Вся чистая нечисть земная. Продолжение 1

3

Хорошо на Вишневой поздней весной и в начале лета. За двумя тридцатиэтажками, между которыми расположился Веркин домик, улица спускается вниз, к оврагу. Домики здесь старые бревенчатые. По субботам баньки в огородах дымятся – моется народ. Траву тут косить не принято, в дождливые годы она в рост человека вымахивает, кусты сиреневые разрослись, деревья, тополя в основном, до небес дотянулись. Благодать!

У самого оврага, за высоким забором двухэтажный каменный особняк. Его купец не бедный в самом начале прошлого века построил. Теперь батюшка местный в нем обитает с чадами и домочадцами.
Дом свой батюшка хорошо обустроил: воду провел, ванну поставил, туалет теплый, остальные жители как – то пообвыклись, менять ничего не хотят – воду из колонки уличной таскают, удобства во дворах. Консерваторы, да и с деньгами не все в порядке.

Батюшка, когда его мимо веркиного дома на службу везут, или, когда ему пешком вверх по Вишневой идти приходится, что, впрочем, редко бывает, крестится всегда, шепчет что-то и снова крестится.

К Верке народ валом валит. Днем -  женщины в летах, в основном, вечером, когда стемнеет, мужики, у которых проблемы. Верка – бабка глуховатая, говорит громко, летом, в тихие вечера, когда окна открыты, за три дома слышно:
- Ну, чо притащился?! Член потерял?! Не боись, помогу, беда не большая!
Лечит Верка настойками травяными, заговорами. Многим, говорят, помогает.

Соседи Верку побаиваются. При усатом Иосифе некоторые на нее доносы писали, но Верке хоть бы хны, а для самих писателей дело плохо кончалось, одни сами исчезали, письма потом от них иногда приходили, то с Камчатки, то из Кушки, других забирали кому положено на долгие годы без права переписки.

Как-то заметила Верка, что батюшка на дом ее крестится.
- Ты, поп, еще раз увижу – руку отсушу!  Перепугался батюшка, с тех пор ходит мимо – руки по швам держит, к рясе прижимает. Даже в машине за тонированными стеклами не крестится, мимо проезжая – боится. Бояться в сущности нечего, в своде законов абори имеется прямое запрещение причинения вреда людям. Наказания предусмотрены суровые. От снижения квалификационной категории до обращения в эмбрион человеческий с последующим рождением в виде полного идиота, способного только в пединституте, к примеру, студентов учить. Страшная судьба.
 Батюшка, естественно, этого не знает, поэтому боится.

После возвращения с вечерней прогулки у Верки, как обычно, разыгрался аппетит. Она вышла в огород, надергала зелени, сорвала пару созревших огурчиков, вернулась, решила поджарить отбивные и принялась готовить.
Ужинать в одиночестве Верке не хотелось. Она связалась со своим столетней давности мужем, с которым поддерживала дружеские и деловые отношения.


- Привет, Кущей! Как поживаешь? Я тут отбивные стряпаю. Если хочешь – прибудь через часок. Посидим, покалякаем. Давай. Жду.
Кущей, старый гоблин, приглашению обрадовался. Он редко выбирался в верхний мир – без дела, считал, шляться там нечего, а дел наверху у него в последние лет тридцать попросту не было. Гоблинята, у которых он числился наставником, наверху бывали часто. В программу их образования входило знакомство с миром людей, овладение методикой управления человеческим поведением. Они много рассказывали наставнику о верхнем, быстро меняющемся мире.

- Вот и посмотрю, думал Кущей, Верку повидаю, отбивных поем. Он переоделся, открыл портал и оказался на веркиной кухне. Верка стояла у плиты, жарящиеся отбивные смачно шипели.
 - Постарела, подумал гоблин и кашлянул.
- О, ты уже здесь, - Верка оглянулась и быстрым оценивающим взглядом прошлась по бывшему, - сейчас отбивные будут. Зелень порежешь?
- Ты в своем репертуаре, нагрузить гостя работой всегда норовишь.
- Не ворчи, режь зелень!

Отбивные у Верки всегда выходили замечательно. Кущей доел третью и подумал, не взять ли еще. Он опустил глаза вниз, взглянул на вздувшийся живот и решил не брать.
- Что там у вас новенького в нижнем мире? – спросила Верка, увидев, что бывший насытился.
- Выборы скоро. Оппозиция объединилась. Гномы, представь себе, договорились с троллями, хотят единым оппозиционным фронтом выступить. Пикассо оживили и Маяковского. Один им плакаты предвыборные рисует, другой кричалки сочиняет: «Вымья власти сосать нам, молодым – гоблинов победим!» Я, ты знаешь, от политики далек, но голосовать на этот раз пойду, за гоблинов, разумеется. Что я, все о себе, да о себе. У вас, в верхнем мире что новенького?

- С тех пор, как ты ко мне в прошлый раз забегал, многое изменилось. Одно время с американскими троллями вроде бы задружились, в советники к людям их определили, потом смотрим – не то советуют. Убрали.  Они обиделись. Что-то вроде холодной войны началось. Сейчас с китайскими баньшами дружим.

- А с людьми как?
- Как как? Как всегда. Они мало чего о нас знают, в дела наши не лезут, чем можем – помогаем по мелочи. Настроения в обществе улучшаем по мере возможности. Вот недавно очень смешную Кармен в здешнем театре поставили. Теперь у них разговоров об этом надолго хватит, от политики и экономики отвлекли.
- А кто ставил?
- Муж Собчак младшей. Девица такая. Кандидатшей в президенты побывала. Она из наших, да и он наполовину, тролль по батюшке. Ты кофе будешь или чай?
-  Нет, спасибо, лучше давай поваляемся.
- Ну ты козел, Кущей, совершенно не меняешься, ладно, иди ложись, я посуду помою и приду.

Продолжение следует.