Колыма. Часть 42. Совхоз Сусуман

Колыма. Часть 42. Совхоз Сусуман.
(Воспоминания моего дяди - узника ГУЛАГА)

В первый же день прибытия в Сусуман я попал из этапного барака в общую рабочую зону лагеря, благодаря случайной встрече со знакомым начальником охраны лагеря В., который знал меня с первых дней прибывания на Колыме. Попасть на глаза этому начальнику среди полутысячной толпы заключённых было нелегким делом. Но я изловчился, чтобы быть им замеченным. При выходе из столовой я пристроился в самый последний ряд, и это было решающим в моей дальнейшей судьбе. Заметив меня, начальник воскликнул :
- Ага! Наш Кудесник здесь!
Он назвал меня присвоенной ранее кличкой. За этим последовало распоряжение оставить меня в общей зоне лагеря.
С этого дня начался новый этап моей лагерной жизни. Несколько дней меня никуда не посылали на работу и выдавали паек высшей категории. Затем я был направлен на работу в совхоз Сусуман по своей специальности агронома. Эта работа считалась привилегированной. Из рабочей скотины, обреченной на медленное умирание, я становился, можно сказать, центральной фигурой в производстве. Моя жизнь вновь наполнялась содержанием, несмотря на то, что я по-прежнему оставался бесправным.
В совхозе мне было поручено руководство бригадами так называемого закрытого грунта, где было сосредоточено много теплиц и парников. Основной рабочей силой здесь были женщины, а мужчины работали лишь подсобниками. Эти женщины были согнаны со всей страны по разным статьям. Среди них были воровки, бандитки, монашки, бендеровки и так далее. Попадались и совершенно случайные лица. К бендеровкам относили всех девушек, высланных из Западной Украины.
Работа, которую выполняли эти женщины, требовала знания агроминимума и выносливости. Ни того, ни другого у большинства не было. Приходилось самому вникать во всякую мелочь и устранять те или иные недочёты.
Приходил я из лагеря на работу раньше всех, до вывода бригад, а уходил из совхоза последним. До начала работы я должен был подготовить для всех женщин рабочие места и необходимый инструмент. С приходом их проводил разнарядку, а затем в течение дня проверял работу, а там, где требовалось знания, например, при набивке парников биотопливом, я сам становился в парник и обучал этому несложному, но важному искусству. Следил за правильностью поливки и вентиляции. В конце рабочего дня я обеспечивал подвоз дров к теплицам. В парниках нужно было следить за их тщательным укрытием. После ухода женщин в лагерь я ещё долго оставался для заполнения нарядов и отчёта о проделанной работе. Теперь я нёс ответственность не только за себя, но и за весь работающий коллектив. Хотелось, чтобы администрация лагеря учитывала и поощряла такое старание, но не тут-то было. Для надзирателей существовал главный показатель примерного поведения заключённого - своевременная явка на вечернюю поверку. Опоздал на неё - строгое порицание, ещё раз опоздал - карцер. Но здешний карцер после тех, которые я знал, был просто закрытым на замок бараком. Поэтому некоторые злобные надзиратели старались вместо карцера загонять нас в строгорежимный барак к уголовщине, чтобы руками последних учинять над нами суд и расправу. Не всегда эта мера достигала цели, так как люди везде оставались людьми. Это я испытал на себе.
Как-то раз за опоздание к поверке меня втолкнули в этот барак. За мною звякнул замок. Я ощупью в темноте нащупал руками нары и сел на краешек. Словно тараканы из щелей ко мне выползли какие-то страшные тени : у кого не было ноги, у кого руки. Их бритые головы с провалившимися орбитами напоминали черепа мертвецов. Лишь глаза свидетельствовали, что это были живые люди. Десяток костлявых рук потянулся ко мне. Чья-то рука крепко вцепилась в воротник моей гимнастерки, и хриплый голос угрожающе потребовал отдать все деньги и табак. Денег я не имел при себе, а табак без возражения отдал. Чтобы убедиться, что больше у меня ничего нет, был устроен тщательный обыск. При обыске были обнаружены талоны на молоко с фермы, их забрали. После этой процедуры тот же хриплый голос, словно из подземелья распорядился освободить мне место на нарах. Когда я прилёг на предложенное место, голос захрипел :
- Спи спокойно, больше тебя никто здесь не потревожит! - вокруг зашикали несколько человек и в бараке воцарилась мертвая тишина. Мне казалось, что я погрузился на дно какого-то глубокого колодца... После дневной суеты сон наступил сразу. Утром вошёл надзиратель, растолкал меня и со злорадством спросил :
-Ну, как намяли бока?
Блюститель порядка хотел, чтобы меня здесь не только обобрали, но и основательно побили. На его вопрос я принял покорный вид и ничего ему не ответил. Так полагалось вести перед начальством порядочному лагернику. Позднее я узнал подлинную причину преследования со стороны надзирателя. Он был отъявленным взяточником и хотел поживиться от меня. Ему немало перепадало от поваров и кладовщиков. Он ждал подобного шага от меня. За хорошую взятку надзирателю можно было в женском лагере выводить за зону любую женщину. Об этом я узнал, когда поближе познакомился с делами лагерниц. Там особенно усердствовали конвоиры, которые направо и налево торговали женщинами и понуждали их к сожительству.
Находясь в обстановке женского лагеря, я должен был, с одной стороны, ладить с администрацией совхоза, а с другой - с лагерницами. Я не брал на себя лишних обязанностей следить за поведением женщин, а стремился только контролировать их работу в совхозе. Такой поход был единственно правильным. Он устраивал и дирекцию совхоза, а также администрацию лагеря. Я по собственной инициативе устанавливал женщинам аккордные задания, и все работы стали выполняться лучше. Для поощрения я получал от дирекции молоко, папиросы и махорку. Под моим наблюдением проводились все уборочные работы, особенно сбор капусты. В рекордно сжатые сроки была убрана вся площадь посева. В квасильном цехе не успевали шинковать и засаливать урожай. Директор совхоза С. был очень доволен моей работой и со своих плеч подарил мне хороший костюм. Я приоделся и вновь приобрёл облик нормального человека.