Мешок сухарей и термос гречневой каши

- Дронова к комбату!
- Дронова к комбату! - неслось по ходу сообщения от бойца к бойцу. Окопная связь донесла вызов к нему в то время, когда в письме жене он написал последнее слово "Георгий". Письмо было короткое, с десяток строчек, но писал его около часа: в мыслях представил дом, семью, уют и милое лицо жены, а дочь так и не смог представить, какая она — родилась, когда он, Георгий, был уже на фронте и успел побывать в госпитале для легко раненых. Вспоминать прошлое он не любил - оно расслабляло и еще больше подчеркивало тяготы и лишения фронтовой жизни. Но как ни избегал Дронов их, они невольно наплывали, когда писал письма. Писал их регулярно, не дожидаясь ответа - ибо несказанно радовался каждой весточке из дому и знал, что тоже происходит с ней, только в большей степени - что ни говори, а он ходит рядом со смертью. "Дронов к комбату!" тут же, в доли секунды, вернуло его к действительности. "С чего бы это?" - тревожно подумал Дронов и, поразмыслив, найдя себя ни в чем не грешным, быстрым шагом, пригнувшись, направился по ходу сообщения. На ходу, не замедляя шаг, сложил письмо в треугольник, положил в карман гимнастерки и для надежности прихлопнул ладонью шинель над карманом.

По мере приближения к штабному блиндажу росло чувство тревоги. Еще и еще раз Дронов пытался предугадать причину вызова, но ни на чем не мог остановиться. Не часто рядовых вызывают к "бате", поэтому и неслось с разных сторон:
- Не иначе, как орден получишь.
- А выволочки с отволочкой не хотел?
- Что вы, братцы, ерунду мелете, комбату нужно посоветоваться с народной мудростью как лучше бой организовать, а он (вслед удаляющемуся Дронову) мудрый, вон башка-то, словно у генерала.
Как ни шутили бойцы, но в их провожающих взглядах можно было прочесть настороженность и тревогу за товарища - мало ли что могло случиться. Шутки тут же гасли, как только Дронов скрывался за изгибом траншеи.

Прежде чем постучать в дверь, сработанную наскоро из сосновых горбылей, Дронов остановился, провел загрубевшими пальцами под теснённым ремнем, расправляя складки, поправил ушанку и прислушался - за дверью шел спокойный разговор.

- Товарищ подполковник, рядовой Дронов по Вашему приказанию прибыл, - одним выдохом выпалил Дронов, поднеся ладонь к виску, устремив взгляд на сидящего за столом, с накинутым на плечи полушубком, комбата. Тот внимательно, оценивающе осмотрел Дронова с головы до ног, оставшись довольным предложенной кандидатурой, командиром второй стрелковой роты. Перед ним стоял выше среднего роста плечистый мужчина с броским, цепким и волевым взглядом из-под прямых густых бровей.
- Проходите, садитесь, - комбат положил перед ним пачку «Беломорканала» - курите.
В три затяжки Дронов довел огонь до мундштука и с сожалением посмотрел на дымящуюся бумагу.
- Что? Слаба?
- Слаба, после махорки …
- Вы училисъ в консерватории?
- Так точно, два года в Киевской.
- Ну и что же? Духу не хватило?
- Одной музыкой сыт не будешь, товарищ подполковник. Кишки марш играли лучше, чем я на фортепьяно.
- М-м-да... понимаю, понимаю, - комбат наклонился, положив грудь на стол и с минуту помолчав, - так вот, дорогой. На том берегу Донца наш взвод "работает", удерживает плацдарм, сам знаешь, что значит удерживать плацдарм под носом у немцев. Я здесь сижу и слышу, как их кишки марш играют, как ты сказал. Вот тебе я и поручаю прекратить эту музыку. Возьми одного хлопца по своему усмотрению и с темнотой на этот берег. Этой ночью пробовали, ничего не получилось.
- Слушаюсь товарищ подполковник! - Дронов стремительно поднялся.
- Сиди, сиди. Давай обмозгуем, кого тебе лучше взять в напарники.
- Яшку Оберемченко, - тут же выпалил Дронов.
- А почему Яшку? - комбат заулыбался и потому, что Яшка Оберемченко, а не рядовой Оберемченко, да и хотелось просто, по-мужски, поговорить, чтобы снять с него, готового тут же броситься выполнять приказ, напряжение. Комбату хотелось сказать теплые слова этому труженику войны, который (это уже решено) вечером отправится в путь, поливаемый градом пуль, но навстречу чему? Гибели своей или в таком кошмаре дарованному счастью. Двое уже достигли первого.
- С ним с начала войны везде вместе. С одного котелка едим, а это, сами знаете, он все равно, что я. Полагаешься как на себя. Дронов не сказал комбату о ихнем поверье - погибнет один, значит не миновать того и другому. Поэтому и берегли друг друга и старались украдкой подсунуть друг другу кусочек пожирней.
- Ну добро. Иди, бери своего Яшку и в мой блиндаж - подсушитесь, выспитесь и в путь, у вас там от баек не уснете.

Легко тряся плечо Дронова комбат пытался его разбудить. Но старания были напрасны - Дронов потягивался, стонал, чмокал губами, с силой отбрасывал в сторону назойливо тормошащую руку и снова глубоко засыпал с милой улыбкой. Стоявший у входа старшина, пришедший за Дроновым и Яшкой лукаво заметил:
- Нет, товарищ подполковник, так их не разбудить. Вон трели какие выводит, - кивнув головой в сторону свернувшегося в комок Яшки. - Сейчас они дома, в мягкой постели, может быть и с женами.
- Ну что ж, раз Вам известно, где они и с кем, Вам и карты в руки, - комбат отошел от нар на два шага.
- Подье-ем! - словно залп зенитного орудия раздался в блиндаже. Спящие тут же вскочили, в недоумении заморгав - да и произнеси её старшина шопотом, была бы та же реакция, бывалый солдат не реагировал на мирные нежности,
- О-о-о-у-у! - громогласно потянулся стоящий перед комбатом и старшиной Яшка, вытягивая руки вверх, покачиваясь на носках и закончил "соловьиную трель" резким, отрываемым - Ах! - и помотал бодряще головой.
- Отставить! - придя в себя после растерянности, скомандовал старшина, вопросительно посмотрев на улыбающегося комбата.
- Звыняюсь, - тихо произнес Яшка, поправляя низ гимнастерки, в смущении опустив голову.
- Виданное ли дело - стоять перед командованием и во всю глотку зевать... Да еще и потягиваться, - не унимался старшина из продовольственно-фуражной службы.

Где-то, от кого-то слышавший, что во второй стрелковой служит некий Яшка - балагур, мобилизованный под Старобельском, комбат взял его на прицел. Не раз незаметно подсаживался на привале к Яшкиному взводу и хохотал до слез, забыв, что он командир и определенная сдержанность должна быть присуща ему. Он ценил его за природный юмор, доставлявший столько приятных минут подчиненным и посоветовал ротному поменьше отрывать его от солдат в наряды и прочие фронтовые "командировки". Вот и сейчас, глядя на "звыняющегося" крепыша, он пожалел, что дал согласие Дронову взять Яшку с собой. Пожалел и его молодые годы.

Принесли в котелках ужин. За долгие месяцы Дронов и Яшка ели сидя за столом. Привыкшие есть на корточках, лежа, полулежа, они чувствовали за столом неловкость. Но это не мешало Яшке время от времени бросить косой взгляд в котелок Дронова и один раз в комбатовский - тот ужинал вместе с ними.

Работая в колхозной кузнице, Яшка привык к обильной и калорийной еде. Перейдя на солдатский паек он постоянно испытывал чувство недоедания, о чем регулярно ставил в известность полкового врача, на что тот отвечал "ничего, перестроится организм и будешь наедаться". Правда, уже не было того волчьего взгляда по чужим котелкам, но избавиться от косого взгляда никак не мог, при случае, как он выражался, "пидсобляв зйисты".

Комбат заметил Яшкины "косяки":
- Может быть ДП?
- Хиба ж я китаець, товарищ подполковник? ДП цэ сила, - серьезно добавил Яшка, постучав легонько ложкой об котелок, подчеркнув тем самым его пустоту.
- А при чем тут китайцы? - удивился комбат.
- Та воны ж кажуть, що вечерю трэба виддаты ворогови... А ще кажуть, що воны умни лады, - откровенно вздохнул Яшка.
- А Ваше мнение?
- А у мэнэ така философия: якщо ты при здоровьи, то сниданок зйиш сам, обид забери у ворога, а на вечерю попросы добавки, - и улыбнувшись добавил, - щоб спалось гарно.
- Хитрая твоя философия.
- Та можэ и так, - согласился Яшка, принимаясь за ДП.

Блиндаж покинули в темноте. Дронов съежился от быстро пробравшейся под шинель морозной весенней сырости. Они молча шли за выводившим на исходный рубеж офицером, стараясь не отстать в темноте. За ними тяжело поспешали солдаты, несущие, судя по шагам, нелегкую ношу. Через полчаса добрались до переднего края, откуда и начинался их поход ”на животе". Остановились. Офицер еще раз проинструктировал:
- Старайтесь быть подальше друг от друга. Не спешите. В вашем распоряжении двенадцать часов темного времени. Расстояние шестьсот метров, по реке сто пятьдесят. Подойдете ко льду - одеть маскхалаты. Ну а дальше знаете и сами.
Дронов крякнув закинул термос за спину, отказавшись от помощи:
- Надо здесь потренироваться.
Яшка же не упустил случая:
- А ну-ка, хлопци, пидтянить пидпругы, бо можэ скакаты придется, та кричаты и-го-го.
Офицер пожал им руки и похлопав по плечу, желая удачи, помог каждому подняться на бруствер. Тут же их поглотила темнота.

Примостившись поудобнее, офицер вслушивался в темноту. Все труднее и труднее становилось отыскать на местности движущиеся знакомые очертания во время вспышки ракет, периодически выпускаемых с противоположного берега. С каждой вспышкой очертания были меньше и меньше, словно кто-то их обрубал. Вот и совсем исчезли. Офицер присел в траншее на корточках и закурил. Теперь ждать, самое тяжелое впереди - река. После каждого выстрела с той стороны он напрягался, прислушивался - стрельба была бесцельная, так, "для дела". Подошел комбат в сопровождении комиссара батареи.
- Ну, что, Сахаров? Пока молчат?
- Молчат, товарищ подполковник. Комбат присел рядом, доставая папиросы, но тут же вскочил - противник внезапно открыл бешенный огонь. По следу трассирующих пуль было видно, что огонь сосредоточен почти по середине реки.
- Подключи-ка своих, - комбат обратился к командиру батареи. Тот подозвал связного. Минуты через две-три заговорила батарея семидесятишести миллиметровых орудий.

Дронова и Яшку немцы засекли на середине реки. Ракет не жалели - было видно как днем. Дронов втиснулся в неглубокий след, оставленный гусеницей танка в начавшем таять льду. Скопившаяся вода освежила распаренное тело, стало легче дышать, исчезли желто-синие круги перед глазами. Насладившись прохладой, передохнув, медленно, почти незаметно, приподнял голову и поискал Яшку. Тот лежал как и он, в гусеничном следу, не подавая признаков жизни, метрах в семи сзади.
- Яшка! Жив? - стараясь перекричать навалившийся грохот разрывов снарядов и пулеметно-автоматную стрекотню.
- Щэ жывый.
- Не двигаться, пока фрицы не успокоиться! - приказал Дронов.

Замолчала наша батарея. Постепенно, как бы нехотя, сбавили огонь и немцы, но освещали с прежним усердием. Приятная вначале, сейчас прохлада сковывала лежащее в ледяной воде тело. Пальцы рук не сгибались, зубы стучали как пулеметная очередь. Дронов прикинул, сколько метров до противоположного берега - получалось не больше шестидесяти. "С крутого берега мы как на ладони». О незаметном движении не может быть и речи - добрый десяток не сводит с нас глаз. Только бросок. Успокоим их и бросок" - рассуждал Дронов.
- Яшка!
- Чого?
- Дальше перебежками. От меня не отставай. А где мешок? - тревожно спросил Дронов, увидев, что на его спине нет выступающего под маскхалатом бугристого возвышения.
- На мэни.
Дронов еще несколько раз пристально всматривался в Яшку, но мешка не обнаружил. Неужели бросил? Тогда зачем он идет в это пекло.

Противнику вернулось прежнее спокойствие. То тут, то там озаряли реку ракеты. Дронов вскочил и, как бывало на футбольном поле, выжимая из себя все возможное, бросился вперед, все время наблюдая за берегом. Показались очертания кустов. "Еще пару секунд и все". Он бежал, слыша как Яшка то и дело шлепался на льду - оглядываться было не время.

И тут он заметил поднимающейся кверху красную стрелу, готовую вот-вот в долю секунды озарить все вокруг. Он упал не выбирая места и сразу же оглянулся назад. Яшка бежал неумело, разбрасывая в стороны руки, пытаясь балансировать. Падал и вновь бежал, а под зад ему в такт шагов било какое-то отвислое тело. "Ранен" - пронеслось у Дронова.
- Ложись - что есть силы крикнул он Яшке, еще продолжавшему бежать в уже вспыхнувшем свете. Тот бревном упал рядом с Дроновым не в силах управиться с частым дыханием.

И тут же все началось. "Пронеси господи" - взмолился про себя Дронов, прижимаясь ко льду, словно сростаясь каждой своей частичкой с ним. Они находились будто в снежном водовороте - сотни пуль поднимали в воздух облако оснолков льда. "Тю-ить,тю-ить,тю-ить..." слышалось со всех сторон. Пока им везло. Дронов и Яшка не дышали, ожидая ту, единственную, которая решит все. Дронов ощутил три толчка в спину - пули попали в термос. "Вот мое спасение" - решил Дронов и подтянул за лямки термос почти на голову. Бешенная пляска пуль продолжалась. Теплая, приятная и тревожная струйка потекла Дронову за шиворот. "Попала все же", - он потянулся рукой к шее, ладонь ощутила теплую, липкую жидкость. Машинально поднес к глазам и сам себе не поверил - она была светлая. Поднес к носу - "да это же из термоса", и для верности лизнул языком - "0на! Жив!". Его охватило несказанное чувство радости. "Жив! Жив!"

- Вперед! - "осатанело" закричал Дронов. Пригнувшись как только было возможно, он бросился вперед в каком-то страшном порыве, широко, резко размахивая руками, не слыша ни свиста пуль, ни боли в левом плече, ни теплоту наполняющей сапог крови.
- Вперед - словно подбадривая себя, кричал Дронов, зовя, взмахивая руками, за собой Яшку, дававшего о себе знать тяжелым, сбивающимся дыханием.

Он уже не видел, не замечал, что правый и левый берег ведут огонь всеми средствами, словно именно здесь в этой перестрелке решается исход войны. Дронов уже видел очертания своих окопавшихся на вражеском берегу. Бег довершил взорвавшийся неподалеку снаряд - взрывная волна перебросила их на добрых пять метров и припечатала в берег, устланный обгорелым прошлогодним камышом.

Яшка первый пришел в сознание. Стояла гробовая тишина. Приподняв голову, он увидел в двух шагах катки и борт танка, с которым накануне взвод выскочил на вражеский берег. Оглянувшись, увидел бледное, землистое лицо Дронова. Яшка быстро подтянул его к себе.
- Жора! Жора! - вглядываясь в его глаза закричал Яшка. Дронов застонал и изгибаясь дугой повернулся на правый бок. - Жора, куда тебя?
- Нога сильно болит, - пересохшими губами произнес Дронов. Яшка снял сапог, вылил на землю красную жидкость, снял портянку и чуть выше пятки обнаружил маленькую дырочку, откуда фонтанчиком била алая кровь. Дронов постепенно совсем пришел в себя.
- Оставь, Яша. Не надо, - видя как возится Яшка, пытаясь одеть сапог на его перебинтованную ногу.
- Прыйдэться разризаты, халяву, - Яшка поднял раскрасневшееся лицо.
- Замотай портянкой и достаточно. Кровь остановится - тогда и оденем.

- Ребята, как Вы? Живы? - донесся голос из-за танка.
Яшка тут же выглянул из-за танка. С десяток пуль со свистом вонзившихся в мерзлую землю, в мгновение вернули его на прежнее место.
- Не подставляй, болван, башку! Забыл, где находишься? - строго сказал Дронов. - Лезь под танк. Яшка пополз, направляясь к корме танка. Подлез по пояс, а дальше не смог. Расквасившиеся сухари, которые во время бега, плотной массой подталкивали его под зад, замерзли и заклинили его между землей и днищем танка.
- Сними мешок.
- Та вин так гарно грие - виновато-молящим тоном сказал Яшка.
- Снимай тебе говорят!.. Грие...
Перебрался под танк и Дронов.
- Ну вот теперь пусть стреляют, броня крепкая.
- А якщо з гарматы пальнуть? - засомневался в надежности укрытия Яшка.
- Нe пальнуть ... Теперь можно переговорить и с нашими. Давай, наводи связь, довольным тоном приказал Дронов.
- Хлопци! Чуетэ нас?
- Слышим, слышим! - ответило несколько голосов.
- Йисты хочитэ чы ни? Столовка видкрыта. Приходьте.
И словно обозлившись на человеческую речь, сотни пуль забарабанили по броне, заставив Яшку съежиться.
- Ну и базарный же ты, Яшка.
- А що? Нэ тэ кажу?
- О деле надо. Нужно решить, как передать им. Получается, что так и будем сидеть под танком, зад твой сухарями греть.

Оба вздрогнули. У кормы плюхнулось тело и мышью вскочило на танк.
- Спасибо, братцы! Выручили. Давайте, что тут у Вас есть? - заросший солдат быстро осмотрел мешок и термос, - курить не передали?
- Передали, да все промокло. У тебя есть чего? - Дронов обратился к Яшке, зная его запасливость.
- Чотыры патроны.
- Давай.

Яшка достал из кармана гимнастерки четыре патрона с пулями, уложенными головками внутрь их.
- Одну нам, тры йим, - вытянув пулю, вытряхнул из гильзы махорку, половинку спички и маленький кусочек терки. - Бумагы тилькы немае.
- Найдем, - Дронов достал из нагрудного кармана треугольник, который забыл оставить в штабном блиндаже. - Сырая, - зато долго тянуться будет. - И оторвав клочек, подал Яшке. Тот взял его как какую-то драгоценность, внимательно осмотрел и прочитал:
- Дорогая Ксеня! - он решительно вернул его Дронову — Ни! Цэ палыты не слид. Покушай чистого напиру...
- Кури! Кури! Вернемся - еще сотню напишу, а не вернусь - все равно со мной останется
- Та воно то так, - согласился Яшка, скручивая самокрутку посиневшими, негнущимися от холода пальцами.

Предстояло возвращение.


Москва
1970-1974