Гл. 27 Северный флот - не подведёт!

Повесть о счастливом поколении
 
             Попав на гауптвахту в Николаеве, Саша порадовался, что такая судьба миновала его в Североморске: тамошняя «губа» была известна своими ужасными условиями, а начальник гауптвахты, говорили, настоящий зверь (1). Условия содержания моряков в ней были хуже, чем в тюрьме, вот только не было беспредела уголовников. В столице Северного Флота бесплатной рабочей силы было предостаточно, поэтому если арестованных и водили на какие-нибудь работы, то тяжёлые и грязные, но обычно они маршировали, вколачивая подошвы своих грубых ботинок в асфальт плаца гауптвахты.

            Совсем другой дело в Николаеве. Моряков здесь было совсем немного, из них на гауптвахте одновременно находились всего 5-6 человек. В рабочие дни арестантов направляли на хозяйственную работу в какой-нибудь магазин, гостиницу или больницу. Почти везде коллектив в этих заведениях был женский, мамы и бабушки, детки которых тоже были на воинской службе, либо проходили её раньше, жалели матросиков, ну а молодые девчата были не прочь пококетничать.
            Это же были не преступники, хотя и приводили их на работу под конвоем, а просто нарушившие дисциплину. Иногда нарушение заключалось в том, что они покинули боевую часть, убежав на пару часов на свидание к николаевским дивчинам и это заметили командиры. Так что отношение к ним работников предприятий, где они работали, было довольно участливое: их кормили, покупали им сигареты, а в магазине девчонки могли и налить немножко.
             Из всего предыдущего повествования о Саше его друзьях, вряд ли можно было составить мнение о них, как о людях каких-то высоких принципов, этаких чистюлях. Конечно, некоторых заповедей они придерживались: не убий, не укради, не обмани ближнего. Словом, обычные ребята. Однако, не будучи человеком уж очень высоких моральных устоев, Саша никогда не мог даже подумать, что он будет попрошайничать! Причём не из-за голода, отчаянного положения (есть очень актуальная для любого человека пословица: «От сумы да тюрьмы не зарекайся»), а чтобы набрать с другими матросами на вино. Да ему такое и во сне не могло привидеться. Но ведь с кем поведёшься, от того и наберёшься.
              В один из дней он с двумя матросами работал в больнице на погрузочных работах. В обеденный перерыв, когда они собрались перекусить выданным им сухим пайком, один из них сказал:
- Эх, сейчас бы красненького винца!
             Другой предложил:
- Давайте на бутылочку наберём.
- Как наберём?
- А вот учитесь.
             Матрос отошёл подальше, и когда по тротуару мимо него проходила женщина, остановил её и что-то сказал. Через некоторое время он подошёл и показал 20 копеек.
- Сказал, что у меня денег нет на сигареты, вот она и выручила. Ещё рубль наберём и на красненькую хватит.
             Второй матрос оживился, а Саша в задумчивости почесал затылок. Такого делать ему не приходилось. Конечно, его товарищи по губе возможно уже занимались чем-то подобным в увольнении, матросам ведь выплачивали ежемесячно всего три рубля, однако Саша, старшина команды, получал 10 рублей, копеечка всегда водилась. Правда, на гауптвахту он, как и положено, прибыл без денег. Ребята в ожидании и с некоторым укором смотрели на него. И Саня махнул рукой.

             Но на практике попросить денег оказалось не так просто. Он долго не решался остановить кого-нибудь из идущих, мысленно находя каждый раз причину: этот куда-то торопится; у этого такой вид, что лучше не подходить, презрительно откажет; у бабули вообще стыдно просить, сама пенсию получает. Так он и стоял, пока его будущие собутыльники останавливали и получали монетки. Наконец один из них подошёл к нему и с упрёком сказал:
- Ну, ты чё? Давай, ещё десять копеек не хватает.
- Да всё как-то подходящих прохожих не было.
- А вон идёт женщина, чем не подходящая.
             Саня обречённо шагнул ей навстречу, вежливо остановил и запинаясь поведал, что курить ужасно хочется, а на сигареты не хватает 10 копеек. Получив монетку, передал её казначею, и они отправились в магазин. Дня через три, попав с этими же ребятами в одну команду, он уже более уверенно выпрашивал «на сигареты».

               Камеры на гауптвахте располагались в полуподвальных помещениях,  там было сыро, а ночью довольно холодно. В помещении ничего не было, кроме сваренных из железных уголков двух небольших конструкций типа разлапистой буквы «П», как маленькие футбольные ворота. На них, перед отбоем, арестованный укладывал так называемый «самолёт»: сколоченное из не строганных досок изделие, напоминающее квартирную дверь. Такое название дали наверное потому, что вечером эти двери «приземлялись» в камере на металлические уголки, а утром - «улетали», моряки уносили их в небольшое помещение, до следующего отбоя. Подушек, матрасов и всего прочего, что выдают даже зэкам в тюрьмах, морякам не полагалось, спали на этих голых не строганых досках.
               В рабочие дни, когда на губу возвращались к ужину, до отбоя оставалось часа четыре и прождать их было не так тяжело, но в субботу и воскресенье, когда выводили один раз на плац, да и то, чтобы промаршировать часок, ноги уставали безмерно: в камере даже присесть было не на что. Ну, разве что на металлический уголок, но он был совсем узенький и ужасно холодный, не больно-то усидишь. Саше было особенно муторно, он совершенно не переносил «ничего ни делание». В камере для рядового состава оба выходных дня то слышался смех от анекдотов, рассказов, то слышно было, что ребята режутся в карты, которые как-то сумели пронести, он же в старшинской камере находился один, было так тоскливо.

              По возвращении на корабль, «мамонты» собрались вместе и Саня рассказал друзьям, которые там ни разу не были, о гауптвахте. Особый интерес его рассказ представлял для Гены Сафонова, поскольку, пока Саша был на губе, его друг провинился, повздорив со старпомом.
              Теперь Гена ожидал, что вот со дня на день командир, по представлению старпома, отправит его на губу. Но то ли командир долго не давал добро, то ли старпом решил поизмываться над старшиной, только наказание в виде ареста на семь суток Гене объявили за день до истечения тридцатидневного срок давности.
             Саше командир объявил целых десять суток ареста - максимум на что имел право - конечно, в первую очередь за серьезность своего проступка: ещё никто не поднимался на корабль по трапу на четвереньках. Но, возможно, и из-за того, что проступок был повторный: первый раз Саню подвели курсанты военно-морского училища, предложившие встретить Новый год у него в канцелярии. В тот вечер, выпив, они громко спорили, орали, в результате шум услышал лейтенантик, только что прибывший на корабль с гражданки, и «настучал» замполиту.
              В Николаеве Саше неожиданно представилась возможность отплатить стукачу, и месть получилась сладостной для старшины.

              Лейтенанта призвали на флот на три года, после гражданского мединститута. Работа корабельного врача в море - в качку, шторм, вдали от медицинских учреждений - конечно, разительно отличается от работы врача на суше, пусть даже в удаленном от цивилизации уголке. Поэтому, пока корабль стоял на ремонте, лейтенанта отправили на месяц в военный госпиталь, на переподготовку.
 
               Однажды Сашу вызвал к себе старпом:
- Старшина, нужно съездить на квартиру лейтенанта Пермякова, помочь его жене собрать новый шкаф. Справитесь?
- Постараюсь. Когда нужно?
- А сейчас и отправляйтесь. Вот увольнительная до двадцати.
- Разрешите идти?
- Идите.

             Корабль должен был стоять на ремонте очень долго, и жёны некоторых офицеров приехали на это время жить в прекрасный южный город Николаев. Лейтенант тоже снял квартиру, которую видать и благоустраивала сейчас жена.

            Уложив в вещмешок робу - рабочую одежду моряка - Саша отправился по указанному старпомом адресу. Выбор на него пал вероятнее всего по двум причинам. Он был в настоящее время наименее занятым моряком на корабле. Даже СПСовец, иногда иронично обзываемый Специалистом По Сну, беззаботно проводящий время в своем секретном помещении, и тот два раза в день в установленное время выходил на связь. Кроме этого, возможно, старпом решил дать возможность немного расслабиться своему подчиненному, с которым у него сложились довольно хорошие отношения. Он знал о его конфликте с замполитом, наверное, подумал, что побыть один день вдали от комиссара старшине пошло бы на пользу.
            Дверь в квартиру открыла невысокая белокурая женщина. Саша поразился, насколько схожими оказались муж и жена. Лейтенант был «красивым мальчиком», если можно так выразиться: он был молод, и этакая немного девичья красота, вкупе с белой кожей лица, светлыми мягкими волосами, делали его ещё моложе, он выглядел таким красивым юношей. Его жена, невысокая, очаровательная женщина, с ещё более светлой кожей, казалась старшеклассницей.
            Саша представился, объяснил своё появление:
- Здравствуйте. Старшина Зиганшин. Направлен для оказания помощи.
            Она улыбнулась:
- Меня зовут Нелля. А как зовут старшину?
- Обычно Саша.
             Женщина рассмеялась:
- А необычное имя есть?
- Есть. Но вы его не выговорите: Шаукат.
- Ещё как выговорю, Шаукат. Я ведь татарка. Родилась и жила в Оренбурге, там много татар.
- Мне ли не знать, я сам из Оренбуржья, четыре с половиной года учился в Оренбурге.
- Земляк!
              Нелля протянула ему руку, и они долго, радостно, трясли друг другу руки. Когда женщина улыбалась, очаровательные ямочки на её щеках становились заметнее и Сашино сердце билось сильнее. Он обожал красивых женщин с такими ямочками. У его старшей сестры была подруга, Дилара, обладавшая прелестными ямочками, и она нравилась Саше. Когда он приехал со службы в отпуск, то удивился: младшая сестра Дилары превратилась в красивую девочку с такими же ямочками.

             Он разулся, спросил хозяйку, где можно переодеться в рабочую одежду и пройдя в большую ванную комнату сменил повседневку на робу. Увидев его в белоснежной парусине, Нелля всплеснула руками:
- Ой, наверное, лучше бы тебе работать в чём пришёл, запачкаешь такую белую одежду.
             Саша рассмеялся. Его стиранная-перестиранная роба стала намного тоньше, чем была когда то, ткань стала мягкой, почти белой, действительно выглядела красиво, как форма у медиков.
- Да в такой одежде у нас боцманята красят корабль, и машинисты работают у своих испачканных мазутом и маслом агрегатов. Роба потом почти полностью отстирывается, если её расстелить на палубе и как следует поползать по ней с щёткой.         
- Как-то никогда не задумывалась, как на кораблях стирают одежду. Ну, когда стоите у причала, то, наверное, возят в прачечную. А в море?
- В прачечную?! - воскликнул Саша, - Вся одежда моряка стирается на корабле путём расстилания на палубе. Даже его гордость - тельняшка.
- Намылить, потереть на палубе можно. Как прополоскать потом?
- Окатываем водой из ведра, обычно забортной.
- Ужас! А мы полощем, полощем бельё.
- Всё стерильно, потом и болеете.
- Что-то я тебя заболтала земляк, а ты, наверное, есть хочешь. Может покормить тебя, пока работать не начал?
- Спасибо Нелля, я всё-таки старослужащий, да и товарищи у меня баталеры продовольственные. Работаю мало, ем много. Пойдём, покажешь: что собирать, куда потом ставить.
- Я попросила грузчиков отнести всё в зал, там посвободнее, но может будешь собирать в спальне, чтобы сразу на месте.

              Они прошли в довольно просторную спальню, где стояли широкая кровать и тумба с телевизором. Над кроватью к стене был прикреплён транспарант из бумаги типа ватмана, на котором было крупно написано: «Северный флот - не подведёт!» (2).
              Саша не показал виду, что обратил внимание на надпись, и чуть отвернулся в сторону от женщины, чтобы она не заметила весёлой улыбки на его лице. Вспыхнувшее лицо Нелли показало, что она только сейчас вспомнила про этот транспарант, совершенно не предназначенный для чужих глаз. Возможно, муж так подготовился к её приезду, либо она его изготовила, и в шутку повесила. Они были молоды, веселы, жизнерадостны - чего же и не пошутить.   
               Шкаф был со множеством ящичков, дверок, полок, собирал его Саша довольно долго, и когда оставалось немного работы, выяснилось, что не хватает некоторого крепежа. Это было довольно распространенным явлением для поставляемой советской промышленностью мебели. В этот день собрать шкаф до конца не получалось, Саша решил завтра с утра отправиться поискать нужный крепёж в магазинах, и когда он сказал об этом Нелле, ему показалось, что это её немного даже обрадовало.
              Она пригласила его к столу, тихонько включила музыку и они долго-долго обедали, потому что не столько ели, сколько вспоминали Оренбург, рассказывали каждый о своей ещё очень короткой, но такой насыщенной событиями молодости, жизни.

              Смешанные браки тогда были редкостью. Татары иногда женились на русских девушках, но уж совсем редко родители татарской девушки выдавали её замуж за парня другой национальности: не только за христианина, но будь то даже казах или узбек. Поэтому Саша поинтересовался:
- Как это твои родители согласились выдать тебя не за татарина?
- Всё очень просто: отец у меня татарин, а мать - белоруска.
- Теперь мне понятно, откуда у тебя такие белокурые волосы и голубые глаза.
- А ты не нашёл себе здесь невесту? Я даже не думала раньше, что здесь столько прекрасных девчонок. Или тебя дома ждёт девушка?
               Саша не стал ей говорить, что на гражданке его никто не ждёт, не стал рассказывать о знакомстве здесь, на заводе, с прекрасной девушкой, с которой они, к сожалению, расстались, так как она уехала по окончании командировки в свой Серпухов.
              Он рассказал Нелле другую, немного забавную историю, что приключилась с ним в результате знакомства с местной дивчиной. Тем более, она как раз была в унисон с их беседой о браках людей различной национальности.
               История же случилась следующая.

              Как и некоторые другие моряки, Саша в результате частых встреч с шефами - работницами местной швейной фабрики - подружился с одной из них, девушкой чуть моложе его. После прогулок по городу, посещения театра или кино, Саша провожал Олю домой, где их встречала бабушка, такая приятная хохлушечка, всегда старавшаяся вкусно накормить этого худенького матросика. Однажды, угощая их чем-то, бабушка объявила, что вот сегодня большой христианский праздник. Саша сказал, что дома они этот праздник не отмечают, но вот у друзей он в эти дни бывал в гостях. Бабуля заинтересовалась:
- А почему у вас дома не отмечают?
               Саня, без каких-то задних мыслей, ответил:
- Я же мусульманин.
- Мусульманин?!
- Татарин по национальности, хотя и неверующий.
                Позже Саше вспомнилось, что женщина в тот момент как-то немного напряглась. Он не придал тогда этому значения, он даже не подумал, что мог чем-то напугать Олину бабушку. Разговор перешёл на другую тему. Придя на очередное свидание, Саша не дождался девушки и отправился к ней домой - может приболела. На звонок открыла бабушка и сказала, что Оля не может к нему выйти, и встречаться они больше не будут.
                Удивленный и немного опечаленный, так как Оля была красивая, весёлая и озорная девушка, с которой Саше было очень хорошо, он пришёл на корабль и впервые в жизни написал под настроение два стихотворения, одно из них так и начиналось: «Никогда я стихов не писал, …». Позже он удивлялся: два раза был серьёзно влюблён, было столько чувств, переживаний, но вот на стихи его как-то не подвигло, а тут просто увлечение, и - разродился стихами.
                Придя на фабрику по шефским делам, Саша поговорил с Олиной подругой.
- Галя, ты не в курсе, что там случилось? Почему Оля не хочет со мной встречаться?
- Наоборот, она очень хочет встречаться, а родные запретили. Оля плачет, уговаривает, а они: «Нет, и всё!».
- Почему?
- Вера у тебя другая.
- Вера?!
                Саша был просто поражён: воспитанный, как и большинство советской молодёжи атеистом, он даже не предполагал, что кого-то в стране сильно волнует вопрос веры, национальности. Дома у них, кроме совсем старенькой бабушки, никто не совершал «намаза», т.е. не молился.
- Да нет у меня никакой веры!
- Саша, насколько я поняла из рассказов Оли о том, что говорили ей родители и бабушка - можешь забыть о ней.
         
                Выслушав рассказ, Нелля спросила:
- А если бы ты серьёзно влюбился, то, что сделал бы в этой ситуации?
- Даже не представляю. Оборону девушек преодолевать умею, а как бороться с родственниками - не знаю. Наверное, выкрал бы.

                Время пролетело незаметно, пора было возвращаться на корабль. Переодевшись, он попросил разрешения оставить свою робу и протянул на прощание руку. Пожимая ему руку, Нелля смотрела на него своими весёлыми, смеющимися глаза, ямочки на щеках стали глубже, и Саня вновь почувствовал удары своего сердца.

              По возвращении он доложил старпому о необходимости завтра вновь идти в город и тут же получил увольнительную.

              На следующее утро, сразу после завтрака, Саша отправился покупать недостающий крепёж, прошёлся по целому ряду магазинов, пока не нашёл нужное. Так что пришёл он довольно поздно и когда увидел открывшую ему дверь женщину, по её лицу, глазам, даже фигуре, по всему - безошибочно понял - она ждала и волновалась, что его нет.
- Ты что так долго, я думала тебя не отпустили, - тихо проговорила она, и опустила взгляд, когда он посмотрел ей прямо в глаза.
               Не осознавая, правильно ли он поступает, Саша шагнул к Нелле и обнял девушку.

               На корабль он просто летел, и в переносном, и в прямом смысле, что в общем-то было необходимо, чтобы не опоздать ко времени, установленному увольнительной.
               Им удалось встретиться ещё два раза. Незадолго до расставания она сказала, немного грустно:
- Вот, ходили по одним улицам Оренбурга, а не встретились.
               Саша пошутил:
- Да когда я уезжал в Сибирь, ты же ещё училась в десятом, а я на девочек в школьных фартучках внимания не обращал.

              Не раз и не два у него было желание повидать девушку, но что же делать: у неё семья, своя жизнь. Увидеть её после возвращения лейтенанта с курсов ему удалось лишь раз, когда жены офицеров, девушки, с которыми познакомились моряки, пришли на причал проводить «Стройный», который уходил в Севастополь, а оттуда - на север.

            Я вспоминаю все сначала:
            Уже давно убрали трап.
            На самом краешке причала
            Стоишь ты, голову задрав. (3)
               
                Нелля вместе со всеми провожающими махала вслед удаляющемуся кораблю, и Саша подумал: «Может хоть один взмах и для меня?».

               После гауптвахты, Саше с Геной ожидать получения в оставшееся до дембеля время второго отпуска домой уже не приходилось.  Если корабль был бы на боевой службе, то с учётом их опыта, старания в службе, возможно и удалось бы заслужить поощрение, но судно стояло на ремонте. 
               А вот их товарищ, один из «мамонтов», старшина команды химиков Володя Вертковский, вскоре получил отпуск. Его родители жили в богатом северном шахтёрском городе Воркуте и Володя, кроме всяких вкусных деликатесов, привёз большое количество импортного коньяка. Он оставил бутылки у знакомого милиционера в городе, откуда четверо друзей и перенесли их на корабль.
               Вечером, далеко в глубине трюмов корабля, «мамонты» устроили пир. На столе были деликатесы, которые в гражданской жизни они почти не видели. Но в Воркуте их можно было «достать», и родители постарались, ради приехавшего на побывку сына. Коньяк ребята пили граненными стаканами, правда наливали только по половинке. Никогда ранее, да и позже, Саша не пил таким образом этот благородный напиток. Хотя закусь была классная, всё равно к полуночи ребята были «хорошенькие». Иначе они никогда не решились бы на поступок, за который их могли отправить в дисбат (4)
               
                Получилось так.
                Несколько дней за командира на корабле оставался замполит, решивший по такому случаю шикануть.
                На корабле были две каюты, по своему комфортности резко отличавшиеся от всех других офицерских. Одна была командирская, другая - адмиральская, предназначавшаяся для командира соединения или самого высокого адмирала, выходившего с кораблём в море. Если адмиралов было несколько, или корабль становился флагманским и на нём располагался штаб дивизии, то офицеров корабля «уплотняли», освобождая каюты для временно прибывших. Но какие бы большие адмиралы не выходили в море на корабле, каюты командира корабля и командира соединения (старшего адмирала) оставались только за ними.
                Старпом, обычно остающийся за командира, никогда не позволял себе «влезть» в адмиральскую каюту. Замполит же решил в отсутствие командира побарствовать, понежиться в каюте командира соединения: поспать на широкой мягкой кровати, «принять ванну, выпить чашечку кофе», как говорил герой фильма «Бриллиантовая рука».
                Чтобы насолить замполиту, позлить его, Саша с товарищами сделали вот что: на длинную прочную нитку навесили, на поводках из такой же нитки, крышки от выпитого коньяка. Получилось типа новогодней гирлянды, посередине гирлянды прикрепили бумажку, на которой написали: «Мы живы». Каюты командира корабля и командира соединения, где блаженствовал в эту ночь замполит, располагались напротив друг друга, и гирлянду растянули от ручки к ручке. Вышедший утром из каюты на подъём флага «е..о мать» (как звали замполита между собой моряки по его любимой, постоянно употребляемой прИсказке) чуть не упал в обморок от чьей-то наглой, не укладывающейся в голове выходки. Это был бунт на корабле!
 
               Такой поступок, несомненно, грозил дисбатом всем четверым, и уж точно зачинщику. Здесь ведь был не просто дисциплинарный проступок, а открытый, наглый вызов. Причём командир корабля и всё связанное с ним очень почитаются на судне, а здесь провокационную гирлянду привязали к ручке каюты командира. Правда, командира на корабле в это время не было, но всё же.
                Однако звезды расположились так, что проступок «мамонтов» сошёл им с рук. Все обстоятельства им благоприятствовали, и они отделались лёгким испугом.
                В случае огласки замполит пострадал бы первым: за воспитание, достойный облик моряков на корабле отвечал именно он. К тому же инцидент произошёл в те дни, когда он оставался за командира.
                Сам командир в это время готовился к поступлению в Академию, судебный процесс над его подчинёнными ставил крест на поступление туда в ближайшие два года, а значит и навсегда, поскольку его уже поджимал возраст. 
                И если бы замполит надумал дать ход делу, то в ближайшее время тоже мог не ждать повышения: пострадавший командир уж точно не дал бы ему рекомендацию на дальнейшее продвижение. Думается «е..о мать» после такого позора даже понизили бы в должности и убрали с корабля.

                Конечно, замполиту не стоило труда догадаться, кто мог сотворить такое, и проходя для подъема флага мимо старшины Зиганшина к своему месту во главе строя моряков, замполит остановился на мгновение, наклонился к нему и злобно прошипел: «Значит, МЫ ЖИВЫ?». Саша удивлённо спросил: «Вы о чём, товарищ капитан-лейтенант?». На этом всё закончилось, замполит не стал докладывать командиру о происшествии в его отсутствие.
                Но позже, ближе к концу службы, кара Сашу всё-таки настигла.

                Служить оставалось немного. В армии дневальные в казармах уже начали отсчёт дней до приказа: сто дней, девяносто девять дней, … (4). Мамонты решили после демобилизации отправиться вместе к одному из них в гости, и стали копить деньги. Все они занимали старшинские должности, от денежного довольствия кое-что оставалось. Деньги хранились у Саши в сейфе: сложились ребята месяц, другой … . В один из дней он открыл сейф и увидел, что денег там нет!
                В повести уже рассказывалось о воровстве на флоте, в основном - в учебке. Но и на корабле, где ребята не один год жили бок о бок, вместе переносили тяготы боевых дальних походов, жестоких штормов, случались случаи воровства. Нечасто, но бывало такое и на «Стройном». То деньги пропадут, то сувенир, изготовленный моряком к своей поездке в отпуск. Иногда воровали гражданскую одежду, которую старослужащий подготовил к своей демобилизации.
                Саша порадовался тому, что успел на присланные сестрами деньги заказать пошив гражданского костюма, а то пропали бы и они. Большинство моряков ехали домой в парадной форме, украшая её всячески, иногда настолько, что некоторых в дороге задерживали патрули. Саня, несмотря на то, что полюбил морскую службу, соответственно и форму, соскучился по гражданской одежде, но главное - собирался попробовать устроиться в Москве, а там - постоянно «отдавай честь» офицерам и опасайся патрулей. Решил ехать в гражданком.

                Костюм ему пошил костюмер местного театра, родственник Лены Беловой, девушки, с которой он дружил во время её командировки на корабль. Костюм получился классный, модный и Саша с благодарностью носил его на гражданке не один год. Обновку тоже мог украсть нераскрытый, непойманный вор, поэтому старшина СПС, с которым Саша очень сдружился, предложил хранить костюм в его каюте.
               Каюта самого секретного на корабле моряка действительно была надёжным местом. И не только для хранения костюма. Несколько раз старшина приглашал Саню в свою каюту-пост отметить какое-нибудь событие. Происходило это, когда командир сходил с корабля, а кроме него никто из экипажа не мог войти в этот пост. О прибытии же командира корабля, или командира соединения, который также имел право войти в пост СПС, экипаж узнавал своевременно, поскольку согласно Устава ВМФ игрался сигнал “Захождение”, так что с этой стороны опасаться было нечего. Однако СПСовец сильно рисковал: могли прибыть с неожиданной проверкой из Особого отдела, либо кто из моряков увидеть, как Саша выходит из поста, и настучать замполиту. У того стукачей был целый штат.

              Экипаж корабля и работники завода приступили к сложной и ответственной работе: ремонту подводной части судна. Предстояло докование судна – постановка его в док для проведения осмотра, покраски подводной части и выполнения ремонтно-профилактических работ.
              Это грандиозное и очень ответственное мероприятие: судно весом в тысячи и десятки тысяч тонн как-бы лежит в ладошке великана, который медленно, целые сутки поднимает его вверх, корабль величественно выходит из воды, и вот он уже весь на виду. Если на стоянке, на ходу, боевой корабль выглядит этаким ухоженным красавцем, то теперь взору открывается его исподнее, невидимая всем, неприглядная часть - та, что годами была под водой и обросла ракушками, зелёными водорослями.
              Основные работы по ремонту подводной части, это - ремонт и сборка винторулевого комплекса, выполняемая работниками завода, и очистка поверхности от обрастания, продуктов коррозии и отслоившейся старой краски, покраска несколькими слоями краски различного назначения. Эта работа выполняется работниками завода совместно с экипажем. Настоящий ад: бьют отбойники, визжат шлифмашины, висит мелкая и густая пыль, а затем - краска, краска, краска. Все краски очень стойкие и, наверное, оттого, такие вонючие.

                Счастливчику Саше, как всегда, и здесь повезло: его вместе с ещё одним старшиной и офицером командировали на Северный флот, в Североморск, за пополнением для корабля. Поездка намечалась классная: с посещением Киева, потом Ленинграда - городов, где ему не приходилось бывать.
                Он понял, что ещё не потерял доверие командира, поскольку поездка была не только интересная, но и ответственная.
               В связи с тем, что корабль стоял на ремонте, на него не поступило пополнение весной, а теперь ещё осенью с корабля должны сойти много моряков, так что им, командированным на север, втроём предстояло сопровождать целый вагон морячков. Причём там будут не только запуганные салаги, с которыми не так сложно управиться, а походившие по морям-океанам моряки. Для моряков, служивших на севере, при поездке на поезде через полстраны ведь сколько соблазнов.

                Перед самой поездкой офицер порадовал их: оказывается в Ленинграде у него жена, поэтому из Киева они полетят на самолёте, и за счёт экономии времени на дорогу пробудут в прекрасной северной столице целых три дня. Саша радовался безмерно: впереди знакомство с чудесной столицей Украины, а затем с ещё более прекрасным Ленинградом.
 
___________________________

(1)   Гауптвахта в России - это специальное здание с помещениями для содержания военнослужащих, арестованных за дисциплинарные проступки.
      «Губа» - разговорно-жаргонное название гауптвахты.
        В 2002 года были внесены изменения в устав внутренней и караульной службы Вооружённых сил России, отменяющие наказание в виде помещения на гауптвахту, но уже через 4 года их восстановили.
        Во многих странах гауптвахта отсутствует, основным наказанием для военнослужащих является денежный штраф и выговор.
 
(2)    Употребляемое моряками выражение. Стало названием известной тогда песни, исполняемой ансамблем песни и пляски Северного Флота. А на бескозырках моряков «Стройного», весь период пока они находились в расположении Черноморского Флота, гордо красовалось - «Северный флот».

(3)   Песня "Как провожают пароходы", слова Константина Ваншенкина.

(4)   В СССР военнослужащие-срочники за преступления и нарушения приказов отправлялись в дисциплинарный батальон. Советский дисбат - это, фактически, тюрьма для военнослужащих-срочников. Порядки там были похлеще, чем в тюрьме, хотя попадали туда в основном не за уголовные преступления, а за проступки, за которые на гражданке могли лишить премии, пропесочить в стенгазете, ну или посадить на пятнадцать суток.
           Попасть в дисбат было довольно легко, но попадёшь, или нет - зависело от командира. Часто отправляли за самоволку, иногда за то, что два-три раза уходил к девушке на свидание без увольнительной, это называлось «систематическое нарушение дисциплины». Иногда за утрату и порчу имущества, и более серьезные проступки. Максимальный срок - три года. Обычно дисбаты выполняли самые тяжелые работы.
           Многим время пребывания в дисбате не засчитывали в годы службы и после отбытия наказания приходилось дослуживать оставшийся срок.
           После распада СССР большинство дисциплинарных частей было расформировано, на территории бывших союзных республик их почти не осталось. В России в настоящее время есть две таких части, где отбывают наказание несколько сотен человек.

(5)    Приказы об объявлении очередного призыва в армию и на флот, и начале демобилизации отслуживших установленный срок, подписывались Министром обороны СССР два раза в год, весной и осенью, и публиковались в газетах в чётко установленные дни. Осенний - 27 сентября. Поэтому с 19 июня начинался отсчёт дней, оставшихся до выхода приказа: стоящий дневальным в казарме молодой солдат, вечером, перед отбоем, громко объявлял: «Сто дней до приказа!». На следующий день объявлялось: «Девяносто девять дней до приказа», и так ежедневно.