Часовщики. Часть 3

- Что это ты баба Аля ночами костры жжешь?

- Тебя не спросили, - грубо ответила Амалия Казимировна - свекровь Кристины - иди отсюда, а то ненароком и тебя зацепит, не мешай. Погоди, ты же есть хочешь? В дом ступай, да сядь смирно на табуретку и жди, закончим, я покушать тебе дам. Понял?

- Ты бы баба Аля сама бы поосторожней, вон какой осьминог у тебя на венике, ух, страшный, лапами шевелит, как ты не боишься? Брось его, брось, плохой он! - захныкал Петенька.

- Не учи ученого! Иди, Петька, без тебя управимся! Внучок! - фыркнула Амалия Казимировна и дождалась, пока грузная фигура Петеньки не скрылась в доме, - никак не запомнит, что я младше его.

- Зачем вы его в дом отправили? Поздно совсем.

- Раз проснулся и прибежал, теперь не уснет, пока не покормим, эх, душа разрывается, когда его вижу. Давай, кидай эту дрянь в огонь и пойдем чай пить.

Кристина еще раз попыталась объяснить, как ей жалко сорочку, даже не потому, что она такая красивая, а потому что подарок, от самой дорогой и близкой подруги подарок, но свекровь ее не послушала, обозвала дурой и велела швырнуть сорочку в огонь вместе с веником, а потом быстро идти в дом и не оглядываться.

- Я тут сама закончу, а ты пока Петеньке супа разогрей.

Местный дурачок Петенька, которому было уж под пятьдесят, нутром чуял, где в городе затевалось что-нибудь интересное. Большой, полный, грязно одетый и вечно голодный (любимое слово его было - "кушать", не есть, а именно так ласково, как мамка говорила - кушать) он носился по городу и совал нос во все дыры. Стал он таким после того, как в возрасте одиннадцати лет что-то увидел в городском парке. Что-то настолько страшное, с чем подростковая психика справится не смогла и метнулась в спасительное сумасшествие, отбросив сознание пацана лет на пять назад, в те годы, когда ему казалось, мамка могла защитить от всего на свете, вот только накормить досыта не могла, поэтому и хотелось ему кушать постоянно. Так Кристине рассказали соседки.

- Говорят, он видел, как убили кого-то, его же напугали сильно, - неохотно объяснила Кристине Амалия Казимировна и велела Петеньку не обижать и не опасаться, потому как Божий он человек.

Кристина не знала, как с ним себя вести. Петенька ласковых голосов боялся и не доверял им, но и крик не выносил. Закрывал уши ладонями и бежал, куда глаза не глядят, зажмуривал их и несся, как напуганный заяц.

- Как еще под машину не попал, вот уж кого Бог бережет, - волновалась за Петеньку Амалия Казимировна.

- Как же с ним разговаривать? - удивлялась Кристина.

- Строго, но не сильно громко, как учительница со школьниками. Он все понимает. Не настолько слабоумный.

Кристина решила на него вообще внимания не обращать. Несмотря на объяснение свекрови, Петеньку она побаивалась. А впрочем, какое ей дело было до полоумного? Бродит дурачок по городу, живет милостью людской, ютится в хибаре. Если просила свекровь накормить его, пока она сама на огороде возилась, послушно наливала ему тарелку борща, строго говорила чтобы он ел аккуратно, не чавкал и не размахивал руками, затем под его жадным взглядом, накладывала второе, специально брала маленькую тарелку, чтобы пюре и мяса на ней казалось много, с горкой. Ей было не жалко лишней ложки картошки или каши, но свекровь предупреждала: Петенька не знает меры, ест, сколько дадут, а потом его или выворачивает или же животом начинает маяться.

Когда Кристина говорила ему пойти помыть руки, да еще и проверяла, хорошо ли он это сделал, Петеньке казалось, кормит его не незнакомая женщина, а родная мать и он, радуясь ее возвращению, пусть и не надолго, старательно, аккуратно, не торопясь, ел горячий борщ и только просительно смотрел на банку сметаны, надеясь на добавку.

- А что случилось с его родителями? - спрашивала Кристина свекровь, когда они выпроваживали довольного и временно сытого Петеньку. Он медленно выходил на улицу, садился на лавочку и радостно здоровался со всеми проходящими людьми, спрашивая, не надо ли кому помочь, он может, не за деньги, за обед или ужин, а то он очень давно не кушал.

- Отец в гражданскую сгинул, а мать была, боролась за Петьку, долго. Сначала здесь его по врачам возила, а перед войной вообще отсюда уехала, в Калмыкию, сказали ей, есть там то ли шаман, то ли лекарь, вот она и подалась туда, хибару их закрыла, узел с вещами на плечо, Петеньку за руку и вперед.

- Не помогло?

- Как видишь. В народе говорят, дурачки и блаженные видят больше, чем обыкновенные люди, но контролировать свои видения не могут и от этого все у них в голове и перемешивается. Сама видела, как он на твою сорочку отреагировал, осьминога увидел. С лапами! - Амалия Казимировна рассмеялась, - не знаю, кто там его лечил, да и лечил ли вообще, время такое было, сама понимаешь. После войны они вернулись. Ульяна, Петькина мать, постарела сильно, ее как к земле тянуло. Знаешь, мы, бабы, ведь как думаем: родим ребеночка, вот и будет в старости радость и утешение и мысли не бывает, что ребеночек не сможет сам себе на кусок хлеба заработать, уж не говоря о том, чтобы матери помочь. Вот это горе и свело ее в могилу. С одной стороны, боялась она за Петьку, а с другой, силы у нее закончились. Бывает так: живет себе человек и вроде бы не болеет особо, а потом раз и нет его, а все потому, что сил не стало.

- И с тех пор он один?

- Да, работать не может, по инвалидности что-то получает, но жив только жалостью соседской, кормим его, одежку, обувку даем. Он - здоровый, если что сделать надо, бежит, да вот ума у него, как у дитя малого, глаз да глаз за ним нужен. Ульяна помирала, просила, чтобы мы его в дурку не сдавали. Да мы и сами бы не посмели, жалко его, хороший, безобидный он.

Той ночью, когда Амалия Казимировна сожгла Кристинину сорочку. Петенька решил новенькую (так он про себя называл Кристину) взять под свою опеку. Глупая она, маленькая, ничего не понимает, осьминога не видела, он к ней тянулся, лапами почти душил, а она стоит, дурочка, хоть бы убежать попыталась. За маленькими и глупыми присматривать надо, так мамка говорила, а эта новенькая еще и готовит хорошо и еду накладывает в красивые тарелки с цветочками, а не в старые, погнутые алюминиевые миски, как это делала бабка Федосья, да еще норовила заплесневелый хлеб подсунуть, а у Петеньки от него живот крутило так сильно, что до кустов, бывало, с трудом добегал.

Путалось в голове все у Петеньки. То виделась ему Кристина мамкой, молодой, сильной, заботливой и щедрой и как-то он подошел и попытался лбом ей в грудь уткнуться, она отшатнулась, испугалась, он и опомнился. Какая же она мамка? Она глупая, маленькая девочка, ее защищать надо. Особенно сейчас, когда она детишек под сердцем носит. Петенька так и сказал на базаре, когда шел по молочному ряду и дань собирал. Тут кусочек сыра попросит, там творога ему положат в бумажный кулечек.

- Ты их правильно назови, красиво, чтобы люди удивлялись, - сказал он Кристине, когда она покупала молоко. В тот день она отправилась на прогулку одна, сказала надо ей вдохновения поискать.

- На базаре посмотри, может привезли свеженькое, заодно молока купи, - рассмеялась свекровь и выдала ей бидончик.

- Кого назвать, Петенька? - любопытные торговки уши из платков вынули, глаза у них загорелись от любопытства.

- Детишек! Двойня будет, мальчик и девочка. Назвать правильно надо, обязательно, а то беда, - важно покачал Петенька грязным пальцем перед побледневшим лицом Кристины и заторопился к деду Архипу, тот обещал его рыбой покормить, не даром, конечно, за вскопанный огород.

Кристина побежала за ним, скорее, удрать от любопытных, ощупывающих ее живот взглядов.

- Петенька, ты что за глупости говорил? - схватила она его за грязный рукав уже за воротами рынка.

- Какие глупости, новенькая? Побежали со мной, у деда Архипа рыбка вкусная. Постираешь ему что-нибудь, он и тебя угостит. Угости молочком, у кого брала?

Кристина сунула ему в руки бидон.

- Что ты про детей нес? - Кристина старалась быть строгой, но голос дрожал, - я же...

- Каких детей? - удивился Петенька, в чьей голове ветер уже успел переменить направление. Молоко он выпил и теперь думал, как бы скорее поесть обещанной ему жареной рыбы.

- Про моих! Что ты про имена говорил?

- Аааа, про именаааа. Ты назови красиво: Катерина и Александр или Лиза и Жора. Очень красиво надо, придумывай! - сказал ей Петенька, - я побегу, мне кушать охота, а у деда Архипа рыбка, айда со мной! - и побежал, не интересуясь, приняла Кристина его приглашение или нет.

Она медленно пошла домой, пытаясь подсчитать дни. Кристина думала, резкая смена климата настолько отразилась на ее здоровье, что организм отказался исправно работать: ее мучили желудок и печень, так она объясняла свою тошноту и даже боялась, что у нее рак желудка. А все оказалось намного проще, лучше и естественнее и удивительным было только то, что ее опытная и глазастая свекровь ничего не заподозрила. Кристина положила руку на живот и постаралась почувствовать ребенка. Может быть, действительно их будет двое? А может быть это все глупости? Она поверила словам великовозрастного мальчишки, дурачка Петеньки? "К врачу, завтра же к врачу," - решила Кристина, "дома пока ничего говорить не буду," - наивно подумала она и, купив еще молока (это было неприятно, на нее глазели и перешептывались), пошла домой. Без вдохновения, с волнением.

Но дома уже все знали. Одно единственное слово, сказанное на рынке ранним воскресным утром, разносилось по всему городу со скоростью, которой позавидовал бы звук или свет и Станислав и Амалия Казимировна и Вячеслав Антонович - свекор уже успели переругаться, выясняя, кто из них отпустил строптивую невестку погулять по рынку в таком положении и почему собственно они об этом положении узнали от бабки Федосьи, а не от самой "виновницы" ажитации.

Станислав встретил жену у калитки, обнял, поцеловал и отругал, как маленькую девочку. Вся их семья словно уловила Петенькины мысли: Кристина - маленькая, хрупкая, ее защищать надо, тем более сейчас.

- Почему ты нам не сказала? - свекровь все-таки обиделась.

- Я сама не знала, честно, даже не думала, и пока врач не подтвердит, возможно все не так, может быть действительно у меня просто печень, - пыталась оправдаться Кристина и по взгляду Амалии Казимировны поняла, ждет ее долгий и подробный расспрос.

- Вот, хотел тебе на День Рождения подарить, но не дождусь, - Станислав вручил Кристине что-то завернутое в газету. Она развернула. Сумочка - маленькая, чуть больше кошелька, изящная и красивая.

- Ты кошельки не любишь, деньги по карманам, как у сорванца, а теперь все будешь в сумочке носить, - Станислав встревожено смотрел на нее, волновался, понравится ли ей подарок.

Кристина погладила сумочку пальцем.

- Моя, - только и сказала, но муж все понял. Для нее все вещи были или ее или чужими, она их чувствовала, как живых.

- Там внутри еще маленький сюрприз, - Станислав торопливо открыл сумочку и показал Кристине маленький кармашек на пуговке, - смотри!

Он неловко открыл карман и вытащил из него монетку.

- Вы с ней похожи.

- Очень похожи, - подтвердила свекровь, а свекор просто кивнул головой.

- С Елизаветой 2? - удивилась Кристина, разглядев монетку.

- Да! И пусть она станет твоим талисманом, - ответил Станислав и Кристина ему сразу поверила. Любая вещь становится и талисманом и оберегом, если ее дарит любимый человек. Самый близкий человек на все белом свете.

* * *

Кристина Андреевна прижимала к груди старенькую, потрепанную сумочку, размером чуть больше кошелька, в которую уже положила свой талисман - монетку в один пенни, с королевой, с которой они были так похожи. Она чуть не потеряла подарок Станислава и только благодаря...

- Сашка, тебе помочь? - вдруг раздался голос и Кристина Андреевна чуть не сказала привычное: "Лешенька, мы уже сами справились, спасибо дорогой!" Но сдержалась и просто глубоко вздохнула.

- Папа? - удивился Сашка.

- Меня мама за молоком послала, - сказал Алексей первое, что пришло в голову и тут же сам спросил, - помощь нужна? Что тут у вас?

- Это ваш сын? - наивно спросила Кристина и глуповато похлопала глазками, как ее учила делать мама всегда, когда надо скрыть нечто важное. В данном случае надо было скрывать абсолютно все и делать вид, что видишь хорошо знакомых людей впервые, - он мне невероятно помог! Руки вдруг ослабли и я выронила сумки! - объяснила Кристина, подумав, что она все-таки клюшка безрукая! Как умудрилась и сумочку выронить!

- Вам помочь? - предложил Алексей, - давайте сумку донесем, куда вам?

Что-то с этой женщиной было сильно неправильно. Он и сам не мог понять, почему так думал. Какая-то мысль не давала покоя, было нечто несовместимое в ее облике. Алексей отогнал ненужные мысли и поднял не слишком тяжелую хозяйственную сумку. Сашка расшвыривал листья в поисках закатившихся орехов. Ему тоже эта бабушка показалась странной, вроде бы он ее где-то видел, а вроде бы и нет. И чувство такое было, что он вообще ее хорошо знает! Вот поклясться может, что она любит пить кофе из маленькой чашки в голубой цветочек и что любит рисовать и что дом у нее большой и пахнет там корицей. Сашка подумал, он заразился фантазиями от Катьки - одноклассницы, она вечно какие-то сказки рассказывала, а все над ней смеялись. Получается, это заразно. Сашка внезапно рассердился на свои выдумки, ему захотелось домой, в привычный и уютный мир, где все ясно и понятно и где мама уже приготовила обед и, возможно, даже испекла яблочный пирог. Он дернул отца за руку, но тот сказал ему подождать, слушая неинтересные объяснения незнакомой бабушки. Она говорила, что и сумочка и монетка - подарки ее покойного мужа, очень дороги для нее и потеряй она их, ее жизнь немедленно и смысл потеряла бы, потому что через эти предметы она ощущает связь с покойным. Она вообще начала рассказывать о своей жизни так длинно и подробно, словно они сидели в удобных креслах дома, а не стояли на тротуаре, где их обходили прохожие, ругались, толкали и спрашивали, почему бы им не переместить этот клуб по интересам на газон или же советовали такие направления, от названия которых у Сашки покраснели уши и щеки.

- Ох, действительно! - спохватилась странная бабушка, - мы здесь мешаем. Алексей, голубчик, проводите меня до дома, здесь недалеко.

Алексей взял странную бабушку под руку, сказал Сашке не отставать и они не торопясь пошли по улице. С некоторым ужасом, Сашка вдруг понял, он очень хорошо знает, где живет эта странная особа.
Продолжение следует


Рецензии