась, я не видела. Но всё произошло очень быстро, и она, таки, свалилась в траншею. Я только услышала сильный и громкий шлепок.
Побросав всё,  я мигом обогнула куст и взобралась на хребет отвала. В траншее было тихо. Ленка лежала на трубах молча, лицом вниз. «Спрашивается, на кой чёрт мне понадобились эти лишние деньги!» – корила  я себя.
— Лен! Лена! Ты жива? – испуганно позвала я Ленку.
Она пошевелилась и села. Сквозь грязь, которая обильно покрывала Ленкино тело и одежду, сочилась кровь, не понятно откуда. Она молча села на трубу и стала осматривать себя. Хоть бы пикнула для приличия. Я уже давно оборалась бы. Она подняла на меня полные страдания и совершенно сухие глаза:
— Помоги мне, я сама не выберусь.
       На корточках я не могла до неё дотянуться, поэтому я не раздумывая легла на живот.  Одной рукой я зацепилась за нижнюю ветку акации, а вторую протянула ей. У нас бы всё получилось, если бы не ночной сильный дождь, и к тому ещё было слишком высоко. Жирные от мокрой глины руки скользили друг по другу и расцеплялись всякий раз, когда я тянула её наверх.  Я не могла дотянуться даже до её платья, что б покрепче ухватиться. Ленка сползала и сползала, а я всё ниже и ниже спускалась с этого бруствера в окоп. Если я упаду, то вытаскивать придётся обеих. Ну, кто так строит?! Я поняла, что сама не справлюсь и нам  нужны взрослые.  Придётся звать на помощь.
— Нет! – неожиданно категорически сказала Ленка. – Давай сами.
Ну, сами, так сами. Только надо подумать. Я пошла поискать подходящей длины доску, а Ленка осталась сидеть в траншее, потихоньку обмывая раны  грязной водой со дна этой пропасти. Доску я нашла быстро, но забраться по ней Ленка не могла, коленка сильно распухла и локоть переставал гнуться. Так дело не пойдёт.
— Лен, давай я маму позову, – предложила я.
— Пожалуйста, не надо! – взмолилась она.
— Но почему? Она у меня, знаешь, какая смелая и быстрая? Сразу всё сделает.
Ленка подняла на меня испуганное лицо и впервые за всё время нашей с ней «глиняной утопии», у неё блеснули слёзы.
— Пожалуйста! Если мои узнают, меня будут ругать. Сильно.
Я тут же поняла, что её будут не только ругать… Что же делать? Невдалеке показался какой-то дядька.
— Ленка, прячься! – автоматически выпалила я и пулей залезла под куст.
Когда он прошёл, я опять улеглась на глину, лихорадочно думая как нам быть.
      Я лежала на пузе, на краю этой безумной и опасной траншеи, вся в занозах и глине, грязная по уши, не замечая всего этого. И, глядя в испуганные Ленкины глаза  думала о том, что если бы она сломала руку или ногу, она бы всё равно не заплакала. Страх перед родителями оказался сильнее, чем физическая боль тела. Я была потрясена и восхищена её выдержкой. Первый раз в жизни я встретила человека, который, так мужественно и спокойно переносил превратности судьбы и свою боль. А я? Я бы смогла так? Правда, мама рассказывала, что в детстве я была очень мужественной и терпеливой. Ну, так это было давно – старая история про оспу. А как бы я повела себя теперь, свались в эту траншею? Картинка, которую я увидела, мне не понравилась. Я совершенно не умею терпеть боль, плачу, вырываюсь, и пищу. А ведь предстоит жить долгую жизнь. Что же это я, вырасту,  так и буду капризничать? Нет, надо учиться терпеть. С жизнью всё ясно, но с Ленкой надо что-то делать? Притом, срочно! Я смотрела на кровавые ручейки, смешанные с глиной и холодок начинал бегать у меня по спине. Мамина подруга бала военврачом – и уж в чём, в чём, а в медицине-то я разбиралась, и точно знала, что грязь в открытой ране оставлять нельзя. Передо мной замаячили страшные слова «заражение крови». Да, здесь слюнями и подорожниками не обойтись,  и я стала уговаривать Ленку на компромисс.
— Лена, Леночка, ты не бойся. Я договорюсь с мамой, и никто ничего не узнает. Она у меня хорошая, что-нибудь придумает. Видишь у нас ничего не получается, нам помощь нужна. У тебя кровь бежит и грязь нечем смыть.
Я изо всех сил старалась объяснить ей целесообразность помощи взрослого человека и попутно успокаивала, как могла. Я рассказала ей, что моя мама самая заговорщицкая мама на свете и её обязательно взяли бы в разведку или в пионеры-герои, если бы была война.
       Ленка устала от страха и боли и, наконец, дала себя уговорить. Я, как безумная, тут же полетела домой. С криком «Мама! Там Ленка в траншею упала!» я ворвалась в дом. Мама чуть с ума не сошла, когда увидела меня в таком виде, но быстро сообразила, что я цела, и просто грязная, и что кто-то другой свалился в эту треклятую траншею. Выбежав на улицу, она сиганула в неё, как молния,  и уже несла Ленку на руках к нам домой, когда я только подбегала туда. Пока мама мыла, осматривала и обрабатывала Ленкины раны, я без умолку лепетала про магазин, про деньги, про Ленкиных родителей, которым не в коем случае нельзя говорить о случившемся, и про дурацкую траншею, в которую падают дети. Мама всё поняла и никому ничего не сказала, только вымыла нас, выстирала и высушила утюгом одежду, и потихоньку, что бы не слышала перепуганная Ленка, позвонила  в санчасть. Что бы её немного успокоить я рассказала  свой секрет про тётю Тамару:
 — Ты не бойся, Лен, тётя Тамара – Ангел. А её белый халат иногда превращается в крылья. Я сама видела, своими собственными глазами. Ей можно верить. 
       После нашего тщательного медицинского осмотра, женщины долго шептались на кухне. А я всё дула и дула на Ленкины намазанные и заклеенные раны, чтобы хоть как-то облегчить её боль. Точно партизанка! Когда её мазали йодом, она только поморщилась и то, один раз. Теперь я понимаю, что такое сила духа и сила воли, про которую говорит папа и которую мне следует в себе проявлять и воспитывать. Трудно…. Но впереди жизнь. И надо привыкать. Надо соответствовать и воле и духу. Ох, и какой я вырасту? Смогу ли соответствовать?
— Тётя Галя, а вы не скажете маме с папой? – подняла она на мою маму полные надежды и ожидания детские и такие уже взрослые глаза.
— Нет, Леночка, не скажу. А как же быть с твоими ушибами?
— Ну, скажем, что она просто упала на асфальте, когда бежала. И сама пришла ко мне в санчасть, чтобы помазаться йодом. Верно? – спросила нас всех сразу тётя Тамара. Мы дружно кивнули, а она продолжила:
— Леночка, тебе во сколько нужно быть дома? Ты не волнуйся, пожалуйста. Пока  ты побудешь со Светой здесь, тётя Галя вас сейчас покормит, вы поиграете, а потом я сама отведу тебя домой. Договорились?
       С Ленкиными родителями беседовала тётя Тамара, мы не знали о чём. Её раны зажили быстро, на нас тогда всё заживало быстро. Я чувствовала себя членом заговора и лично ходила с Ленкой  на перевязку, что бы поддержать и лишний раз потереться возле тёти Тамариных крыльев. Злосчастную траншею вскоре закопали. На ней ещё кто-то из взрослых серьёзно подвернул ногу. А Ленка с тех пор повеселела, и мы подружились с ней. Я встречала её с учёбы, а она делилась, что было новенького в школе. Один раз она даже договорилась, и меня тоже взяли на подготовительные. Мои родители, конечно,  разрешили с условием, что я буду вести себя тихо и никому не мешать. Вот радости-то было! Я и на настоящем уроке побывала, и школу поглядела и на командирском газике прокатилась. Впечатлений хватило до самой Одессы!
 
      Ленка оказалась вдумчивой и рассудительной, много рассказывала про Краснодар, откуда была родом её мама. Одно только название этого города приводило меня в прекрасное состояние духа – Красный Дар! По моим ощущениям, там должно было быть много солнца, улыбок, тепла и клубники. Неужели и вправду есть город с таким летним, ярким названием – Краснодар?! «Вырасту, непременно проверю. Надо будет попросить сестру, чтобы показала его на карте, сама-то я читать пока не умею, как выяснилось. Когда ещё научусь?  В школу мне только через год….»
19 мая 2020 г.
Светлана Бойко