Первый пациент

Сахарова привезли на каталке и осторожно переложили на койку. Наташа укрыла его простыней, но он время от времени сбрасывал ее руками, находясь в забытьи после наркоза и доброй порции обезболивающих.

Несмотря на жару, стоящую в палате, его лицо было бледным с испариной холодного липкого пота. Временами он медленно поднимал веки и тут же их опускал, бессмысленно поводив глазами.

- Я за ним посмотрю, если нужно будет, позову вас, - полушепотом сказала Наташа подошедшей дежурной медсестре. - Посижу пока он не придет в себя.

Сахаров тихо стонал. Стонал тяжело, отчего сердце Наташи сжималось ответной болью и состраданием. Стон сменялся шопотом, бормотанием. Как ни прислушивалась Наташа, но слов разобрать не могла. Временами Сахаров вздрагивал всем телом, как ребенок во время засыпания, за чем следовал громкий, протяжный стон. Несколько раз на его лице появлялась милая улыбка, вдруг сменяющаяся выражением страха.

По его лицу, по произносимым звукам Наташа знала, когда ему больно, когда особенно больно, а когда боль ослабевала. Наблюдая за ним вот уже несколько часов, Наташа незаметно задремала, сидя на стуле, подперев голову руками. Зов. Ее разбудил зов.

- Пить... - пересохшим ртом тихо попросил Сахаров и Наташа тут же вскочила на ноги, вначале не понимая, где она и почему она здесь. Но это были секунды. Она тут же поднесла к его губам носик поильника.
- Теплая, - Сахаров с отвращением повернул голову в сторону и маленькая струйка полилась на грудь. От нее ли или пришло тому время, но Сахаров заметно оживился. Приподняв голову, осмотрел внимательно все вокруг.
- Лежите. Лежите. Вам нельзя подниматься, - шопотом, стараясь не разбудить спящих, сказала Наташа, опуская руками его голову на подушку.
- Почему я здесь? - почувствовав боль Сахаров скривился.
- Все будет хорошо. Все будет хорошо, - быстро зашептала Наташа. Она сознавала, что как-то не так, по-другому, "как бывало мама”, нужно успокоить больного. Она пыталась скрыть волнение, но ей это не удавалось. И не удивительно. Ведь это была по-настоящему первая встреча с «её», целиком и полностью её больным.

До него ей приходилось сталкиваться с многими больными, но её помощь им была косвенной. А этот был её, с самого начала. Ею овладело прежде незнакомое чувство. Оно легонько, нежно лоскотало под ложечкой. Наташа силилась разобраться в нем: или это чувство присуще врачу, или это чувство, самой природой заложенное, чувство материнства, или... это то долгожданное чувство... Последнее её смутило и она почувствовала прилив тепла к лицу. Выругав себя мысленно за чувственные вольности, Наташа на цыпочках вышла из палаты.

- Как я сюда попал? - слабым, сонным голосом спросил Сахаров соседа по койке, молодого парня, располневшего не по годам.
- Как все. На каталке привезли. В эту палату своим ходом не попадают.
- Почему я здесь? - пытаясь найти объяснение своему пребыванию в столь необычной обстановке, спросил Сахаров.
- Наверное хватанул лишнего, - сочувствующе произнес сосед.

...Близился конец работы. Немного поламывало в пояснице от длительного сидения, устали руки и ноги от частых остановок, переключений рычагов. Все было обычно, как всегда. Последний круг самый трудный. Запомнилась парочка, опаздывавшая на автобус - притормозил. Немного покоробило - мог бы не ждать, а они даже головой не кивнули, мол спасибо. Но это быстро прошло - их понимать надо - любовь, а тут еще возмущения пассажиров. Сильный стук, идущий от заднего моста, начал раздражать и меня - с карданным валом было что-то не в порядке. Но не будешь же останавливаться на маршруте, пассажир пошел сейчас спешащий, нервный, да и вряд ли без слесаря что сделаешь. Решил на автостанции осмотреть - может что и сам подтяну, а главное никто над душой стоять не будет. Приехал, высадил. А вот что было дальше, не помню.

Сахаров до боли в висках напрягал память, но тщетно. И вдруг сердце его забилось, хотел вскочить, но от резкой боли в ноге тут же опустился.
- Сестра! - что есть силы крикнул Сахаров.
- Че орешь, малохольный? - возмутился сосед. - Привыкай терпеть боль.
Вбежала испуганная сестра.
- Скажите, со мной пассажиры не поступили? - с тревогой быстро спросил Сахаров, оперевшись локтями о койку.
- Какие еще пассажиры? - с негодованием ответила она. - Не нарушайте порядок, Сахаров. В палате тяжелый больной, а вы ведете себя как мальчик.
Стало легче, большой, ужасно тяжелый груз свалился с плеч. "Пассажиры не пострадали" - пронеслось в голове. Он расслабился на койке, подложив руки под голову. "Что-то непонятное". Он повернул голову к соседу.
- А ты, когда сюда попал?
- Седьмой месяц как место забронировал. Персональное. - образовавшись случаю поговорить, с оттенком печали произнес сосед.

Сахаров откровенно не поверил. "Хохмачи везде есть, даже здесь". Но услышанное дальше, заставило изменить его мнение.
- Перелом грудных позвонков, ниже их нечего не работает. Ног не чувствую, хожу под себя.
- Как же это ты так? - пораженный услышанным, спросил Сахаров и тут же проверил свои ноги - действовали, но от левой ноги молнией прошла боль. Попробовал еще раз - то же. Боль и радость. Радость и сострадание к еще не полностью осознанному горю соседа, которого он наспех принял за шутника.
- Да так... по пьянке с моста свалился,.. - чувствовалось, что ему надоело рассказывать о себе. - Мне-то? Двадцать семь... А как же? Есть. И дети есть - двое... - Приподнявшись на локтях, с искоркой в глазах добавил. - Ну и бабу ты оторвал, доложу тебе. Давно женат?
Сахаров удивленно посмотрел на соседа:
- Ты что? Какую бабу?
- А тут всю ночь сидела возле тебя. Наташа. Студентка, на практике в нашей больнице... Да, не знали здесь не которые олухи, что она замужем. Бились как рыба об лед, а она ни гу-гу... Ух и баба!.. Завидую тебе.

Ничего не понимая в услышанном, не зная, что же в конце-концов произошло, Сахаров в тревоге подумал: "Не чудится ли мне все это. И причем баба? Не припомню такую... Голова болит, возможно от этого".

- Тебя как зовут? - сосед прервал размышления Сахарова
- Захар.
- Меня Венер.
- Интересное имя, впервые слышу. Наверное успех у женщин имел... С таким именем можно подкатиться к любой - сразу очаруешь. Закурить у тебя не найдется?
- Бросил. Беречь здоровье решил. А курил много. Теперь баста.

В дверях появилась нянечка с двумя большими букетами цветов и свертком под мышкой.

- Ну, начинается, - недовольно заметил сосед, - цветы, передачи, сердобольные посетители - видеть все это не могу. Я уже всю эту механику изучил, все порядки-распорядки больничные.
- Вам, Сахаров, - нянечка поставила цветы и незлобно ворча, устало направилась из палаты, - знай посуду разыскивай. Зимой вон что, принесут букетик - в стакан и никаких хлопот.

"В честь чего это?” - смутился Сахаров, в душе признавшись: "Не люблю я эти нежности: цветы, подарочки - коробит как-то”. Но тут же, уже другая нянечка, внесла громадный букет и подала записку. Дрожащими руками Сахаров развернул ее и спешно прочитал, надеясь в ней найти ясность в таинственном появлении его в больнице.

"Держись Захар!
Гордимся тобой, все шлют привет и желают скорейшего выздоровления. После двух навестим. Все будет хорошо.
Виктор Кузьмич."

”Все будет хорошо”, ”все будет хорошо" - где-то далеко, словно в тумане он уже слышал эти слова. Вспомнилась тяжело прошедшая ночь.

- Слушай, Венер! Ты не знаешь, что со мной случилось? - Сахаров начал нервничать.
- Да ногу ты сломал... У тебя начинается точно так, как у меня, - спокойно, но внушительно сказал сосед.
Последняя фраза, произнесенная тихо, для Сахарова совершенно далекого от медицины, прозвучала как гром... "...начинается точно так, как у меня" - словно заигранная пластинка неслось у него в голове. Он побледнел. «Значит и я буду прикован к постели». Одна другой страшнее рисовались картины будущего. Он хотел крикнуть соседу: «Замолчи!», но совершенно обессиленный и подавленный, не смог. А сосед продолжал:
- Цветы, передачки-подарочки, представители администрации и месткома, жена, дети - башка разламывалась от них. Молил покоя... Потом только жена, а потом и жена все реже и реже... А сейчас нянечка, сестра и врач. Ух, как я ненавижу цветы! - злобно, скорее прорычал, чем сказал сосед и вдруг надолго замолчал.
- Идут. Приготовься.
- А что мне готовить, - недовольно, угрюмо ответил Сахаров. - Все готово.

Заведующий отделением с экскортом подчиненных молча вошел в палату, остановившись у соседа. Палат наполнилась запахами знакомых духов. Сахаров злобно смотрел на женщин, находясь под впечатлением только что узнанной судьбы соседа.
- Как дела? - зав задал вопрос соседу и остановил взгляд на его лице.
Сахаров отметил, про себя, что взгляд у зава мучительно-неопределенный. Он еще не знал, а, возможно, и не узнает, что это начиналась дуэль, дуэль взглядов. Дуэль между обреченным и призванным оказать помощь, но бессильным оказать ее. Он не знал, а, возможно, и не узнает душевного состояния зава, когда...

... когда все, и предстоящие операции, и возможные осложнения, и когда готов молиться самому господу богу лишь бы не потерять больного, казалось простым, не сложным по сравнению с этим изучающе-пытливым взглядом больного, ждущего сейчас от тебя слово хоть малейшей надежды. Он ждет и надеется, а ты в напряжении сочиняешь одну, другую фразу, вселяющую бодрость и надежду. Беспомощность рождает злость и на себя, и на него, и на маститые ученые звания за то,что ты стоишь как мальчишка, сознавая бесполезность своего существования для него. О-о! Чего стоят эти минуты! Сказать правду и не теребить душу? Но он же ждет, он надеется. Смотри как застыл его взгляд на тебе. Он ждет. Вчера ты нашел слова, найди и сегодня...

У соседа заблестели глаза, стали влажныии.
- Первым на перевязку! - зав тут же отводит взгляд и направляется к Сахарову.
- Как герой себя чувствует? - другой тон, другое настроение, другое лицо.
Осмотрел внимательно ногу, долго обсуждал с лечащим врачом рентгеновские снимки и ободряюще сказал:
- Нога будет лучше прежней.
Сосед осторожно толкнул Сахарова рукой, перевел взгляд на стоявшую сзади всех Наташу и прошептал:
- Она.
Наташа это заметила и смутившись опустила голову, чувствуя, как лицо наливается кровью, и сознавая нелепость, неопределенность своего положения. Шел обход, обсуждались больные, обсуждали и Сахарова, а она, возомнившая себя бог знает кем, стоит в стороне и никому нет дела до нее. Эти мысли гасили ее юный врачебный порыв. Она успокаивала себя тем, что еще не врач, что никто не нуждается в ее мнении и постепенно успокаивалась, плавно спускалась с небес на землю. И, кажется, совсем успокоилась, но этот взгляд, взгляд не благодарности, а простого любопытства вывел ее окончательно из себя. В мучительных раздумьях решался вопрос: "Как вести себя дальше?”

Идя на обход, она страдала за него, его боль отзывалась в ее сердце во много раз сильнее. Она готова была к бессонным ночам, длительному и трудному выхаживанию своего первого пациента, и пусть лечит его не она, а врач, но она ревностно считала его своим, выстраданным. С него она уже начала счет своим больным. ”Как быть?” Продолжать сидеть у него, но он не настолько тяжелый, уйти домой - не могла, в ее правиле было доведение дела до конца. Да и так вот, сразу демобилизовать себя - было выше ее сил. Ее готовили, да и сама готовилась к другому, к постоянной мобилизации.

Рассердившись на себя за детски наигранную роль спасителя, Наташа незаметно покинула палату. "Все еще впереди. Нос нечего вешать, а для него сделала все, что могла. Вот только в газету о нем написать бы - заслуживает", - Наташа приободрилась и с видом человека, гордого за свой поступок, направилась в раздевалку. Сегодня начались каникулы. Впереди юг, море и бронзовый загар. Об этом вспомнила только сейчас, а вчера...

...Окидывая взглядом привокзальную площадь в ожидании автобуса, Наташа обратила внимание на стоящий под уклоном автобус. Под ним лежал на спине человек с усилием работая каким-то инструментом. Наташа отметила про себя, что ему нелегко в таком положении, так как он постоянно вытирал лицо рукавом. Посочувствовав, она стала прохаживаться, время от времени посматривая на часы - надо спешить, дома предстоят сборы в дорогу. Настроение хорошее, ощущение необыкновенной легкости, присущее человеку, завершившему все дела. И вдруг крик, даже не крик, а глухой стон вернул ее к автобусу. Он медленно катился под уклон, постепенно набирая скорость. Лежавший человек, но уже позади автобуса вскочил и ужасающе страшно побежал за автобусом.

Сильно припадая на странную левую ногу со свободно болтающимся ботинком, который мешал бегу, оставляя темный след, он бежал в каком-то бешенном порыве. Автобус выкатывался на заполненную мчавшимися машинами магистраль. После минутного оцепенения, Наташа поняла случившееся.

Наташа бросилась вслед. Нет, она не думала, что она делает. Ноги сами понесли ее. Она видела только эту странно бегущую фигуру. Шесть, пять, четыре метра остается до выезда на магистраль. "Хотя бы успел” - сердце Наташи готово вот-вот выскочить из груди.

Ее поразила легкость, с какой человек на ходу открыл дверцу, и как-то неестественно впрыгнул в кабину. Автобус тут же изменив направление, вкатился в общий поток машин и, потеряв скорость, остановился. Не помня себя, Наташа бежала к нему. Вокруг пищали тормоза и неслась ругань водителей. Как вкопанная остановилась перед открытой кабиной.

Голова и грудь безжизненно лежали на рулевом колесе, руки свисали как плети, а на полу быстро росла лужица алой крови. Наташа с силой потянула его на себя, пытаясь вытащить из кабины. Но обмякшее, безжизненное тело не поддавалось. Ещё, ещё рывок и тело повалилось на нее. Наташа не смогла удержать такой вес и он падал, ударился головой об асфальт. Наташа стояла в растерянности, по щекам текли слезы отчаяния и досады. "Не спасла, а добила” - пронеслась жуткая мысль. Но вытекающая алая струйка вернула ей прежнюю решительность и присутствие духа.

Оторвав лоскут от комбинации, Наташа свернула его трясущимися от волнения и напряжения руками и стала перетягивать бедро. Тонкий шелковый жгут врезался в пальцы. Струйка пошла медленней и вскоре совсем прекратилась. Начав завязывать узел она увидела, что струйка вновь появилась. Не слышала Наташа гомона собравшейся толпы и лишь почувствовав, что силы окончательно покинули ее, оглянулась.
- Помогите же, - с укором произнесла Наташа, удивившисть большому числу собравшихся.
И славно освободившись от принятого "не мешать врачу", энтузиасты бросились на помощь.

"Скорая" увозила двоих.


Москва.
1970-1974